1925–2012
«Качает ветер к февралю…»
Качает ветер к февралю
Нашу сосну.
Прости, я все-таки посплю —
Если засну.
Подушки я виском седым
Тихо коснусь…
Потом с тобой поговорим —
Если проснусь.
1994
Ровесник
Ровесник-старик,
Бездельем страдая,
Спросил напрямик:
– Как жизнь молодая?
И грянул к сему
Надтреснутым смехом…
Окрестность ему
Откликнулась эхом.
1997
Возраст
Будто явился с повинной.
Спросят: – А сколько вам лет?
– Семьдесят пять с половиной,
Следует точный ответ.
Что там считать по старинке! —
В небе иные огни:
В дело пошли половинки,
Месяцы даже и дни.
17. 06. 2001
Покой
Помимо усталости
Есть также у старости
Над хмурой рекой
Возникший покой.
Для каждого омута
Не сыщется опыта —
Любая беда
Внезапна всегда.
Но все еще ползаю
(Хотелось бы с пользою) —
По этой тропе
И в этой толпе.
2001
Старость
Он мерзнет и на солнцепеке
(Попробуй столько проживи!),
Однако медленные токи
Тихонько тикают в крови.
Он наблюдателен. Но дети
В упор не видят старика —
Как будто нет его на свете,
А лишь деревья и река.
Пусть жизнь его не замечает
Средь отличительных примет.
Сие отнюдь не означает,
Что впрямь его на свете нет.
2001
«Старый поэт…»
Старый поэт,
Блаженствуя, поскольку жив,
А оппоненты жалки,
Сидит он, руки положив
На набалдашник палки.
Благоразумье и протест
Одновременно выбрав,
Сидит он – сам себе подтекст
И сам себе эпиграф.
2002
«Что за напасть!..»
Что за напасть! —
Осень и голые сучья…
Старость и страсть —
Странное это созвучье.
Пили вино.
Пели за тонкой стеною.
Старость – одно.
Страсть – несомненно иное.
Рядом вели
Ноту высокой печали.
Где-то вдали
Явственно ей отвечали.
Старость и страсть —
Как эти звуки похожи!
Даже совпасть
Могут морозом по коже.
«Зачем я сюда зашел?…»
– Зачем я сюда зашел?
Ага, за очками.
Такое бывает со старичками…
Нашел, нашел.
– Зачем я забрел сюда?
Никак за лекарством.
Сказать, что нашлось оно, было б лукавством…
Нигде ни следа.
– Зачем вообще я здесь,
К щемящей в окне равнине
С младенческих дней доныне
Причастен весь?
2011
Нонна Слепакова1936–1998
Чердак
Мне кажется, что старость – как чердак:
Далеко видно и немного затхло.
Так наконец-то замедляют шаг,
Не торопя обманчивого Завтра.
Еще на балках сушится белье,
И нужды Дома светят отраженно,
И все-таки – уже небытие
Посвистывает пусто, отрешенно.
Гудят в бойницах выжатые дни
Белесоватым войлочным туманом…
Хватайся за перила! Растяни
Ту лестницу! Продли ее обманом!
Вот бойкий переборчивый прискок
С мячом, скакалкой, с ничегонезнаньем.
Бегут, бегут, не ощущая ног,
Довольные несокрушимым зданьем.
Вот поцелуйный медленный подъем,
И бесконечно ширятся ступени.
«Пойдем домой, о милый мой, пойдем
Побыть вдвоем!»… Сгибаются колени,
И вся пружина тайная ноги
Срабатывает медленно к подъему,
И этажей полночные круги
Расходятся по дремлющему дому.
И вот уж ты – на тусклой высоте,
Где загудит чердак через минуту,
Где напряженно виснет в пустоте
Призыв к теплу, союзу и уюту.
Ну что ж, войди – и прислонись к трубе,
Передохни покойно и отрадно…
Отсель взглянуть позволено тебе
И мысленно отправиться обратно.
Катя Капович1960
«За этими стихами мрачными…»
За этими стихами мрачными
стоит отдельный человек,
измученный судьбы подачками,
а не какой-то имярек.
За этими глухими строчками
с рифмовкой накрест, как шнурок,
змеится лестница полночная,
летит закрученный дымок.
По молодости все мы – бражники,
нос – в табаке, в башке – весна,
а зрелость ищет рубль в бумажнике…
За этими стихами на
земле стоит певец по осени,
он после песен хоровых
уже один на безголосии
рот открывает для глухих.
Дмитрий Быков1967
«Когда я брошу наконец мечтать о лучшей доле…»
Когда я брошу наконец мечтать о лучшей доле,
Тогда выяснится, что ты жила в соседнем доме,
А я измучился, в другой ища твои черты,
Хоть видел, что она не ты, но уверял, что ты.
А нам светил один фонарь, и на стене качалась
То тень от ветки, то листвы размытая курчавость,
И мы стояли за куском вареной колбасы
В один и тот же гастроном, но в разные часы.
…О, как я старости боюсь – пустой, бездарной,
скудной,
Как в одиночестве проснусь в тоске, глухой
и нудной,
Один в начале сентября, примерно к четырем,
Как только цинковый рассвет дохнет нашатырем!
О чем я вспомню в сентябре, в предутреннем ознобе,
Одной ногой в своей ноге, другой ногой во гробе?
Я шел вослед своей судьое, куда она вела.
Я ждал, пока начнется жизнь, а это жизнь была.
Да неужели. Боже мой! О варево густое,
О дурно пахнущий настой, о марево пустое!
Я оправданий не ищу годам своей тщеты,
Но был же в этом тайный смысл? Так это
будешь ты.
О, ясно помню давний миг,
когда мне стало страшно:
Несчастный маленький старик
лобзал старуху страстно,
И я подумал: вот и мы! На улицах Москвы
Мне посылались иногда знаменья таковы.
Ты приведешь меня домой, и с первого же взгляда
Узнаю лампу, стол хромой и книги – те, что надо.
Свеча посветит пять минут и скоро догорит,
Но с этой жизнью, может быть, отчасти примирит.
1991
PS
Александр Пушкин1799—1837
Добрый совет
Давайте пить и веселиться,
Давайте жизнию играть,
Пусть чернь слепая суетится,
Не нам безумной подражать.
Пусть наша ветреная младость
Потонет в неге и вине,
Пусть изменяющая радость
Нам улыбнется хоть во сне.
Когда же юность легким дымом
Умчит веселья юных дней,
Тогда у старости отымем
Все, что отымется у ней.