– Мы не рассматриваем такой вариант.
– Вот и ты, Лёва, начинаешь постепенно сходить с ума, – с мрачной торжественностью заявила Ванга.
– Чегой-то?
– Уверовал в оживший персонаж.
– Зря смеёшься. А что: всё логично. Поц сам указал на книгу. Копирует или даже предвосхищает несчастного писателя. И вот всё прекратится… Паника!
– Тогда он найдёт способ заставить Форель писать, – предположила Ванга. Потом хмыкнула: – Э-э-э, шутка.
– Дошутишься, игруля, – предостерёг её Свиркин.
– Мудрый пророк, – бросила Ванга.
– Свирепый, – сказал Сухов.
– Свихнувшийся, – дополнила Ванга.
– Не обижаюсь, – сказал Свиркин.
И тогда дверь раскрылась, и без стука в кабинет Сухова ввалился Кирилл, в руках у него были какие-то бумаги.
– Бинго, дети мои! – возбуждённо объявил он.
– Да-да, можно войти, – разрешил Сухов.
– Извините, но… Ванга, танцуй.
Она посмотрела на его бумаги:
– Что, я получила наследство?
– Почти. Я нашёл, кто такой Пиф. Пришёл ответ на запросы.
– Кирюша! Уже почти танцую. Ну-ка давай! – вмешался Свиркин.
– Пиф, – Кирилл постучал по верхнему листку. – Он же Епифанов Евгений Максимович. Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения.
– Епифанов, – сказала Ванга. – Поэтому Пиф.
– Был прописан по адресу: Москва, Измайловский бульвар, дом сорок три…
– Дай подумать, – сказал Сухов. – Дом Кривошеева?
– Практически, – подтвердил Кирилл. – Соседний двор. Призывался в армию на срочную службу в 1987 году. Наро-Фоминск, далее группа Советских войск в Германии.
– ГСВГ, – произнесла Ванга. – 87–89.
– Так точно, принцесса, – бодро подтвердил Свиркин.
– А вот дальше самое интересное: Григорьев и Пиф служат вместе с Наро-Фоминска, с учебки, и дальше попадают в одну часть, где к ним присоединяется этот самый Рашид. Киримов.
– Служили три товарища, – говорит Сухов.
– Преамбула, – кивает Кирилл. – А теперь амбула. Пришлось повозиться, покопался чуток в интернете. Да. Действительно. Евгений Максимович Епифанов скончался четверть века назад, в 1993 году, – он кивнул Ванге. – Информация достоверная. Но… Друзья съезжались на похороны и пообещали позаботиться о вдове. И малолетнем сыне.
– У Пифа остался ребёнок?
– Именно. На тот момент мальчику было три года. Его, кстати, назвали Максимом, вероятно, в честь деда. Григорьев присматривал за ребёнком, помогал, и когда тот подрос, отслужил, между прочим, в Псковской десантной дивизии, устроил к себе на работу. Своим помощником.
– Твоя дивизия! – Свиркин мотнул головой. – Вот она как тасуется колода. – Хихикнул: – Сейчас ему должно быть лет…
– Двадцать восемь, – с подчёркнутой вежливостью улыбнулась ему Ванга. – Кирилл только что сказал об этом.
– Угу, – упомянутый Кирилл извлёк из своей стопки бумаг нижний лист, показал его остальным. На нём была отпечатана фотография.
Цветное изображение:
– Знакомьтесь: сын Пифа, Епифанов Максим Евгеньевич. Молодой человек, без особых примет, на фоне авто, вероятно, собственного.
Ванга посмотрела на фото как-то исподлобья:
– Где он сейчас живёт? – её голос прозвучал чуть ниже привычного регистра.
– Далеко не уехал от семейного гнёздышка, – ухмыльнулся Кирилл. – Прописан на Нижнепервомайской.
– Правда, недалеко, – сказала Ванга. – Это что же такое…
– Это могло бы многое объяснить, – говорит Сухов. – Чего морщишься? Слишком хорошо, чтобы быть правдой?
Ванга как-то зябко пожала плечами:
– Сотрудник Аркаши, значит…
– Помощник, – уточнил Кирилл. – Вполне вероятно, мог бы иметь доступ к тексту. Если уж мы рассматриваем такую версию.
– В горячих точках поучаствовал? – спрашивает Сухов.
Кирилл смотрит на него с пониманием:
– Нет. Я проверил, – говорит он.
Ванга как-то странно дёрнула челюстью, подула на прядь волос, которая попыталась упасть ей на лицо.
– Макс… – растянуто произнесла она. Посмотрела на Лёву, опять в глазах это сонное выражение. – Чего ж ты у нас за гусь такой?
Сухов только сейчас понял, что за листок бумаги у неё в руках. Кирилл и Свиркин этого не знают, они не были на выставке, но Сухову это изображение хорошо знакомо. Ванга для чего-то распечатала фото главного живописного творения Форели, по крайней мере, центральной работы недавней экспозиции, «Две свечи», но сейчас словно забыла про неё.
«Что, Глупость, опять это «ж-ж-ж» неспроста?» – мелькнуло в голове у Сухова.
– Ну, либо это никак не связано, – философски заключил Лёва Свиркин, – либо… сами понимаете.
Ванга смотрит на лист бумаги у себя в руках. Наконец сонное выражение покидает её взгляд.
– Ты большой молодец, – кивая, она хвалит Кирилла.
– Ну что, будешь танцевать? – спрашивает тот.
– Уже, – теперь кивает горячей. – Вовсю.
– Статический танец, – говорит Лёва Свиркин. – Фирменный знак девушек-сыщиков.
Сухов смотрит на Вангу, хочет что-то добавить, его что-то очень не устраивает, но ей снова приходит сообщение в Ватсап.
– Извините, – просит девушка-сыщик. Отходит в сторону со своим телефоном. Самое свежее сообщение от Ксении Суховой: «Надо поговорить» – и больше ни слова. Как обычно. Даже без приветствия. Хочет казаться крутой и немногословной. Минималистика… Ванга улыбается: возраст, сама такой была. Всё же тень тревоги на лице: очень непростой возраст. Предыдущее сообщение от Игоря. Ванга открывает его. И видит фотографию Дюбы. Читает то, что ей написал мужчина, которого она должна бросить. Молчит. Сухов видит, как застыло её лицо. Ванга расширяет фото Дюбы на весь экран. Всё ещё молчит. Что происходит? Что-то сегодня совпадения льются, как из рога изобилия. Это дары? Или…
«Бойся данайцев, дары приносящих», – мелькает мысль. И хоть она довольно банальна, эта мысль, ей всё же удаётся застрять некомфортной занозой где-то на краешке сознания.
Или это просто не связанные друг с другом события.
Наконец Ванга улыбается.
«Вот кто действительно крутой! – думает девушка-сыщик со склонностью к весьма пограничным оценкам. – Хэппи бомжик».
Глядя на весёлую физиономию Дюбы, невозможно не улыбнуться. И перед тем, как показать его фотографию Сухову, она говорит вслух:
– Похоже, и правда – бинго!
Глава двенадцатая
29. Разговор с Мадам
– Я думаю, что это не связанные друг с другом события, – добавил её работодатель и замолчал.
«Чёрт, всё-таки не вовремя я уехала, – подумала Мадам и переложила телефонную трубку к другому уху. – Вот ведь, как чувствовала».
– Значит, Ольгин муж знал про вас?
– Ну да, – кисло подтвердил он. – Выходит, так…
– Ты сказал, он её запер?
– Да, – Мадам услышала его смешок и то, что он закурил. – Посадил под домашний арест, так сказать.
– Ты ведь понимаешь, что это не совсем… Я не очень разбираюсь в терминах… незаконное удержание? Вообще-то, на уголовщину тянет.
– О чём ты? Сенатор Орлов… Да и она же у себя дома. Он ей так и сказал.
– Надеется, что одумается?
Он помолчал. Курит. Провоняет всю квартиру, а ведь обещал… Вот, правда, оставил бы он тогда эту чёртову Форель в покое, ничего б такого не случилось. Мадам снова вспомнила свою бабку, конотопскую ведьму. Её работодатель вздохнул:
– Я думаю, так всё пожёстче, – сказал он. – И попроще. Ему просто не надо всего этого! Чтоб даже косвенно, через Ольгу, его задела вся эта история. Там борьба кланов, он должен себя обезопасить хотя бы с этой стороны. Там конкретный парниша; я думаю, просто молодому любовнику давно бы переломали все кости.
– Потому что ты – известный писатель?
– Даже на это наплевать! Скорее потому, что вокруг нас рыщет серийный убийца, который метит в герои интернета. В моих книгах тоже так.
– Похоже, – ей пришлось согласиться. Но от этого стало только тревожней.
– Всё проще. Вот и закрыл! А когда всё подуляжется… Ну да, может, и одумается.
– Это хорошо, что ты помирился с Суховым, – вдруг сказала она.
– Да мы и не ссорились. Нормальный он мужик, – усмехнулся. – Мдаа! Смотрю, ты и вправду к нему неровно дышишь.
– Да иди ты!
– Приезжай уже скорей.
– Как там моя подмена?
– Не знаю. Чисто всё. В доме. Не знаю.
– Значит, опять один сидишь?
– С книгой. Когда вернёшься?
– Я же сказала когда.
– Помню. Просто так. Твоего тарахтения-бурчания не хватает.
– Поговори с Суховым. Он может помочь.
– Мадам, сенатор-олигарх Орлов – каста неприкасаемых. Не слышала про таких? И потом. Его законная супруга рядом с ним, появляется в обществе. Всё в порядке. Кому тут помогать? Всё в порядке.
– Ты ведь знаешь, что это не так.
– Знаю. И она знает.
Мадам услышала, что он себе что-то налил.
– Вы хоть общаетесь?
– Нет, – сказал он. – Только то, что я тебе рассказал. Мудрый Кирилл Сергеевич отобрал у неё телефон. Почта и все другие средства коммуникации только под его личным контролем. Может, и правда, надеется, что она одумается.
– А ты?
Помолчал. Чего-то там глотнул.
– Думаю, что теперь мне от этого было бы больно.
– Ты что-то пьёшь? – спросила она строго, словно действительно усыновила его.
– Воду. Но лучше б пил. Шутка. Работаю, не волнуйся. Странно, но идёт очень неплохо.
«Не может без давления, – подумала Мадам. – Хотя то, что он рассказал… Такой психушки даже в его книгах не было».
– Ольга не хотела его обидеть, мы это не раз обсуждали с ней… Надеялись, что само устаканится. Потом стало ясно, что не устаканится. А потом… возникло подозрение, что он следит за нами.
– Да, ты говорил.
– Первый раз соглашусь с твоим бубнёжем: давно нам надо было решать. С ней.
Она улыбнулась: похоже, парень и вправду прикипел к своей пассии. Может, у них впервые такое у обоих, вот и не могут определиться. Сложные больно! Или просто боятся. Жить вместе – это не шуры-муры на стороне крутить. Вот и надо решать! Никого силком не удержишь, если человек хочет другого. А если тебе это не надо…