Непонятно. Если только весь расчёт и не был на эту непонятку. Сбить с толку и выиграть время…
Дюбин взгляд застыл: им показали быка, что сорвался с привязи, раненого старика, который нуждался в помощи, его пустые ладони… Костыли с папахой. Дед делает попытку проползти ещё, его рука натыкается на какой-то бугорок на дороге…
И Дюба всё понял. И понял, что не успевает. Рука старика отыскивает на дороге присыпанный пылью предмет: мобильный телефон. Именно с помощью мобильников они активировали заложенные фугасы! Сбить с толку и выиграть время. А командир уже добрался до костылей и сейчас поднимет их…
– Телефон! – кричит Дюба, но времени больше нет. Его украли у них, остаётся плыть по течению. Дюба тут же производит выстрел, он бьёт на поражение и видит, как палец старика всё же успевает нажать на кнопку вызова. Старик уже мёртв, и ничего не происходит. Дюба побежал:
– Ложись, командир!
Ничего не происходит, но украденное у них время сжимается, и события словно выстраиваются в один параллельный ряд. Эхо от выстрела ещё рикошетит по ущелью, командир оборачивается, его глаза кажутся очень тёмными. Дюба бежит, формируется запоздалая длинная мысль: надо было бить по руке, он бы не успел активировать детонатор, но снайпер – Абдулла, Дюба мог промазать, а времени на всё не было; старик предпочёл отправиться в куриный рай, ничего пока не происходит лишь потому, что на детонаторе таймер с задержкой; тёзка…
Он прыгает, и в следующее мгновение происходит мощнейший взрыв. Дюба сшибает командира с ног, увлекая его за собой, и летит дальше. В звенящем безмолвии он летит в темноту.
– Тёзка! – голос командира. – Тёзка…
И тишина. Звенящая тишина и покой.
…Взрыв оказался сигналом, прелюдией. В тот день колонна попала под обстрел, её накрыло кинжальным огнём. Дюба этого не знал.
Командир остался цел, везунчик. Отделался лёгкой контузией и смог организовать довольно эффективную оборону своего участка. Иначе была бы мясорубка. Но она и так была.
Дюба всего этого не знал. Он пришёл в себя только в госпитале, далеко внизу, на равнине. Открыл глаза. Тогда к нему впервые явился розовый слон, чтоб ему не было так страшно. Дюба догадывался, из какого места он пришёл, ко многим оттуда являлись чудовища, но его слон оказался добрым. Он обещал прийти ещё, когда наступит пора перемен, а Дюба обещал узнать его. И помнить. Но сейчас он открыл глаза. Раненых в госпиталь свезли много, но вместо густого запаха крови, вокруг пахло лишь медицинским спиртом и лекарственными средствами.
Дюба этого не знал, но тем взрывом ему оторвало ногу.
Служебный автомобиль Игоря Рутберга свернул с Рублёвского шоссе. До дома оставался короткий участок просёлочной дороги. И рядом с изогнутой трубой теплоцентрали снова стояло это. Недоверчивая и еле приметная улыбка на губах Игоря Рутберга уже растаяла.
– Останови, – велел он водителю. Перевёрнуые костыли, поставленные крест-накрест, и сверху нахлобучена дырявая ушанка. Охранник Николай обернулся, шеф молча смотрел в окно. Николай позволил себе проследить за его взглядом – какой-то бомжара-инвалид сидел у трубы теплоцентрали. Смотрел на остановившуюся машину. В салоне стало очень тихо. Шеф открыл свою дверцу.
– Игорь Марленович, – начал Николай.
– Сиди, – оборвал шеф. И вышел. Николай стал открывать свою дверцу.
– Сиди, Коля, – остановил шеф. – Сиди.
И пошёл вперёд. Николай переглянулся с водителем. Он сейчас всё равно выйдет, потому что обязан находиться рядом с шефом. Тем более в нештатной ситуации. Он так и поступил:
– Игорь Марленович!
Бомж поднял глаза и сказал:
– Ну, привет, командир. Узнал?
Игорь Рутберг молчал. Николай был уже рядом. И понял, что шеф улыбается. И что прежде он у него не видел такой улыбки.
– Тёзка, – чуть слышно произнёс Игорь Рутберг.
Глава восьмая
17. Улики и мотивы (гравитация)
– Вот тут улики, – Егорыч провёл рукой в воздухе, будто чертил на школьной доске. – А вот тут мотивы! И никаких мне колец всевластия! Поняли? Сухов и Ванга сидели с каменными лицами и серьёзно кивали. Егорыч выставил левую ладонь раскрытой вверх, а правой похлопал по ней.
– И потом мне сюда отчёт о проделанной работе. Ясно?! И если где-то хоть мелькнёт колечко ваше – оба отправитесь прохлаждаться, – подумал и добавил: – В солнечный Магадан. Всё ясно?
Ванга и Сухов ответили одновременно:
– Так точно, товарищ полковник! – это вышло непроизвольно, и оба испуганно замолчали. А Лёва Свиркин тяжело вздохнул.
Егорыч поморгал:
– Клоуны! – кивнул. – Ладно, работайте.
И вышел. Ванга прокашлялась.
– Охх…
Лёва Свиркин посмотрел, как закрылась дверь:
– Сам пришёл… Даже не вызвал к себе. Плохой знак.
– А чего это он опять про Магадан заладил? – не понял Кирилл.
– У всех свои страхи, молодой человек, – Свиркин посмотрел на потолок.
– Какие?
Лёва и Сухов переглянулись, Ванга оживилась, Кирилл вопросительно ждал.
– Ну… – Сухов помялся. – Егорыч по молодости накосячил и… туда его перевели, словом. Только это между нами.
– Тоже мне, секрет Полишинеля, – осклабился Свиркин. Постучал пальцами по столу. – Считай, легко отделались. Если сам явился, да про Магадан…
Кирилл посмотрел на монитор своего компьютера.
– Ну, в общем, он прав, – перевёл взгляд на Свиркина, – хотя Лёва уверяет, что это конфликт старого и нового…
– Э-э, молодой человек! – отмахнулся Свиркин. – Боже ж ты мой, я сам с блокнотиком, карандашом и старой доброй лупой в кармане.
– Я к тому, что если мы и принимаем вашу рабочую модель, – Кирилл пристально посмотрел на Вангу и Сухова, откинулся к спинке стула, почесал затылок, – то у многих очень даже перспективные мотивы.
– Ладно, давай дальше по списку, – предложил Сухов. – Что там у нас следующее? После издателя?
– Галерист: Орлова Ольга Павловна, в девичестве Протасова, близкая знакомая Форели, – совершил пальцами неопределённый жест. – Муж – Орлов Кирилл Сергеевич.
– Что, тот самый? – удивлённо поинтересовался Лёва. – Граф Орлов?
– Да. В браке они больше семи лет. И… если, как деликатно выразилась Ванга, «потенциально у них с Форелью возможен роман», чем не мотив?
– Сенатор и олигарх?! Боже ж ты мой, о чём вы, дети мои? – возмутился Лёва.
– Ревность всегда была одним из главных мотивов, – сказал Кирилл.
– Как и деньги, – бросила Ванга. – У него, кстати, были проблемы с игровой зависимостью.
Сухов вскинул брови, посмотрел на нее:
– Игрок, значит?
Та кивнула:
– С кем не бывает, но стоит взять на заметку.
– Я не об этом, – постарался объяснить Лёва. – Когда проверяли адреса, где поц появился, кто из окружения Форели мог быть как-то связан… Они же все обеспеченные люди. Состоятельные люди! А это нищебродские районы. Где резиновая баба – хотя бы восточное Измайлово, а там, где… он оставил нам волоски, – вообще Люблино.
Ванга уставилась на Свиркина. Его постоянные заверения, что он не лезет на чужое поле… Ведь он – интеллектуальный провокатор; он постоянно делает заявления, для которых потом сам находит контраргументы, и у него великолепное чутьё… Если его разозлить… Что там у тебя с этими адресами, Лёва? Ведь вроде проверено всё, что не даёт тебе покоя?! Ванга сделала пометку вернуться к этому и принялась слушать дальше. Они с Суховым и так очень много сегодня всего сказали.
– Лёва, – решил напомнить Кирилл. – У нас нет потомственной аристократии. К тому, что люди богатыми становятся. Недавно. Там мог кто-то жить в детстве или, как ты выразился, в нищебродской юности…
– Ну, разумеется, разумеется, молодой человек, – с иронией отозвался Свиркин.
«Вот ты, Кирюша, и попался на провокацию, – подумала Ванга. – Но… Лёва и сам не понимает, что его беспокоит в этой истории с адресами. И честно признать, я тоже. Но ведь беспокоит! Так что, созревай, Свиркин».
– Возвращаясь к Орлову Кириллу Сергеевичу – мотив налицо. Думаю, стоит проверить его алиби.
– У него есть, – как-то сонно произнесла Ванга.
– Вот как?!
– По крайней мере, по первому эпизоду с бабой из секс-шопа, – Ванга привычным жестом потёрла себе висок. – Он был на заседании правительственной комиссии.
– Значит всё-таки проверила уже? – улыбнулся Кирилл.
– Нет, – она качнула головой, посмотрела на Сухова. – У меня есть знакомый, Сухов знает… Он тоже там присутствовал. Отсюда мне известно.
– Какие наши годы! – восторженно воскликнул Лёва Свиркин. – Превращаемся в полицию Беверли Хиллз.
– Чего я знаю? – насупился Сухов.
– Пригласительные, выставка, – напомнила Ванга.
– А-а…
– Слова-то какие: сенатор, писатель, выставка…
– Лёва, перестань развлекаться, – попросила Ванга.
– Хорошо, – пообещал тот.
– Ну, собственно, на сегодня – это весь список. – Кирилл машинально чуть отодвинул от себя ноутбук. – Кто мог бы знать о наличии рукописи и новой книги.
– Ещё сам Форель, – вдруг сказал Свиркин.
– О-охх, – вздохнул Кирилл.
– Что?! На сегодня он такой же подозреваемый…
– Конечно, человек знает, что он начал новую книгу, – проворчал Кирилл. – Хорош, правда, ваньку валять…
– Сухов вон подозревал его, – напомнил Лёва, но посмотрел на Вангу. – Это оказалось ошибкой. Теперь, я полагаю, даже наша принцесса так не считает.
Ванга продолжала что-то чиркать на листке бумаги, потом положила ручку, обвела взглядом всех присутствующих:
– Форель либо в центре всего, либо составная часть всего. Так или иначе, вокруг него вертится. Но… – постучала пальцем по листку, – все обнаруженные нами улики противоречат мотивам. И вообще здесь… – она замолчала.
Свиркин смотрел на неё серьёзно и ждал, но она молчала. Сухов кашлянул:
– Позволишь? – спросил у Ванги, та кивнула. – Она имеет в виду, что в этой схеме есть как бы… избыточные элементы. Мы полдня её крутили.