легу места не нашлось.
В животе требовательно заурчало. Олег с удивлением вспомнил, что сегодня целый день ничего не ел. По пути на кухню он заглянул в прихожую. Пол по-прежнему был устлан битым стеклом. Олег собрал большие куски зеркала в пакет и смел мелкие осколки. Пустая рама скалилась застрявшим в ней треугольником зеркала, точно беззубый рот единственным уцелевшим зубом.
«Вот тебе и плохая примета. Хуже не бывает», – подумал Олег.
Он не ощущал голода, но желудок снова недовольно заурчал, напоминая о том, что нужно поесть.
В холодильнике на полке стояла кастрюля с маминым борщом. При мысли о том, что еще вчера она готовила обед, строила планы, у Олега навернулись слезы. Теперь ему нескоро доведется поесть маминой стряпни. Он не стал разогревать всю кастрюлю, а отлил в ковшик пару половников и поставил на плиту.
Поев, он тщательно вымыл тарелку и поставил ее в сушилку. Когда мать была дома, она частенько ругала его за то, что он оставлял немытую посуду на столе. Но теперь он делал все, чтобы ей угодить, как будто это могло вернуть ее домой.
Чтобы отвлечься, Олег сел за компьютер и завел «Варкрафт». Но игра и на этот раз не увлекла. После передозировки адреналина из-за стрессовых ситуаций в реальной жизни наркотик азарта больше не действовал на него. Мысли были далеко от игры. Олег то и дело отвлекался. Стратегия и тактика его не волновали. Он потерял большую часть войска, сдал крепость и даже не стал сохранять игру. Просто выключил комп.
Прежде он любил моменты, когда мать уходила к соседке и он оставался один. Можно было не пререкаться по поводу его никчемных увлечений, а теперь его ничто не увлекало. Квартира казалась слишком пустой.
Он включил телевизор, чтобы разогнать гнетущую тишину. Телевизор бубнил, имитируя чье-то присутствие, но суррогат общения нисколько не заменял человеческой теплоты. Пощелкав переключателем программ и ни на чем не остановившись, Олег пошел спать.
Он думал, что не уснет, но бурные события прошедшего дня так измотали его, что он почти сразу же провалился в глубокий, лишенный сновидений сон. С утра нужно было рано вставать. После оплаты счетов за квартиру денег почти не останется. Подработка перестала быть игрой во взрослость и стремлением обзавестись карманными деньгами. Нужно было привыкать к тому, что теперь он должен кормить их маленькую семью.
На следующее утро весь мир облетела новость о катаклизме в Таиланде. Цунами смыло всю прибрежную полосу. Слушая репортаж про то, как сначала море отступило, и люди собирали на берегу рыбу, Миша Незнанский, не сдержавшись, выругался.
– Да, сильно там тряхнуло, – кивнул сидящий за соседним компьютером коллега.
Миша поднялся и прошел за перегородку к Ивану.
– Помнишь вчерашнего шизика?
– Которого? – поинтересовался Иван.
– Предсказателя.
– Ну?
– Он ведь мне об этом цунами вчера сказал. И даже описал, как это будет.
– Это же фишка, – загорелся Иван. – Ты знаешь, как его найти?
– Если бы. Я же думал, что это лажа. Он хотел штатным предсказателем наняться. Кто же знал, что это серьезно.
– Ну, старик. Надо было все же координаты взять.
– Задним умом мы все сильны. Как ты думаешь, может, он еще объявится? – с надеждой спросил Миша.
– Моли Бога, чтобы его не прибрал к рукам кто-нибудь из наших конкурентов.
– Слушай, пока он не позвонил, ты про него никому не говори, ладно? А то шеф с меня голову снимет, что упустил.
– Ладно, будем надеяться, что он позвонит.
Но они надеялись напрасно. Ясновидец, прорицатель, ходячая сенсация, оправдывая поговорку «в своем отечестве пророка нет», стоял на перекрестке и продавал газеты.
Как ни странно Олег впервые радовался этой работе. Радовался тому отупляющему действию, которое она производит. Сегодня он продал как никогда много журналов. Он безошибочно определял, к какой машине стоит подойти и какой журнал предложить. Хоть какая-то польза от ясновидения.
ГЛАВА 31
Маленький человечек, стиснув в ладонях виски, сидел за огромным, помпезным столом. Он выглядел потерянным и жалким. Сейчас он как никогда чувствовал себя здесь чужим. Погибший брат с издевкой скалился на него из каждого угла. Может быть, нужно было с самого начала все перестроить по-своему? Стереть к свиньям собачьим прах прошлого и начать сызнова? Но у него не хватило духу, а теперь менять что-либо уже поздно.
Доктор снова прокрутил в уме сцену, когда Виктор пересказывал свой диалог с Женей, смакуя подробности и явно получая от этого удовольствие. Со Стасом он ни за что не позволил бы себе такую вольность. Впрочем, Стаса вряд ли кто мог назвать старым козлом.
Евгений Борисович в сердцах смахнул на пол стоящую на столе фотографию брата, задев при этом малахитовый стакан с карандашами. Стакан перевернулся, и карандаши рассыпались по столу. Несколько секунд доктор взирал на беспорядок, а потом, устыдившись своей ребячливости, собрал карандаши и водрузил фотографию на место.
Ничего в жизни не дается даром. Он думал, со смертью брата перестанет быть его тенью и получит заслуженное признание, но тот даже мертвым не желал отдавать первенства. Он мстил из могилы, оставив на земле свое отродье, ведьму с ангельским личиком.
Год от года отношения с племянницей становились все хуже. Девчонка все делала наперекор. Она всегда была своенравной, а после смерти родителей стала совсем неуправляемой. Сначала он думал, что это переходный возраст, делал скидку на то, что она потеряла родителей, но время шло. Судя по всему, переходный возраст сильно затянулся. Племянница ненавидела его, и он ничем не мог купить ее расположения.
Когда она бросила академию и путалась с сомнительной компанией, он еще мог смотреть на это сквозь пальцы. В конце концов, он не годился на роль няньки. Но история с кражей психотропной программы выходила за рамки детских шалостей. Евгений Борисович знал, что она водит дружбу с компьютерщиком и санитаром, но не придавал этому значения. Она частенько выбирала в приятели всякое отребье. Он и подумать не мог, что через них она вынюхивала, что делается в лаборатории! Наверняка, она считает, что это целиком и полностью заслуга ее отца, и сделает все, чтобы лавры не достались другому.
Ну почему она не оказалась в машине рядом со своими родителями! Нужно приструнить девчонку, иначе дальше будет хуже. По закону ей принадлежит львиная доля клиники. Что если ей придет в голову продать свою часть?
Мир Евгения Борисовича покоился на слишком ненадежной опоре. Ситуация требовала действия. Он набрал номер ее мобильного.
– Евгения, нам нужно поговорить.
– Говори.
– Это не телефонный разговор.
– Почему? Хочешь посмотреть мне в глаза? А не боишься?
– Прекрати свой издевательский тон. Ты можешь хотя бы изредка не ощериваться, а поговорить нормально? – резко сказал он.
– Смотря что ты называешь нормальным.
– Надеюсь, ты понимаешь, что дело приняло не шуточный оборот. У тебя в руках бомба замедленного действия, и ты не знаешь, что с ней делать.
Женя молчала. Ей было нечего возразить. Всегдашняя уверенность покинула ее. Наверное, такое чувство возникает у путника, бредущего по пустыне, когда он обнаруживает вместо оазиса мираж. Пока ее усилия была направлены на то, чтобы получить программу, из-за которой погибли ее друзья, она не задумывалась о том, что будет дальше. Но теперь вопрос встал перед ней со всей неотвратимостью. У нее в руках оказалась программа, обладающая чудовищной силой, природы которой она не знала, и еще меньше понимала, куда эту силу направить и можно ли ее укротить.
– Так ты соизволишь приехать? – спросил Евгений Борисович.
Избегать встречи с дядей было глупо. В любом случае, лучше него никто не знал что за смертоносная сила кроется в программе. Но прежде нужно было обдумать, как повести разговор.
– Вечером, – согласилась Женя.
– Подъезжай в клинику. Я буду тебя ждать.
Она первая положила трубку.
Евгений Борисович откинулся в кресле. На телефонной трубке остались влажные отпечатки от вспотевшей ладони. В общем и целом разговор прошел хорошо. Возможно, девчонку удастся сломать без особых усилий. Нужно только найти правильный подход. По-видимому, она и сама не знает, что попало к ней в руки и как с этим поступить.
Женя не спешила ехать. Сначала нужно было решить, чего она сама хочет от этой программы. Она была в растерянности, словно абориген, которому в руки попал чемоданчик с ядерной кнопкой. Сейчас ей не помешал бы дружеский совет, но при всем обилии знакомых излить душу было некому. Она с такой тщательностью охраняла доступ в свой внутренний мир, что не осталось никого, кто решился бы в него проникнуть. Друзья существовали лишь для того, чтобы провести досуг.
Девушка включила проигрыватель. Готический металл, тревожный, патетический, на грани излома, как нельзя лучше соответствовал ее настроению. К этой музыке ее приучили Леша с Максом. Они таскали ей диски, водили на концерты. Как давно это было и как недавно. Ни Леши, ни Макса больше нет, а звуки остались. Как призраки. Женя поежилась. Она была окружена призраками: папа, мама, Леша, Макс…
Еще летом она и подумать не могла, что их не станет. Когда Леша сказал ей, что в клинике проводятся эксперименты над людьми, она ему не поверила, решив, что Леша, начитавшись фантастических романов, пытается произвести на нее впечатление. Позже, когда они с Максом затеяли расследование, она подыгрывала им ради забавы. Это была своеобразная игра в детективов, позволяющая развеять скуку, но казавшаяся безобидной затея обернулась кошмаром.
Женя подошла к стене целиком сделанной из стекла. Отсюда открывался потрясающий вид на распростершийся в дымке город. Машины и люди казались крошечными, как игрушечные, и возникало ощущение полета. Женя смотрела вниз и пыталась понять, что чувствовал Леша, когда летел с шестнадцатого этажа? Какая степень отчаяния заставила его перемахнуть через перила балкона и отправиться в смертельный полет?