Но дом на излучине Дюбе скорее даже понравился. Нет там никаких карликов. Не может быть! Командир никогда бы не привёз его в плохое место.
Дюба видит, что хозяйка уехала, забрав с собой мальчиков, с любопытством разглядывавших его обрубок, и можно пойти прогуляться. Мальчикам Дюба смастерил кораблик с моторчиком на резинке, чтоб гоняли его по весенней воде, и хоть у них полно игрушек, оба пришли в восторг.
Дюба вышел во двор. Галдят птицы. Вернулись из дальних краёв, ветер шелестом поёт в соснах свою весеннюю песенку. Жизнь прекрасна, хотя в ней есть и плохое. Есть лицевая сторона и изнанка, и есть дурные сны. Вопрос, как с розовым слоном, на какой стороне ты предпочтёшь оказаться, когда настанет срок. Дюба повернул голову и посмотрел туда, где, по его мнению, мог бы находиться дом на излучине. Ветер в соснах… Он этого не знал, но на мгновение его взгляд снова помрачнел:
– Ты никогда прежде не приходил ко мне в кошмарах, – говорит Дюба своему розовому слону. И хоть никаких хищных карликов в этом мире не может существовать, он всё же добавляет: – И ты привёл меня сюда, потому что никогда не ошибаешься.
Когда от Игоря Рутберга пришло сообщение в Ватсап, Ванга сперва не обратила на него внимания, решив, что это очередное приглашение на свидание. Каким-то странным образом она была даже благодарна обстоятельствам за то, что они загрузили её работой. Она отвыкнет от Игоря, так будет легче порвать с ним. Конечно, хамить, не отвечать и игнорировать она не собиралась – это всё мы оставим малолеткам. Но Игорь Рутберг оказался прав – Ванга действительно «шерстила» сеть и сейчас находилась в «Фейсбуке» на странице издателя Аркадия Григорьева.
– Интересно, – задумчиво произнесла она. – А Григорьев у нас, оказывается, пожиратель рекламы. Увлечён экстремальным пиаром.
– Это что за гусь такой? – спросил Лёва Свиркин. Он попивал крепкий чаёк без сахара и пялился в экран компьютера. Как заметил Сухов, они сегодня все пялятся в компьютер.
– Гусь? – Ванга сонно посмотрела на него. «Опять что-то нарыла, – решил о ней Свиркин. – Когда такая сонная, значит где-то рядом». – Аркаша. Издатель.
– Я про пиар…
– У-у. Нетрадиционные рекламные ходы.
– Ванга, не пугай меня, – попросил Свиркин. – Он ещё и нетрадиционный…
– Лёва, вы пошляк! Но да, ты не обижаешься.
Сухов весело посмотрел на них:
– В чём там дело?
– Это его посты в «Фейсбуке», – пояснила Ванга. – Сплошное восхищение нетривиальной, даже шокирующей рекламой. Много. Обсуждения, споры… Поклонничек Ричарда Брэнсона и Оливьеро Тоскани.
– А это что за гусь?
– Фотограф. Была такая нашумевшая реклама «Бенеттона»: пробитая пулей, окровавленная куртка убитого боснийского солдата. Хотите посмотреть? Тут полно на его странице.
Они подошли. Ванга им полистала, открыла несколько ссылок.
– О как, – Свиркин смотрел с интересом. – Живенько. Декаданс консуматорского общества. Загнивают, так сказать… Но как при этом пахнут! – он изобразил наслаждение потрясающими ароматами.
– Пахнут, – ещё более сонно отозвалась Ванга.
Сухов со Свиркиным весело переглянулись:
– Она опять намерена колдовать? – спросил Лёва.
– Надеюсь, что нет, – вздохнул Сухов. Поморщился. – У меня тут тоже кое-что. Пришли результаты повторной экспертизы, я отправлял запрос. Кое-что с записями… Короче: Тропарёвский всегда звонил сам. Есть уникальные характеристики голоса…
– Ты заказал голосовые отпечатки? – Лёва Свиркин вскинул брови.
– Ну да, – признался Сухов.
– Это что-то типа отпечатков пальцев? – поинтересовалась Ванга. – Или китайская грамота?
Сухов снова посмотрел на Лёву, тот хмыкнул и закатил глаза. Сухов пояснил:
– Несколько параметров: тембр, резонанс… На распечатках выглядит, как синусоиды. Не повторяются. Такие же уникальные, как отпечатки пальцев.
– Ясно, – сказала Ванга.
– Так вот, по всем эпизодам, которые признал Тропарёвский, кроме четырёх, – это его голос. А вот оставшиеся четыре – микширование записей.
– Телефонист? – оторвалась от изучения «Фейсбука» и с интересом взглянула на Сухова.
– Вероятно, – согласился тот. – Разные голоса. Звуковая нарезка. Роботы. Любит он это дело.
– Прямо как в книгах Форели.
– Ну, возможно, – Сухов скривился. – Записи, короче, не живой голос. И вот его новое появление после долгого перерыва: 27 марта, Измайлово, резиновая женщина. Тоже запись. Все комментарии к ролику «Две свечи» с настоящим убийством были напечатаны, он ничего не говорил.
– Я помню, – сказала Ванга и посмотрела на свои ногти.
– Да, – продолжал Сухов. Ванга спохватилась, пыталась быть деликатной, но тут уж не до телячьих нежностей. – Там было написано: «Ты опять не успел». И «А ведь мог бы, да?» и смайлики. Когда он звонил по поводу резиновой женщины, он тоже сказал: «Может быть, успеешь». Запись.
– Сухов, это всё из книг Форели, – как-то странно повторила Ванга.
– Говорю же, возможно, – согласился он. – Да, так действует его герой. И в четырёх эпизодах, которые не взял на себя Тропарёвский, – то же самое. Записи. Вероятно, только за ними, этими четырьмя эпизодами, и стоит подлинный Телефонист. И вот, после затишья, ещё два его появления. Но кое-что неожиданно. Это же лежало на поверхности, но мы не придали значения: ну, решил, наконец, поговорить лично…
– О чём ты?
– С этим человеком-рекламой. Получается, мы впервые слышали его голос.
– Ты только сейчас это понял? – удивлённо спросила Ванга.
– Я не об этом. Нет, конечно… Даже экспертизу голоса заказал. Но я не об этом, Ванга. Теперь, после ознакомления с рукописью, выглядит всё немножко по-другому… А-а?
Ванга захлопала глазами. Она только что отправила файл на распечатку и теперь повернула голову, так же сонно глядела на Сухова.
– Фигня хренова, – тихо произнесла Ванга. – Это же…
– Да. Это читали только мы вдвоём. И автор. Если он не заблуждается, конечно.
– Чего читали? Чего не придали значения? – оживился Свиркин.
– Лёва, – начала было Ванга, и передумала. Обернулась к Сухову.
– Почему поц вдруг заговорил своим голосом? Переходим на новый уровень? – не унимался Свиркин. – Как в компьютерной игре?
Сухов посмотрел на него, словно увидел в своем кабинете впервые.
– Ну-у, и это тоже, – допустил он. А потом они с Вангой переглянулись, будто спрашивая разрешения друг у друга. Сухов сказал: – Он ведь позволил нам использовать любую информацию в оперативных целях? Это же не вызовет наплыва адвокатов и других бездельников?
– А зачем вы разговариваете на языке планеты Криптон? – возмутился Свиркин. – Кто-нибудь объяснит, о чём речь?!
– Чёрт, надо было сказать Форели, когда были у него, – роняет себе под нос Ванга и направляется к принтеру.
– Ладно, – кисло вздохнул Свиркин. – Меня никто не видит. И не слышит. Я – часть мебели. И я не обижаюсь.
– Дело в том, Лёва, – согнутым указательным пальцем Сухов почесал себе кончик носа, – что в пятой книге…
– В новой, – уточнила Ванга. Извлекла из принтера лист бумаги, но даже не взглянула на него. – Он дал нам прочитать то, что уже написано.
– Ага, – подтверждает Сухов. – В пятой книге Телефонист впервые заговорил со следственной группой.
– Вживую?
– Да. Перестал пользоваться записями и этими своими анонимками, – Сухов указал на свою пробковую панель. – Газетными вырезками из классического детектива. Ещё одна имитация закончена.
– Он опять на что-то указывает? – Свиркин возвращается к своей чашке с чаем, но тот уже подостыл.
– Всегда, – кивает Сухов. – Чтоб ты не сомневался. В данном случае, полагаю, что знает о книге прежде нас. И надеюсь, за этим не стоит чего-то похуже.
– Фигня хренова, – повторяет Ванга. – Какая-то чудовищная утечка! Форель чего-то не знает. Мы чего-то не знаем. И всё равно, не сходится. – Она смотрит на Суховскую панель. – Всё равно, это не объясняет время появления резиновой бабы.
– Совсем не объясняет, – соглашается Лёва Свиркин.
– Надо было спросить у Форели, для чего ему это понадобилось, – неожиданно говорит Ванга. – Чтоб Телефонист заговорил.
Сухов посмотрел на неё насмешливо:
– Ты всерьёз?! Хочешь порадовать писателя про оживший персонаж?
Ванга фыркнула:
– Я уже успела сегодня похвалить твой утончённый юмор?
– А чего? – с ехидцей рассуждает Лёва. – Это было бы очень стильное решение.
– Егорыча на вас нет! – добродушно усмехнулся Сухов.
– Стильное решение, – пробубнил Лева Свиркин, но уже без веселья. Поставил свою чашку, принялся расхаживать по кабинету. – Дурка какая-то! Даже если допустить, что кто-то настолько свихнулся, что принимает себя за оживший персонаж…
– Боюсь, что тут другой случай, – напомнил ему Сухов.
– Да и я о том… – кивнул Свиркин. – Он же не может опережать действие ещё не написанной книги.
– Опять привлекать писателя консультантом? – Сухов посмотрел на Вангу. Та его не поддержала.
– Вспомни, что он сказал: только в крайнем случае. Он не может активно сотрудничать, пока не закончит новый роман.
– А что для него крайний случай?
– Не кипятись, Лёва, – попросил Сухов. – Нам нужно его добровольное желание. И он неплохой мужик.
Теперь Свиркин переглянулся с Вангой.
– Что-то новенькое… Выпил с ним банку пива и стал поклонником?
– Нет, – сказал Сухов. – Просто он и сам хочет во всём разобраться. И каждый день, после 16:00, готов к общению. А до этого все средства связи отключены.
– Работает. Пишет. Значит, скоро будет новая книга, – глаза Лёвы Свиркина вдруг потемнели. – И новое убийство.
– Чего?!
– А вот интересно, – начал Лёва, но затем махнул рукой. – Ай, ладно, вы ж теперь друзья…
– Да уж говори, коль начал.
Свиркин вздохнул:
– Я о том, что если Форель по какой-то причине сейчас перестанет писать, например, попадёт под машину, всё прекратится?
Сухов усмехнулся. Пристально взглянул на Лёву, помолчал. Всё же заметил: