льге (как же она вляпалась в центр всего этого?!) что-то всерьёз угрожает. Тут вопрос не безопасности, а доверия скорее. Старый трюк: хозяин разводит и сталкивает людей, чтоб следили друг за другом, оно и верно – троим сговориться гораздо сложнее, чем двоим. Только немножко обидно от всего этого: крепкий молчаливый молодой человек давно с семьёй Орловых, и за всё это время ни разу не выказал какой-либо неблагонадёжности. Личные симпатии-антипатии тут ни при чём: правила определены, и они неизменны. Лишь только раз, когда «забыл» свой телефон впервые, он, глядя на Ольгу, позволил себе подумать: «Интересно, неужели она сможет уйти от Орлова?» Такие браки, как любое жёсткое деловое соглашение, не распадаются по вине слабой половины. Но… Ольга изменилась, невзирая на, чего уж там, домашний арест, а может, и благодаря ему. Орлов, посадив её под замок, только ухудшил, ослабил свою позицию, создав эту искусственную разлуку.
Однажды, очень давно, по его мнению, в глубокой юности, крепкий молодой человек испытывал нечто подобное. И тогда тоже улыбался без причины. Невзирая на арест и тягостную атмосферу в доме, Ольга изменилась, у неё был расцветший вид, и все эти спа-процедуры ни при чём; наверное, чуточку похудела, но цвет лица, улыбка. А главное – глаза… Такого не спутать – у неё был вид влюблённой женщины. И крепкий молодой человек помнил, что это такое; может быть, только поэтому он уже два раза забывал свой мобильный и обещал себе больше такого не делать. А может, ещё потому что ему немного нравилась Ольга Павловна. Конечно, вовсе не так, чтобы позволять себе какие-то мысли или возмущаться интрижкой с Форелью… нравилась, но как-то по-другому. Но Кирилла Сергеевича он тоже понимал: за ним положение и жёсткий житейский опыт, а от всяких чувств можно ждать чего угодно, любых неровных оплошностей. Возможно, это мудрость – временно ограничить Ольгину свободу, пока у неё этот шальной ветер в голове, на котором иногда люди умеют летать. Но ветер уляжется, и цвет лица пройдёт, как всё проходит, а главное в жизни – стабильность и положение – останутся.
Всё так. Только… Ольга была другая. Возможно, нет, возможно, да, а возможно, общие лекала не совсем годятся. И происходящее крепкому молодому человеку не нравилось, пусть сама на свои грабли… Он не знал, насколько далеко готова зайти Ольга. Знал другое: она уже могла бы сбежать, хватка Орлова ослабла, и поводок довольно длинный. Но у Кирилла Сергеевича сейчас проблемы, и она здесь. Невзирая на кучу своих проблем и на то, что Орлов действительно посадил её под замок, она всё ещё пытается уважать его. Кирилл Сергеевич убеждён, что его терапия работает, и Ольга одумается, только дело совсем в другом. Поэтому крепкий молчаливый молодой человек вчера во второй раз «забыл» свой мобильный телефон. И получил в награду её взгляд, совсем короткий, но полный такой благодарности, что теперь наверняка решил больше такого не делать. И, вспомнив о телефоне, он сразу же проверил его. Ольга звонила не Форели, как в прошлый раз, на какой-то незнакомый номер. Чуть погодя он всё же перенабрал – ответила какая-то беззаботная болтушка, и крепкий молодой человек подуспокоился.
Ольга вышла из дома. В красивом полосатом платье, и новый цвет волос сразу заиграл по-другому. Она, действительно, слишком уж похорошела. Этот ветер, на котором все когда-то пытались летать, очень опасен. Ольга Павловна может наломать дров. Смотреть надо в оба.
Пора было ехать.
Стилист Эдуард был другом Петрика. Ванга пыталась не думать о возможных коннотациях слова «друг», но когда жеманный Эдуард представил ей свою девушку, она пришла в замешательство. «Пройдоха», – лукаво отзывался о нём Петрик, и Ванга решила не разбираться в вероятных запутонностях их взаимоотношений. В любом случае, он был первоклассным мастером, и когда Ванга озвучила ему свою просьбу, Эдуард пришёл в восторг.
– Как романтично, – заявил он, а потом, не удержавшись от жеманности, добавил: – Шалунишки вы, однако.
– Ольга Павловна, как вы понимаете, дальше лобби нас не пропустят, – сказал новенький, когда они подъезжали к салону «Cote d’Azur». – Но это должно быть открытое пространство. Простите, это не наше требование.
– Не волнуйтесь, – холодно отозвалась Ольга. – Я буду у вас как на ладони. И вы, Алёша, не волнуйтесь.
Крепкий молодой человек чуть подобрался, не подав виду. Он сидел на переднем кресле рядом с водителем. Ольга Павловна всегда звала его Алексеем, хоть и оставалась на «вы», и часто просила, чтобы и он обращался к ней только по имени. Но крепкий молчаливый молодой человек так и не решился переступить этот барьер. Сегодня она впервые назвала его «Алёшей». Он уже жалел, что позволил себя втянуть во всё это.
Но Ольга Павловна сдержала свое слово. Салон оказался не одним из многочисленных безликих лофтов и без излишней фешенебельности; всё было со вкусом и даже как-то по-домашнему. А главное, стеклянные перегородки лишь только намечали границы организации пространства, при желании всё помещение прекрасно просматривалось. Конечно, определённые процедуры требовали закрытых комнат, зашторенных весёлыми цветастыми занавесями, но, как справедливо заметил новенький, «человек может, в конце концов, захотеть в туалет». Никто от них не требовал, чтобы они сопровождали Ольгу Павловну до туалета. Никто даже не требовал пристального внимания; Ольга должна была оставаться в поле зрения и в безопасности с единственной оговоркой – никаких телефонов.
Ольгу Павловну встретил какой-то педик, представился Эдуардом, пожурил, что такие прекрасные волосы не стоило сильно подрезать, и увёл её за собой. Крепкому молодому человеку, Алексею, и новенькому было предложено подождать в удобных креслах, кофе, воду и печенье без ограничений. Крепкий молодой человек не понимал, что его смущает: ну, цветущий вид, ну, глаза блестят сегодня как-то по-особенному… На случай любой нештатной ситуации они оба прекрасно подготовлены, но…
– Нервничаешь? – вдруг спросил новенький.
– Нет, – удивился крепкий молодой человек. – С чего мне нервничать?!
– Она сегодня какая-то сама не своя.
– Нормальная.
– Ну и хорошо.
Форель мог сюда заявиться, это публичное место. Насчёт этого Орлов дал чёткие указания, ещё когда возили Ольгу Павловну краситься. Указания довольно жёсткие. Но с этим проблем не будет. Ольга Павловна – объект охраны. Только он не заявился, кишка оказалась тонка. Видать, сам напуган всем происходящим, забился в своём углу, а она была готова из-за него сжечь все мосты.
– Лёха, он всего лишь писатель, – опять ни с того ни с сего заявил новенький. – Героизьм не про него. Так, книжечки…
– Ты чего-то сегодня больно разговорчив, – крепкий молодой человек одарил его тяжёлым взглядом. Телепат хренов, у меня, что, на лице написано, о чём я думаю?
Через какое-то время Ольга Павловна в сопровождении педика скрылась за одной из цветастых шторок. На её лице был толстый слой маски матового отлива, грязь мёртвого моря ли ещё какая-то хрень – крепкий молодой человек слегка поёрзал в кресле. Потом педик появился из-за шторки один. Новенький кашлянул.
– Сиди, всё нормально, – сказал ему Алексей.
Видимо, действительно всё было нормально: через несколько минут появилась сама Ольга Павловна, прошла в своё кресло. Крепкий молодой человек чуть подался вперёд: он видел её со спины – полосатое платье, волосы убраны под шапочку, свою сумку поставила рядом. Сумок у Ольги Павловны было много, эта не относилась к числу любимых. Ещё минут через пятнадцать у кого-то в зале зазвонил телефон. Ольга Павловна не шевелилась. Крепкий молодой человек опять подался вперёд, не вполне ясно было, откуда шёл звук.
– Это из её сумки, – сказал новенький. В голосе тревога, недоумение.
Алексей мысленно попросил его заткнуться. Он и так всё видел. И слышал. Ольге передали телефон? Почему она тогда не выключила сигналы? Что собственно происходит?
– Дорогуша, либо ответь, либо отключи звук, – попросил Ольгу Павловну педик.
«Дорогуша? Он назвал её дорогушей?!»
– Что за цирк? – уже нервно произнёс новенький и попытался подняться.
– Сиди, – спокойно остановил его Алексей. – И сам не устраивай цирка. Разберёмся.
Ольга Павловна что-то ответила, показала педику накрашенные ногти. Потом педик открыл её сумку, извлёк телефон, посмотрел, кто звонит. Ольга Павловна тряхнула головой в полиэтиленовой шапочке, и педик убрал телефон обратно. В её сумку.
– Спокойно, – произнёс Алексей. Надо было принимать срочное решение. Телефон. Как ни в чём не бывало, появляется и снова исчезает в её сумке. Алексей не был так уж посвящён в тонкости женских штучек, но сделать за эти пятнадцать минут новый маникюр… Происходило что-то не то. Не то, что они видят.
– Лёха, говно какое-то, – тихо шепнул этот телепат, которого они всё ещё звали новеньким. Алексей не отвечал. И сумку, и телефон у неё можно будет забрать. Позже, в машине, Орлов им дал карт-бланш на подобные неожиданности. Как и на жёсткие действия в отношении Форели. Только происходит что-то ещё, что-то хуже. Возможно, прямо сейчас.
А потом телефон зазвонил снова. Педик извлёк его, показал Ольге Павловне, так кивнула, посмотрела на свои ногти и взяла трубку.
– Что, мать твою… – прохрипел новенький.
– Сиди, – всё же сказал Алексей. Но новенький его не послушал, вскочил и двинулся в зал за стеклянные перегородки.
«Ольга, ты сошла с ума? – подумал крепкий молодой человек, так же поднимаясь на ноги. – Зачем так-то?»
А дальше случилось нечто ещё более диковинное, точнее, дикое. Алексей только успел миновать первую стеклянную перегородку. Новенький был уже у кресла Ольги Павловны и решил выхватить у неё телефон. Но та с неожиданной ловкостью переложила его в другую руку и вытянула её вверх – телефон оказался в зоне недосягаемости. Новенький попытался дотянуться, но кресло мешало, и он поймал воздух; выглядело всё довольно неуклюже. Нелепо, комично, только от всего этого брала жуть. А потом Алексей услышал голос Ольги Павловны, обращённый к новенькому: