«Чёрт, – подумала Ванга. – Он всё ещё рад меня видеть. А я? И не знаю… Рада, наверное. Фигня. Чёртова фигня!»
– Ну привет, – сказала Ванга Дюбе.
– Привет, – тот ей улыбнулся. Игорь действительно сотворил с ним маленькое чудо. Его деньги сотворили, конечно. – Ты уж прости, что тогда сбежал от тебя.
– Да чего уж, всё понятно! – сказала ему Ванга. Обернулась к Игорю, указала глазами на водителя и охранника.
Тот пожал плечами:
– Если б ты знала, сколько они всего слышали, точнее, не слышали в этой машине, – сообщил он. – Верно, Николай?
– Так точно, Игорь Марленович, – последовал бодрый ответ.
Всё же Ванга не отвела вопросительного взгляда.
– Ох, Екатерина, – Игорь вздохнул с усмешкой. – Если тебе так будет легче… парни, пойдите, подышите воздухом немного.
На таком формате их встречи настоял сам Игорь Рутберг. Точнее, он наотрез отказал Ванге в возможности любого другого.
– Кэтрин, я не отдам тебе Дюбу, – заявил он. – Прости.
– Ты понимаешь, что он проходит свидетелем по особо важному делу?
– Давай-ка без ваших терминов, – предложил он.
– Ты… Вообще-то, это удар ниже пояса, – насупилась Ванга.
– Почему?
– Ясно, что нам с тобой не бодаться! Официально к тебе будет трудно подъехать.
Он помолчал. И она услышала в его голосе искреннюю печаль:
– Неужели мы докатились до такого?
– Ты докатился! – бросила она. – Пользуешься своим положением.
– Жаль, что ты так смотришь на вещи. Кэтрин, это же я вообще-то. Не самые чужие люди.
– А как мне смотреть?! Не отдам, и всё…
– Аморе, ты чего-нибудь слышала о дружбе? Вообще-то, я ему жизнью обязан.
– Я знаю.
– Про ногу его ведь тоже знаешь?
– Ты мне всё уже рассказал, – спокойно напомнила Ванга.
– Тогда что с тобой?!
– Со мной всё нормально! Тебе напомнить детали дела, которым сейчас занимаюсь?
– Слушай… я не ссорюсь. Просто не хочу, чтобы вы его там чумарили. И так ему по жизни досталось. Приезжай и говори, сколько влезет.
Ванга выдохнула. Подумала: «Может, и правда, я иногда бываю эгоистичной стервой?»
Всё, что ей надо было, – это задать пару вопросов и показать Дюбе кое-что. И если не напирать и не горячиться, то Игорь, скорее, прав.
– Ладно, прости, – попросила она. – Если бы не обстоятельства, я бы даже гордилась тобой.
И встречу было решено организовать в центре, в машине Игоря Рутберга. Ей надо было показать Дюбе фотографию сына Пифа. Дело срочное, дело не ждёт. Что Ванга сейчас и сделала.
Дюба быстро взглянул на фото. И кивнул:
– Это он.
Ванга почувствовала, как ускоряется её сердцебиение. Всё же она подождала немного, прежде чем спросить:
– Ты уверен? Посмотри внимательно.
– Зачем? – улыбнулся Дюба. – Это он.
Ванга смотрела на него – хэппи бомжик… ну вот наконец и встретились. Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, насколько! И ты какое-то удивительное создание: тебя перемолотила жизнь самыми беспощадными жерновами, а ты вот сидишь и улыбаешься. И так – это странно! – от этого становится спокойно. Ванга усмехнулась, но про себя, конечно. И взгляд, как тогда: в глазах совсем нет тени, то ли понимание, то ли сочувствие… Скажешь, в чём секрет? Я молодая, более чем привлекательная девушка с интересной работой и любовником-миллиардером, и мне сочувствует бомжик… Скажешь?! Тёзка, значит, моего любовника-миллиардера; я даже понимаю, отчего Игорь так ухватился за тебя. Только не понимаю, как ты сотворил такое со своей жизнью. Или, – Ванге опять пришлось подавить нервный смешок, – ты следовал некоторым примерам? Сам того не зная, следовал некоторым примерам, – она всё-таки усмехнулась, – из великой русской или великой индусской литературы?! Дюба, тёзка. По фамилии Родченко…
Ванга остановила этот свой поток сознания, эту немного нервную эйфорию, – похоже, правда, бинго!.. Как бы по-дурацки это ни звучало – ей надо было лишь удостовериться наверняка.
– Это было двадцать седьмого марта? – уточнила она.
– Да, – подтвердил Дюба. – Днюха Колька. Он был в красной кепке. Не Колёк. Этот…
Игорь усмехнулся.
– Одет, как разносчик пиццы, – пояснил Дюба. – Пришёл пешком. Тачку оставил у метро. На Первомайке. Ту же, что на фотке.
– Вот как?
– Да. У него была большая коробка. Это он принёс резиновую куклу в квартиру Борова.
Это фигово сердцебиение. Ванга спросила:
– Кривошеева?
Ну вот и всё. Вопрос лишний, конечно. Он был там, Дюба. И не надо ничего уточнять про запах и про… «Доместос».
– Кривошеева, – согласился Дюба. – На районе его Боровом прозвали.
– А… как ты понял про… куклу?
– Подался за ним следом, дверь в квартиру была открыта, – просто сказал Дюба. – Он мне показался подозрительным.
– Почему?
Дюба пожал плечами. Игорь Рутберг улыбнулся, тепло улыбнулся:
– Глаз разведчика уловил несоответствия, да, тёзка? Точно так же он мне жизнь спас.
Дюба слегка удивился и снова пожал плечами. Сказал, обращаясь к Ванге:
– Боров вредный. Но не очень злой. Ты уж смотри, чтобы там плохого не случилось.
Ванга помолчала. Поймала себя на том, что всё с той же улыбкой смотрит на Дюбу. Собралась спрятать фото в свою сумочку. Игорь скосил взгляд на карточку:
– Ваш клиент?
– Боюсь даже предположить, – призналась Ванга. – Вероятно. Похоже на то.
– Кто он?
– Прости, Игорь.
– Не хочешь, не говори, скрытная ты моя.
– Не в этом дело, – Ванга посмотрела на него прямо. – Он сотрудник твоего друга. Григорьева. Помощник.
– Аркаша? – удивился Игорь Рутберг. – Ну, не то чтобы друга… Тогда за что «прости»?
– Что сразу не сказала.
Он улыбнулся:
– Кэтрин, знаешь, сколько у меня сотрудников? Разве за каждым уследишь?! Аркаша-то тут при чём?!
– Здесь другой случай, – убеждённо сказала Ванга. – Если я не ошибаюсь. Совсем другой.
Игорь Рутберг подумал. Состроил, скорее, отрицательную мину. Сказал:
– Вряд ли он замешан – Аркаша. Он жестил немного в девяностых, но сейчас, – Игорь сделал круговой жест ладонью у себя под подбородком. – Он – шейные платки. Не ошибись, Ванга.
Она хмыкнула.
– У всех свои скелеты в шкафах, – указала на фото. – Это сын его друга, кстати. Служили вместе. Друг спился. Аркаша, можно сказать, растил мальчонку с детства. Мальчонка вырос… Вот так.
– Это всё странно, – сказал Игорь Рутберг. Снова мина на лице, выражающая несогласие.
– Что?
– Ну… вы столько лет не могли его найти, и так всё быстро. И прямо под боком…
Ванга раскрыла сумочку.
– Да. Есть в чём разбираться, – согласилась она. – И над чем подумать.
Игорь снова чуть склонился к ней. Произнёс:
– Ну, я хоть как-то реабилитирован?
– Хоть как-то, – отозвалась Ванга. Убрала фото. Эту сумочку ей также подарил Игорь. Как и многое другое.
– Спасибо тебе большое, – сказала она Дюбе. – Если понадобится…
– Да, – кивнул Дюба. Снова улыбнулся. – А я вспоминал тебя, – признался он. – Ты хорошая. Это хорошо, что ты… дружишь с командиром. С тёзкой.
– Наверное, – тихо откликнулась Ванга.
– Приезжай ещё, – позволил Дюба.
Теперь Игорь хмыкнул.
Дюба серьёзно посмотрел на Вангу, указал на сумочку, куда она убрала фото. Тень всё-таки на мгновение упала на его лицо. Ванге даже показалось, что он смотрел на её сумочку с опаской.
– Это хорошо… Ты… приезжай, – повторил он. Помолчал. А потом сказал что-то странное: – Тебе придётся сделать так, чтобы здесь стало темно, – теперь он указал на своё сердце. – А потом придётся научиться там видеть.
31. Крестный путь (метод тыка)
– Шерше ля фам, говорю я и иду по квартире. В папиных тапках. Мои тоже ничего, с рожицей, мне нравятся. Просто его на два размера больше, ходить удобней. Хоть глазки на компьютерах перестала заклеивать, видеокамеры, а то и правда на паранойю было похоже. А чего?! Где-то читала, что русские хакеры могут следить за вами через видеокамеры, даже если машина выключена. Не знаю, как такое возможно, но я же не хакер. Так, соображаю чуть-чуть. Папины уловки надуть меня были наивны, но он этого не знает. Для его же блага, а то совсем запарится.
В книжках всё, что потом с героями случается, связано с их детством. Происшествия всякие, травмы. Я в это не верю! Сколько уж можно авторам талдычить старую песню? Нет, я Фрейда читала, интересно, не спорю, но как будто нельзя свихнуться в зрелом возрасте. Сколько мальчиков из хороших семей творили потом такое, что мало не казалось. И девочек. Писатели дают картинку, удобоваримую для читателя. Чтоб не особо пугать бедняжечку. А то вдруг ты родился таким, и хоть там счастливое у тебя было детство, или наоборот – ужасное… Иногда, конечно, этот упрощённый фрейдизм работает, более чем, тут я тоже не спорю. Иногда это не выглядит отстоем с позапрошлого века. У него, например. У моего любимого писателя. Одного из… По крайней мере, когда он – Форель, и пишет про Телефониста. Может, потому что частенько иронично выглядывает из-за своих этих конструкций и как бы подмигивает читателю. А иногда он становится больше своих конструкций и ироний; вот тогда он – настоящий, когда отпускает себя, тогда он знает какую-то такую правду, что оторопь берёт. Только не понимаешь, с радости или от жути. Я этих «Танцующих на крышах» тоже читала, мне меньше понравилось. Там автор как бы немного прячется, не – книжка очень искренняя, конечно, но он как бы… за саму эту искренность и прячется. А здесь, в Телефонисте, эдакая условность жанра, здесь ему не от кого прятаться, и некоторые моменты, как ни странно, прямо искренней… «Танцующие» – роман даже не про любовь, а о любви. И о ревности. Поэтому всё так трагично. О невыносимом несоответствии представления и живых людей, которые, при всём несовершенстве, при всех пороках, всё равно лучше. Потому что любовь только и есть та, которая в людях, на которую они способны. А всякая «небесная» – опасная идея, потому что химера. Неважно – к близким, к Богу, Родине, детям или к тому единственному, который суженый. По крайней мере, так я поняла.