Телефонист — страница 36 из 89

– Как иногда странно всё лежит, да? – Сухов отхлебнул воды. Перед ним стоял заказанный виски, но пока он к нему не притронулся.

– Ты про расклад?

– Да нет… Ищешь не там, где находишь. Находишь не там, где искал. И не то.

– Ну, всё же не совсем не то. – Ванга нахмурилась. – Насчёт Форели-то мы всё же шли за подтверждением.

– Он прямо побледнел, да? Там это… освещение.

– Ольга побледнела. И взяла его за руку. Но он был шокирован. Хотя держаться умеет.

– Да уж, оценил. И не ожидал, честно говоря.

– На тебя он тоже смотрел… типа с ужасом.

– «Это невозможно» – вот что он прошептал тогда.

– Сухов, он даже и не пытался скрыть своей первой реакции. В отличие от Ольги. И про… даты Форель спросил у тебя сразу?

– Нет, говорю же… Вроде как выдохнул, взял себя в руки и спросил, могу ли я точно назвать числа, когда что произошло, в каком порядке. Это очень важно для него.

– А ты?

– Рассмеялся. Сказал: вы же пишете об этом книги. Конечно, я могу назвать точные числа – это ведь моя работа. Он смутился и даже посмеялся над собой. Это, кстати, разрядило обстановку. Ванга, он чист.

– Похоже. Только и совпадение…

– Наверняка. Хоть от этого… Жуть какая-то.

Ванга извлекла из сумочки лист бумаги, развернула его. Оказывается, она таскала свою схему с собой. Сухов обратил внимание, что вокруг квадрата с датой появления резиновой куклы знаков вопроса поставлено почему-то больше.

– Знаешь, сперва ведь их выдала Ольга. Я сразу поняла. Ей известно содержание рукописи, а не только, что она есть. Это стопроцентно. Ольгина реакция их и выдала. И как она взяла Форель за руку… Всё стало ясно. Хренова Лёвина гравитация…

– Это твоя схема, Ванга. – Несколько устало улыбнулся Сухов. И наконец решил отпить глоток виски. – А вот издатель… Сюрприз.

– Для них всех это стало неожиданностью. И это надо понимать: не характерно для поведения преступника. А почему ты решил сперва показать фотки с резиновой бабой?

– Из-за моей знаменитой великой интуиции, – Сухов ухмыльнулся. – Не знаю. По мере появления событий, наверное.

Ванга подумала, кивнула. Посмотрела на стакан Суховского виски, затем перевела взгляд на его лицо. Снова кивнула:

– Это было очень верно. Возьми ты сразу быка за рога… Эмоциональная реакция на ролик гораздо сильнее, и тогда бы Ольга не…

– И мы бы прозевали издателя, – Сухов отхлебнул бурбон ещё раз.

– Угу. Повезло, можно сказать.

– Аркаша, что ж ты за фрукт-то оказался? Переглянулись…

– Ты меня не слушаешь, Сухов! Это была бы реакция заговора, условно говоря… Не переглянулись, Сухов, нет. В этом-то всё и дело! Ольга посмотрела. А тот и виду не подал. Пока ты показывал им бабу из секс-шопа, вперился взглядом в твой телефон, как отрезал.

– Ты говорила, даже с интересом смотрел.

– С каким-то херовым любопытством, что ли. Но… Он мне не понравился, и я не хочу примешивать тут каких-то личных оценок.

– То есть, он не ответил на её взгляд?

– В прямом смысле нет.

– Ванга…

– Сухов, – нетерпеливо сказала она, – существует же периферийное зрение. И векторы эмоционального напряжения. Никогда не чувствовал, что ли? Например, гнетущей тяжести между собой и кем-то.

– Ясно.

– К тому, что в обычном смысле слова они не переглядывались. Там произошло что-то другое. Может, для этого нам и нужно было сбежать сюда, чуть остыть.

– Не спугнуть? Ясно.

– Ну… разложить по полочкам, скорее. Ольга… Понимаешь, когда ты начал им показывать фотки с резиновой бабой, это и случилось. Ольга быстро посмотрела на Григорьева. Не то что с ужасом и не то что… с отвращением. Очень странная эмоция. Сплав неверия, негодования, осуждения, – она почесала себе щёку. – Даже презрения. Или брезгливости.

– На убийц не смотрят с брезгливостью, Ванга.

– Да знаю я всё! Вот и не могу понять. Как какой-то… Я уж было подумала о… типа шантаже, но тоже не то. Чего смотришь – опять увлекаюсь?

– Да, по-моему, поздновато для таких замечаний, – усмехнулся Сухов.

– Вот, наверное: им двоим, Ольге и издателю, известно что-то большее, чем Форели. Что-то, что сперва казалось Ольге… незначительным.

– Ванга, – вздохнул Сухов, и, словно не подобрав лучшего слова, добавил: – Увлекаешься.

– Язык жестов, Сухов. Возможно, моя трактовка пока… бесформенна. Я тебе просто даю картину их первой эмоциональной реакции. Форель – шок, сразу. Он описал то, что происходит в действительности, поэтому и спросил про числа. У Ольги реакция сложнее, и она меняется.

– Ты говорила.

Ванга придвинула к ним ближе лист со схемой. Поводила пальцем между двумя квадратиками «Ролик» и «Кукла», словно между ними чего-то не хватало, какое-то противоречие, которого она никак не видела, словно Лёвина гравитация действительно указывала здесь на наличие ещё одной чёрной дыры.

– Я размышляю вслух. Давай, может, услышишь ошибку. В самом начале Ольга… Смотри: этот, пусть не осуждающий, но явно… неприязненный взгляд на Григорьева, и она непроизвольно кладёт руку на ладонь Форели. Знаешь, даже странно, такое, защитное… Словно Форель ни при чём, и она будет его оберегать. Жест защиты. А потом ты показываешь им ролик. Две свечи. И реакция другая: шок, Ольга бледнеет, им страшно, им всем страшно. Ольга смотрит на Форель и в ужасе сжимает его ладонь. «Всё, как ты написал», – говорит её взгляд. Жест отчаяния и страха. Совсем другая реакция.

Сухов быстро посмотрел на нее. Невесело усмехнулся и сказал:

– Тут я с тобой согласен.

– Язык жестов… Ольгин взгляд… выдали их. Совпадения стопроцентные, тут даже доказывать ничего не надо. Именно потому что и для них самих всё стало неожиданностью, шоком! Иначе бы они подготовились.

– И Аркаша?..

– Да в том-то и дело! Он-то потом был напуган больше всех. И вот это две разные реакции, начальная и потом, меня и сбивают с толку. Там ещё что-то было. Возможно… совсем личное.

– Говори.

– Я зашла вымыть руки. Уже после демонстрации ролика. И наткнулась на Ольгу. Она говорила по телефону, вполоборота, меня она не видела… Была очень возбуждена, ну, жестикулировала прям, – Ванга показала руками. – Я случайно услышала и тут же заступила за перегородку, где умывальник, и прислонилась к стене. Если что, просто привожу себя в порядок.

Сухов ещё прихлебнул виски.

– Она требовала, чтобы кто-то отстал от неё. В довольно жёсткой, прямо ультимативной форме.

– Отстал?

– Вот дословно, что я успела услышать: «Не лезь в мою жизнь! Меня нет, понял?! Ты для меня не существуешь». И потом вроде бы: «Как и она».

– Она?! Почему вроде бы?

– В туалет ввалилась стайка шумных девиц, и я смешалась с ними. А Ольга прекратила разговор. И вышла. Меня, по-моему, так и не заметила. Поэтому – вроде бы.

Сухов покрутил стакан, полюбовался, как переливается напиток.

– Сразу после ролика, говоришь? – спросил он.

– Нет. Но почти.

– Думаешь, Аркаша? Или Орлов?

– Не знаю. Вряд ли Аркаша.

– Хотя для бесед с мужем – не самое подходящее место. И время.

– Аркаша, конечно, бонвиван.

– Бабник, – уточнил Сухов.

Ванга отмахнулась от его реплики. Ее взгляд опять сделался странным – эта сонная задумчивость. Сухов поймал себя на довольно неожиданной и даже дикой мысли: такими, наверное, становятся ее глаза, когда она целуется. А может, и нет… И не о том он сейчас думает, его это не касается. А усталости и эмоциональному напряжению нельзя позволять рулить собой. Сухов рассудительно кивнул:

– Выходит, издателю и Ольге есть, что скрывать, пусть по разным и пока не выясненным мотивам.

– Верняк! Но ещё раз, Сухов, там произошло что-то странное, не ошибиться бы.

– Не знаешь, зерно и кукурузу можно смешивать?

– Чего?

– Я пил односолодовый, а это бурбон, – Сухов покрутил свой стакан с напитком.

Ванга как-то хмуро взглянула на него и отвернулась.

– Что, подумала о Форели? – спросил он. – Предохранители сгорели?

Молчала, а потом чуть ли не выкрикнула, словно с отчаяния:

– Да не знаю я!

К счастью, в заведении больше никого не было, и девушка в далёком углу за стойкой лишь сонно посмотрела на них.

– Можно мешать.

– Что? – не понял Сухов.

– Бурбон твой… И то, и то – зерно.

– А-а… Уже мешаю.

Ванга взяла лист со схемой, свернула в маленький конверт, убрала в сумку. Достала оттуда пачку сигарет, покрутила в пальцах, бросила обратно. Застегнула сумку, убрала её со стола. Michael Kors, успел прочитать Сухов.

– Ух, какие тут только мысли не лезут в голову.

– Форель? – он пристально посмотрел на неё. – Множественные личности?

– Да бред, – отмахнулась она.

– Признайся, думала об этом? – настаивал Сухов. – Тогда им есть, что скрывать, Ольге с Аркашей. Мы имеем дело с глубоко больным человеком, но один скрывает это из любви, другой из-за денег…

– Сухов, ну ты…

– Ну а что? Та личность, что в тени, и творит преступления. Форель ничего не знает, описывает всё в своих книжонках. Ольга и Аркаша по косвенным признакам стали догадываться, но скрывают от него. Заодно и от нас. Чем не сценарий?

– Сухов! Проходили… Опять какой-то роман ужасов про психопатов описал. И вообще, любви… Тогда бы она попыталась его лечить, а не дала разгуливать с гильотиной по городу. Нет.

– Возможно, она лишь догадывается, как и издатель. Это не может не пугать, вот они и переглядывались.

– А часы за стеной, а волоски.

– Ну, тут моей квалификации не хватает, – он ей улыбнулся, под глазами опять залегли круги, а ведь только что на вечеринке был весь из себя бодрый и свежий. – Тут эксперты-мозгоправы, тяжёлая артиллерия… Возможно, есть ещё одна личность, третья, и она спешит поскорее со всем покончить.

– Сухов, ну что ты… правда, лучше остыть.

– Я только максимально широко трактую все возможные варианты.

– Зря ты так, – вдруг печально обронила Ванга. – Просто он не нравится тебе.