– Форель? Наоборот. Сегодня даже понравился. Как держался. Да и вообще, что-то в нём есть. Я б и сам не хотел, чтобы так было. Просто… Неправильно это. Однако…
– Неправильно, – кивнула Ванга. – И про книжонки ты зря…
– Знаю. Но уж ты будь помилосердней. Ксюха, понимаешь?.. Мне необходима эта дистанция с подозреваемым. Если окажется…
Ванга усмехнулась:
– Смотрю, и правда, он тебе сегодня понравился, романтичный ты мой. Как он написал: офицер и джентльмен?
– Очень смешно, – скривился Сухов.
И тогда зазвонил телефон. Они посмотрели на дисплей. Потом друг на друга.
– Вот и первый ответный ход, – сказал Сухов.
– Включи громкую связь, – попросила Ванга.
Сухов ещё раз обвёл взглядом пустынный бар, даже сонная девушка за стойкой куда-то делась. Нажал на зелёную кнопку начала разговора.
Это был Форель.
– Сухов, происходит что-то чудовищное! – заявил писатель без предисловий. – Это невозможно. Но это и происходит.
– Вы выпили? – сказал Сухов.
– Ещё как, – заверил Форель. – Да я в хламьё! А вы бы не выпили на моём месте?
– Мне трудно представить себя на вашем месте, – сказал Сухов.
– Сухов, – шёпотом одёрнула его Ванга.
– О, громкая связь, – понял Форель. – Так даже лучше. Она права, Сухов, так вести себя не обязательно! Меня ещё ни разу не считали подозреваемым, кроме как в вашем воспалённом воображении, как и шизофреником, не ведающим, что творит. Как-то не давал никому оснований.
Сухов будто беспомощно посмотрел на Вангу. «Мысли читает», – сказал его взгляд. Ванга молча пожала плечами: «А чего ты хотел? Просто логика».
– Я имел в виду, что вы – известный писатель, а я – простой следователь.
– Это всё неважно, – отмахнулся Форель. – Это грустно и неважно… Можете считать, что хотите. Но тогда вам придётся объяснить себе гораздо более безумные вещи.
– Простите? Не успеваю…
– За моей мыслью?! Сухов, бросьте этот идиотски-вежливый тон. Я не капризный напившийся ребёнок! У нас проблемы посерьёзней, и для игрушек поздновато.
– Хорошо. Я вас не понимаю, но – хорошо.
– Сухов, я сейчас сделаю очень важные признания. Которые повторю завтра в вашем кабинете, трезвым и в таком же присутствии вашей замечательной Ванги. Усекли? Договорились?!
– Говорите, – Сухов посмотрел на напарницу, но та не сводила глаз с экрана телефона.
– Только сперва предварительные замечания. Чтобы уж сразу внести ясность. Я не зря спросил у вас про числа. И дело не в том, что во все эти дни у меня есть алиби, которые вы, скорее всего, уже проверили…
– Проверили, – подтвердил Сухов.
– Только это ничего не меняет, – возразил Форель. – Я ведь писатель, и могу предположить самые дикие вещи и допустить всё что угодно. Похлеще вас, Сухов. Поэтому просто сверим часы: видеоролик убийства снят тридцать первого марта, вам его прислали первого апреля. Верно?
– Совершенно точно.
– То, что вы назвали «бабой из секс-шопа», эта дешёвая инсталляция, – тремя днями раньше, а именно, двадцать седьмого марта.
– И здесь правильно.
– Отлично, фиксируем. Вот вам мои признания: то, что снято на ролике, полностью совпадает с сюжетом главы моего нового романа. О чём вы, видимо, уже догадались.
– К сожалению…
Форель невесело усмехнулся.
– Совпадает в мельчайших подробностях, Сухов, а не в деталях, понимаете? Глава даже так и называется – «Две свечи». Название, которое, как я считал, было обнародовано сегодня впервые на выставке. Ванга, что вы молчите?!
– Пытаюсь вас слушать, – как можно мягче сказала она. – И это правда… дикость какая-то.
– Невероятно, да? Прежде мы имели дело с последователем, даже если привязывать его к моему тексту. Но одновременные действия… Только это ещё не всё. Есть кое-что похуже.
Форель замолчал. Сухов собирался что-то сказать, но теперь Ванга положила ему ладонь на руку, почти как Ольга, склонилась низко к телефону и тихо произнесла:
– Мы вас слушаем.
– Похоже, надо мне ещё выпить… Это я не могу объяснить даже себе, как ни крути. Уже не одновременные действия, даже если предположить, что у кого-то есть доступ к рукописи… Ничего не выходит.
Теперь Ванга левой рукой сжала ладонь Сухова, а указательный палец правой поднесла к своим губам.
– Когда вы сбежали, с вашими, уж простите, ментовскими штучками, играми, добрыми и злыми следователями, я выпил и прикинул все варианты. Понимаете, я всегда прячу рукопись и чего только не думал, даже о компьютерном шпионаже, даже о сраных телепатах… Не сходится.
– Вы имеете в виду синхронность с текстом?
– Вы ведь уже поняли, Ванга, вы очень сообразительны. Похуже.
– Хотите сказать…
– Да, совершенно верно. Не сходится вот что: двадцать седьмого марта, когда вам доставили резиновую дуру, главы «Две свечи» еще не существовало и в помине. Я даже не знал, как она будет называться. Работал над ней, но закончил только двадцать девятого к вечеру, ближе к пяти, и название всплыло само, когда я уже поставил точку.
– Вы… уверены в этом?
Форель засмеялся, потом стало слышно, как он что-то налил себе и выпил одним глотком.
– Сухов… это в жизни у меня всё наперекосяк, с текстом я – педант. У меня числа проставлены. А иногда и время. Как, мать его, объяснить такое, а? А ведь нужно ещё время на подготовку, чтобы провернуть такое… с этой резиновой дурой… Да и квартиру найти. Напечатать вам записку на лазерном принтере. Что там ещё?! Как?! Может, напьёмся и вместе объясним?! Я… один, боюсь, не справлюсь.
– Двадцать девятого, – повторил Сухов, словно только что сейчас осознал. – Ну, а если черновики?
– Нет никаких черновиков.
– Простите, не лезу в вашу кухню…
– Да не в этом дело, – кисло сказал Форель. – Я ведь от руки пишу. А потом сам набираю, уже с первой правкой. Вот и весь черновик. Я бы мог вас обманывать, Сухов, даже в этой ситуации был бы рад, но как я себя-то обману?! У меня ведь число стоит.
– Ну а если кто-то из домашних… простите, я об утечке только…
– Я живу один. И уж чтобы с этим не оставалось вопросов, Ванга, даже если допустить о моих близких самые чудовищные вещи…
– Не хотели вас обидеть.
– Знаю. Но нам надо найти выход. Так вот: на сегодня написано и набрано только три главы, последняя и есть «Две свечи». Кроме меня текст прочитал – не знает о существовании рукописи, а прочитал, – только один человек. Ольга. Куратор выставки. И случилось это после первого апреля, поверьте. И уж точно после двадцать седьмого марта. Я не знаю, чего вы там себе надумали, но даже мой издатель получил первую часть текста только сегодня. Но повторяю: если допустить самые дикие вещи о моём окружении, в том числе утечку, – это в лучшем случае объясняло бы синхронность событий, но никак не опережение. Ну как, Сухов, у меня были основания напиться в лоскуты?
– Это… правда дикость какая-то.
– Что происходит, а, Сухов? – горько спросил Форель.
Ванга написала что-то на своём телефоне, протянула Сухову, он прочитал: «Не говори ему об Ольге и издателе». Кивнул.
– Мне бы прочитать вашу рукопись, – попросила Ванга. – Разумеется, на условиях конфиденциальности.
– Конечно, – просто сказал Форель. – Завтра всё будет. Думаете там чего-то найти? Хорошо бы…
– Уже сегодня, – сказал Сухов.
– Да, правда, уже пятница, – удивилась Ванга.
– Тринадцатое, – добавил Форель. Усмехнулся: – Даже здесь бред какой-то… Как в дешёвом ужастике. Бред и трэш, пока вас не коснётся. Всё бред и трэш…
– Понимаю, – сказал Сухов.
– Думаете? Простите, вряд ли: придуманный вами персонаж не отрубает сейчас людям головы.
Ванга снова взяла Сухова за руку, но он всё равно сказал:
– И это я понимаю. Понимаю вас — такое даже представить трудно.
– Угу. А вот мне пришлось… Ну вот, я вам выложил всё. Что называется, на стол. И как мне дальше быть? Как дальше писать?!
– Где вы сейчас находитесь? – вдруг спросил Сухов. – Мы могли бы приехать.
– Завтра, Сухов, – горько усмехнулся Форель. – Позвоню и приеду. А сейчас пойду и ещё выпью. Чтоб уж точно не видеть никаких снов.
22. Этим же вечером
Он пришёл поздно, и хотя мне не терпелось узнать, как прошла выставка, я сделала вид, что сплю. Немножко обиделась, что не взяли с собой на открытие. И на него, и на Вангу. Надеялась, что они бы смогли подружиться с Форелью. Тем более, учитывая, что всё продолжается. Смогли бы помочь друг другу. Глупо, наверное, но такая у меня была мечта.
Открыл дверь моей спальни и немного посмотрел, как я сплю. Я хотела было повернуться и почувствовала, что он опять мрачный. И опять выпил. Нормального разговора не получится. Ладно, утро вечера мудренее.
Он тихонечко затворил за собой дверь, и я поняла, что опять закрылся в комнате с маминым компьютером. Он очень скучает по ней. Я тоже, хотя почти её не помню. Папа, мой папа, как мне помочь тебе? Как помочь нам всем? Скажи! Я сделаю всё, что угодно, лишь бы тебе не было так печально. И не было так больно.
Сообщение. Их несколько. Новые окошки в неведомый мир. И стилизованный значок. Супергерой. Адреса меняются, а корреспондент всё тот же. Неопределяемый электронный адрес. Письма из прошлого и письма из будущего. От неизвестного друга. Или врага. И это её компьютер. Лучшая модель 2008 года. Корреспондент опять ждёт. Друг или враг. И запотевшая рюмка водки. На столе. Как в бездарной песне.
«Привет, – отвечает Сухов и быстро набирает: – Скажи, ты знал?»
«Я знаю всё, что может быть в Сети. О чём ты спрашиваешь?»
«Форель. И Телефонист», – набирает Сухов.
Рюмка водки. Но пока подождёт.
«Конечно» – смайлик. Недолгая пауза. «И сразу тебе об этом сообщил».
Это правда. Сухов думает, что хорошо, что он слегка пьян. С этим корреспондентом так общение выходит лучше.
«Опять анализ? – набирает он. – Всего лишь анализ?»
«Так точно! Но тебе следует корректней задавать вопросы».