А л е к с и с. Ермолай Федорович пребывает в философическом настроении и ожидает грозы. Это никуда не годится. Я знаю, сыр-бор разгорелся из-за письма Пушкина.
К е р н. Не из-за письма Пушкина, а из-за того…
А л е к с и с. Знаю, знаю. Сестра, позови маму.
Анна Вульф уходит; Анна Керн порывается тоже уйти.
Куда же вы?
К е р н. Я видеть ее не могу.
А л е к с и с (в досаде). Вы все помешались!
К е р н. Я помню хорошо, Прасковья Александровна всегда была ласкова и нежна со мной. Но из ее самых лучших побуждений выходило для меня одно зло. Я презираю твою мать!
О с и п о в а (входя в комнату). Что-о?!
К е р н. Я сказала то, что говорила другими словами и от них не отрекаюсь. Мне очень жаль, что это вышло здесь, но это же не совсем мой дом.
О с и п о в а. Я единственное чего желала всегда, чтобы дом твоего мужа был твоим домом.
К е р н. К сожалению, это не в вашей власти и не в моей, и не будем говорить об этом больше никогда.
О с и п о в а. Я думала и о Пушкине, которого все мы любим. Ему и так невесело в деревне, в его уединении, а тут любовь, пусть высокая, как сказалось в стихотворении, может быть, лучшем из всего, что он написал, но любовь в его положении, да к замужней женщине, — что хорошего из всего этого может выйти?
К е р н. Помилуйте, все это не в вашей власти, да и не в моей; это, в конце концов, право всякого человека в любом положении, и тем тягостнее, чем больше, любить!
О с и п о в а. Я попрошу его не писать тебе. Он умен, чтобы понять, что я права.
Керн в слезах мимо Анны Вульф, Алексиса в дверях и Зизи быстро уходит к себе.
Алексис, сестер твоих мы отправим домой завтра; я провожу тебя в Дерпт и тоже выеду в Тригорское.
А л е к с и с. Маменька! Отдайте госпоже Керн письмо, адресованное ей.
О с и п о в а. Нет его у меня. Это уже ничего не изменит.
В у л ь ф. Маменька! Мне лучше остаться с Анетой и приехать осенью вместе с нею в Тригорское.
О с и п о в а. Госпожа Керн и слышать не хочет больше о Тригорском. Увы! Может быть, так лучше. Во всяком случае, для Пушкина.
А л е к с и с. Как бы вам не рассориться и с вашим соседом.
О с и п о в а. Не рассоримся. Я надеюсь на всегдашнюю снисходительность Пушкина ко мне и на его ум.
Анна Вульф в слезах идет в покои госпожи Керн; Алексис застает генерала в гостиной в той же позе и с важностью закуривает.
5
Тригорское. Гостиная. В окнах поздняя, все еще прекрасная пора осени. Входит Пушкин, и тут же показывается Анна Вульф.
П у ш к и н
А где же гостья? Или это шутка?
В у л ь ф
Нет, нет, приехала внезапно, с мужем,
Который и привез ее мириться
С семейством нашим.
П у ш к и н
Что же это значит?
Сей генерал, что доброта сама?
А, впрочем, я и думал: добрый малый,
С которым обращаются жестоко,
Как водится, смеясь над старым мужем.
В у л ь ф
Добро и зло соседствуют в сердцах,
Как видно, и в словах, вас недостойных.
П у ш к и н
Так объясните мне, чего не знаю.
В у л ь ф
Но здесь шарада; разгадать ее
Вы не сумели при уме-то вашем,
Лишь масло подливали вы в огонь,
Как бес.
П у ш к и н
(довольный)
Как бес! Ах, с вами спорить в радость
Всегда мне было. Слишком вы умны
Для женщины влюбленной и жены.
В у л ь ф
А вам не хочется блистать умом,
Я знаю; да, когда ума палата,
Как золотом полна, что дорожить
Богатством.
П у ш к и н
Нет, поэзия должна,
Прости, о Феб, быть глуповатой чуть,
Как женщина при всех дарах Венеры…
Слышны голоса; в дом вбегают юные барышни, среди них и Зизи, затем некий господин Рокотов (сосед), Осипова, за ними Анна Керн и генерал Керн, подтянутый, важный. Пушкин раскланивается и остается в стороне.
П у ш к и н
(про себя)
И тени ни смущенья, ни волненья,
Тиха, серьезна и грустна чуть-чуть;
Лишь поклонилась, словно бы с усмешкой,
Глядит равно на всех и на меня.
А я-то возносил мольбы, как нищий
У храма красоты, самой Венеры,
Которой в радость эти восхваленья.
Я звал ее на тайное свиданье, —
Приехала, но, как нарочно, с мужем,
Что счесть нельзя иначе, как насмешку.
В у л ь ф
Нет, это цепи, как поэт в цепях,
Иль кот ученый из народной сказки.
П у ш к и н
Что я заговорил внезапно вслух?
В у л ь ф
Нет, взор ваш выразителен на диво,
Как слово ваше или карандаш, —
То зеркало души и мыслей ваших,
Я вижу в нем всю бездну бытия,
И кругом голова от страха счастья.
П у ш к и н
Не надо падать в обморок, прошу.
Керн подходит к ним.
Сударыня, мундир супруга, вид
Его достойный, делают прекрасней
Вас во сто крат, прелестней, беззащитней.
О, дорого б я дал увидеть в паре
С его величеством в мазурке вас,
Воздушную и юную, как фея
Из снов моих, из юности лицейской.
О, зрелище какое, генерал!
Г е н е р а л
И что же вы сказать хотели, сударь?
Все невольно переглядываются.
К е р н. Мне кажется, я поняла. Да, у меня было три встречи с императором Александром Павловичем, о которых я вспоминаю с изумлением, не приснилось ли это все мне. Здесь все об этом наслышаны, а некоторые были свидетелями, но мне хочется рассказать о них вам. Вы поэт, вы летописец нашей жизни, которая становится уже историей.
П у ш к и н. Да, прекрасно!
К е р н. В Полтаве готовился смотр корпуса Сакена, в котором муж мой был дивизионным командиром. Немного прибитая на цвету — как говорят в Малороссии, — необыкновенно робкая, выданная замуж… слишком рано, я привезена была в Полтаву. Тут меня повезли на смотр и на бал, где я увидела императора. Сакен был со мною знаком, он и указал государю на меня, и сказал ему, кто я. Император имел обыкновение пропустить несколько пар в польском прежде себя и потом, взяв даму, идти за другими. Что, Пушкин?
П у ш к и н. Вы прекрасно рассказываете! Продолжайте, пожалуйста.
К е р н. Эта тонкая разборчивость, только ему одному сродная, и весь он, с его обаятельною грациею и неизъяснимою добротою, невозможными ни для какого другого смертного, даже для другого царя, восхитили меня, ободрили, воодушевили, и робость моя исчезла совершенно.
П у ш к и н. Да, конечно!
К е р н. Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он сказал о муже, между прочим: "Храбрый воин". Это тогда так занимало их!
Г е н е р а л. Еще бы! Только что нами был повержен Наполеон.
П у ш к и н. Признайтесь, сударыня, по юности лет вы влюбились в императора!
К е р н. Много было героев вокруг, красавцев, которыми все восхищались, — мне было все равно. А он был выше всего, как божество; я не была влюблена, я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично.
П у ш к и н. Как! Эстетично? Новое слово!
К е р н. Если бы мне кто сказал: "Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный", я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу!.. Это счастие, с которым никакое другое не могло для меня сравниться!
П у ш к и н. Мне понятно ваше чувство, но и царь, как ни крути, не божество, а простой смертный. Ему мало поклонения, он мог, хотя бы лишь в глубине сердца, пожелать любви вашей.
Г е н е р а л. Господин Пушкин!
К е р н. Я забыла сказать, что немедленно после смотра в Полтаве господин Керн был взыскан монаршею милостью: государь ему прислал пятьдесят тысяч за маневры.
П у ш к и н. Ого!
Г е н е р а л. Что значит "Ого"?
К е р н. Но потом муж мой не поладил с Сакеном, и вышел приказ: "Генералу Керну состоять по армии". Вот тогда-то меня отец привез в Петербург, чтобы я показалась императору, поскольку он меня приглашал приехать в столицу, а я его по своей детской наивности в Лубны.
П у ш к и н. И как? Вы с ним встретились?
К е р н. Тогда-то я встретилась с вами у Олениных, господин Пушкин, но вас не заметила, поскольку была в полном упоении от нашего баснописца Крылова. Как он восхитительно читал басню про осла!
П у ш к и н. Сударыня, в чем я перед вами провинился? Вы словно щелчки по лбу мне наносите.
Г е н е р а л. У молодого человека большое самолюбие.
П у ш к и н. Справедливо. Так, вы встретились с императором?
К е р н. Случай мне доставил мельком это счастье: я ехала в карете довольно тихо через Полицейский мост, вдруг увидела царя почти у самого окна кареты, которое я успела опустить, низко и глубоко ему поклониться и получить поклон и улыбку, доказавшие, что он меня узнал. Через несколько дней Керну предложили от имени царя бригаду, стоявшую в Дерпте. Муж согласился, сказав, что не только бригаду, роту готов принять в службе царя.