10
Вечер у Вяземских. Январь 1837 года. Князь и княгиня, их дочери, гости, среди них Пушкин и Наталья Николаевна.
Б а р ы ш н я. О, да! Говорят, в третьем номере журнала "Современник" опубликована новая вещь Пушкина, который давно не баловал нас ничем.
К н я г и н я. Это роман, правда, небольшой, "Капитанская дочка".
Б а р ы ш н я. Мы только слышали ругань и злорадство Булгарина по поводу падения таланта нашего поэта и, признаюсь, с горечью я соглашалась с ним. Роман, говорят, восхитительный. Князь, вы, конечно, читали. Что скажете?
К н я з ь. Нет, Софи, я не читал. Журнал у меня взяла жена, у нее — наши барышни, все в восторге. Из "Истории Пугачева", экземпляры которой никак не расходятся, принеся Пушкину одни убытки и долги, выпал чистейшей воды кристалл.
Б а р ы ш н я. А говорите, не читали.
К н я з ь. Меня в том убедили жена и дети. А их вкусу я верю больше, чем своему, поскольку я человек пишущий и бываю пристрастным — не к Пушкину, а вообще. Одно время я совсем не воспринимал басен Крылова и не разделял восхищения ими Пушкина и публики.
К н я г и н я (отводя мужа в сторону). Подъехали Геккерны. Все трое.
К н я з ь. Тройка, семерка и туз?
К н я г и н я. Будь посерьезнее. Положение вещей не так весело, как тебе кажется. Не понимаю, как вы можете потешаться над тревогами Пушкина.
К н я з ь. Вы? Кто это вы?
К н я г и н я. Ты, Карамзины, вы — ближайшие друзья Пушкина. Я уж не говорю о свете. На балу у Мещерских вновь все заметили, одни с удивлением, другие со злорадством, как Дантес, то есть молодой Геккерн, не успев жениться под угрозой дуэли, опять любезничает с Натали, вызывая ревность молодой жены.
К н я з ь. Ну, что ты хочешь сказать?
К н я г и н я. Осенью прошлого года, когда ухаживания Дантеса, еще холостого, уже бесили Пушкина, я отказала барону от дома, и он перенес свои встречи с Натали к Карамзиным. Хорошо, все дело кончилось не дуэлью Пушкина, а женитьбой Дантеса, ко всеобщему удивлению, поскольку мало кто знает об ее подоплеке. Но теперь как быть?
К н я з ь. Отказывать от дома Геккернам у нас нет ни малейшего повода. В конце концов, надо их помирить, Пушкина с родственниками, о чем хлопочет барон Геккерн, и я его поддерживаю.
К н я г и н я. Это дело безнадежное. Лучше бы им разъехаться — по своим странам, а вы их сводите. Ничего хорошего из этого не выйдет, вот увидишь. Да поздно будет.
В гостиную входят Катрин, Дантес и Геккерн.
К н я з ь (встречая их). Тройка, семерка и туз!
К н я г и н я
(Пушкину)
Прости! Прости нас, если неприятно,
Что мы, как прежде, принимаем их.
П у ш к и н
Да нет, вы вольны, как Карамзины,
Как все, их принимать, и нас с женою,
На то ведь этот свет и существует.
А чистых от нечистых на том свете
Разделят уж. Но я благодарю,
Княгиня, вас за вашу деликатность.
С друзьями ссориться — такую радость
Я не доставлю недругам моим.
К н я г и н я
Князь думает, вас можно помирить.
П у ш к и н
Геккерн о том хлопочет тоже, всюду
Преследует жену мою, а сына —
Науськивая письма мне писать.
Зачем, скажите?
К н я г и н я
Совесть нечиста?
П у ш к и н
(рассмеявшись)
Я думаю, их мучает досада:
Такую роль сыграть им привелось
С женитьбой этой.
К н я г и н я
Внешне все прилично.
Хотя вопросов возникает много:
Самопожертвованье или жертва?
П у ш к и н
Вы знаете, кто кем пожертвовал?
Все думают, Дантес своей любовью.
Старик Геккерн — своим приемным сыном
В угоду собственным страстям.
К н я г и н я
О, боже!
П у ш к и н
Он вертопрах, а негодяй — старик,
Второй Фаддей Булгарин иль Сальери.
Чернь светская болтает языком,
А этот действует — в личине доброхота.
Поймал он в сети бедного француза,
Как барыня какая, вывел в свет.
А он влюбился чуть ли до безумья?
Готов уж застрелиться? Сватается,
Скажи, зачем? Зачем жениться? Впрочем,
Здесь извращение всего и вся.
Мужчина взрослый при живом отце
Усыновлен, чтоб обрести богатство,
Чужое, с именем чужим. Чужое
Присвоить, не имея за душой
Ни веры, ни любви, ни чести, пусть
Твердить о том умеет, как сорока.
С ним кончено. Старик не отстает.
Не дали мне с ним заодно покончить.
К н я г и н я
Оставь его. Как с графом Воронцовым,
Накличешь, Пушкин, лишь себе беду.
П у ш к и н
Оставь? Меня оставит свет в покое?
Геккерн — лишь воплощенье светской черни.
А ссылка для меня была б спасеньем.
(Задумываясь, произносит стих.)
Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия…
К н я г и н я
А дальше? Дальше!
П у ш к и н
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
К н я г и н я
Что это, Пушкин? Слезы на глазах.
Видала я их перед новой ссылкой
На юге, в час тоски; затем ты тверд
И ясен духом уезжал на север.
П у ш к и н
И нынче я, собравшись в путь-дорогу,
Уж, верно, буду снова тверд и весел.
К н я г и н я
Ах, Пушкин, что задумали еще?
Пушкин, заметив, как Наталья Николаевна вздрогнула, слушая Дантеса, быстро подходит и уводит ее, отмахиваясь от Геккерна, который, улыбаясь, как всегда, пытался что-то сказать; князь Вяземский и Софья Карамзина, переглядываясь, смеются. Княгиня, опечаленная, провожает Пушкина с женой.
11
Кабинет поэта. 25 января 1837 года. Пушкин в беспокойстве мечется, то загораясь гневом, то впадая в глубокую грусть. Ранние зимние сумерки; вносят свечи — одна, другая, третья, — то музы.
П о э т
Кто здесь? Дверь заперта, и никого же
Не допускать велел и не входить.
Ах, это вы, о, музы милые!
1-я м у з а
Он вздрогнул, точно ран его коснулись
Души истерзанной огнем свечей.
2-я м у з а
Погасим?
3-я м у з а
Нет, умерим лишь сиянье.
Как звезды в вышине, пусть светят знаком
Таинственных знамений и путей.
П о э т
Когда вы — музы, вас должно быть девять;
Иль Мойры вы?
1-я м у з а
Не узнаешь ты нас,
О, Мусагет? Из спутниц Аполлона
Эвтерпа, Каллиопа и Клио.
П о э т
О, милые! Но три свечи возжечь —
То знак недобрый в мире православном,
Где провидением мне жить дано.
1-я м у з а
В числе священном многозначен смысл,
И мир твой заключен не здесь и днесь.
Поэзия объемлет мирозданье
В веках прошедших и грядущих тоже,
Где светлою звездою просияет
Твой нимб поэта.
П о э т
Утешений, музы,
Не нужно мне. Ведь рок неумолим.
Воздушных замков не хочу лелеять —
Об острове блаженных иль о рае,
То отблески огня, чье имя — жизнь.
Я здесь сгораю, как в аду кромешном,
Не ведая вины, к скале прикован,
Как Прометей. Но он титан, а я —
Лишь человек; желал, как все, я счастья
И счастлив был, чтоб муку за него
Всю вынести и смерть принять уж ныне.
3-я м у з а
В последнее отчаянье ты впал.
Бывало и такое — и не раз.
А что случилось, можешь нам поведать?
П о э т
Весьма банальное, на первый взгляд,
И не было б причин так волноваться.
Жена всем кружит головы, увы,
И старцам, и юнцам, и девам юным.
Но, на беду, в нее влюбился фат,
Любимец женщин и мужчин впридачу,
К тому ж француз, к тому ж приемный сын