Тележка с яблоками — страница 10 из 17

Лизистрата (голосом, еще срывающимся от волнения). Ах, если б я могла припугнуть их!

Магнус. Но почему Аманда может, а вы не можете?

Аманда. Я вам скажу почему. Она не умеет передраз­нивать людей. Она не умеет петь веселые песенки. А я умею п то и другое; именно это — не сочтите за дерзость, сэр, — дела­ет меня настоящей королевой Англии.

Боэнерджес. Вы с ума сошли! Позор! Безобразие!

Аманда. Лучше не злите меня, Билл, не то я в два ме­сяца выживу вас из вашего избирательного округа.

Боэнерджес. Ах, вот как? Как же вы это сделаете, хо­тел бы я знать?

Аманда. А так же, как я выжила из своего избиратель­ного округа председателя Ремонтного треста, когда он явился туда, чтобы оттягать у меня мое место в парламенте.

Магнус. Меня очень удивило тогда, что он сдался без боя. Как вы этого добились?

Аманда. Очень просто. Он начал свою избирательную кампанию с того, что в одну прекрасную субботу собрал пять тысяч человек в «Клубе ревнителей домашнего уюта» и обра­тился к ним с пышной речью, направленной против меня. Неделю спустя в том же самом помещении и перед теми же людьми выступила я. Полемикой я не занималась. Я просто стала передразнивать его. Выбрала из его речи самые высоко­парные места и давай повторять их, подражая его голосу и манере, так что вся пятитысячная аудитория за бока держа­лась от хохота. После этого я предложила спеть им, и тут под­нялся такой рев восторга, что в зале едва не обрушился пото­лок. Я спела две песенки, обе с припевом для хора. Одна на­чиналась так: «Я от нее полетел кувырком, в субботу вечер­ком, в субботу вечерком». А другая: «Тра-ля-ля, тра-ля-ля, где Аманда, там и я». И в следующий его приезд весь город распе­вал эти песенки у него под окнами. Он отменил уже назначен­ное предвыборное собрание и обратился в бегство. Вот, сэр, какими методами ваша покорная слуга управляет Англией. И счастье для Англии, что королева Аманда, в сущности, слав­ный малый, несмотря на кое-какие мелкие недостатки. (Садит­ся на свое место с торжествующе-самодовольной улыбкой.)

Бальб. Счастье для Англии, что у нас только одна Аман­да, — вот что я на это скажу.


Аманда посылает ему воздушный поцелуй.


Магнус. Но, ваше величество, разве королева не долж­на поддерживать короля?

Аманда. Прошу прощенья, сэр, но в моем королевстве нет места для двух монархов. Я принципиально ваша против­ница, потому что талант имитатора не передается по наслед­ству.

Протей. А что же остальные молчат? Мы уже знаем, почему обе наши дамы отказывают королю в поддержке. Но, может быть, его поддержит кто-нибудь из мужчин?


Молчание.


Магнус. Так. Ну, видно, мне не удалось вас убедить. Я не в претензии, леди и джентльмены, потому что я понимаю всю затруднительность вашего положения. Но как найти вы­ход из этого положения, вот в чем вопрос.

Никобар. Очень просто: подпишите ультиматум.

Магнус. Я не уверен, что это выход. Вот шурин мини­стра внутренних дел готов был подписать обязательство не употреблять больше спиртных напитков, если я дам ему ми­нистерский портфель. Но мы на это не согласились; мы не со­мневались в том, что он подпишет обязательство, но, зная о его природных слабостях, сомневались, что он его выполнит. У меня тоже есть кое-какие слабости. Не опасаетесь ли вы, мистер Протей, что я подпишу ультиматум, а потом моя при­рода возьмет свое, и я опять вернусь к прежним привычкам?

Протей (теряя терпение). Что толку в этих разговорах? Вы точно осужденный на казнь, который всячески растягива­ет предсмертные молитвы, чтобы отдалить неминуемый конец. Все ваши рассуждения ничего не изменят. Вы ведь знаете, что должны подписать. Так подпишите, и дело с концом.

Никобар. Молодец, Джо! Вот это слова!

Бальб. Давно бы так.

Плиний. Глотайте пилюлю, сэр! От того, что вы ее дер­жите за щекой, она слаще не сделается.

Лизистрата. Ради бога, сэр, подпишите скорей. Я больше не могу выносить эту пытку.

Магнус. Леди и джентльмены, я вижу, что ваше терпение истощается. Не буду его больше испытывать. Вы были очень снисходительны ко мне, благодарю вас за это. Давайте прекра­тим сейчас спор; но мне нужен некоторый срок, чтобы обдумать свое решение. В пять часов вечера, если до этого времени я не найду иного выхода, ваш ультиматум будет подписан.


Он встает. Все остальные тоже встают. Он выходит из комнаты.


Протей. Последняя увертка. Но вы не беспокойтесь, он у нас в руках. Что ж, пойдем завтракать? Страшно есть хо­чется. Лиззи, вы мне составите компанию?

Лизистрата. Не обращайтесь ко мне! (Вконец рас­строенная, выбегает из комнаты.)

Аманда. Бедненькая Лиззи! Нелегко быть таким чисто­кровным твердолобым консерватором! Мне бы ее ум и образо­вание! Или ей — мой мюзик-холльный талант! Какая была бы королева! Вторая Елизавета Английская, честное слово! Не огорчайтесь, Джо, я вам составлю компанию, раз уж вы так настаиваете.

Красс. Пошли завтракать все вместе. Я угощаю.

Аманда. Какая щедрость! А денег у вас хватит?

Красс. Ремонтный трест заплатит. У дирекции открытый счет в ресторане «Ритц»; это ей обходится до пяти тысяч в год.

Протей. Великолепно! Ограбим грабителей! Боэнерджес (с достоинством древнего римлянина). Мой завтрак стоит полтора шиллинга, и я заплачу за него сам. (Величественно выходит из комнаты.)

Аманда (кричит ему вслед). Не валяйте дурака, Билл! Протей. Пошли, пошли! Время не ждет.


Все гурьбой спешат к выходу. На пороге сталкиваются с Семиронием и Памфилием, которым приходится посторониться, чтобы дать дорогу. Протей, ведущий под руку Аманду, увидя их, останавливается.


Осмелюсь спросить, вы что же, подслушивали тут?

Памфилий. Согласитесь, что было бы несколько не­удобно, если бы о том, что здесь происходило, нам пришлось потом узнавать стороной.

Семпроний. Раз и навсегда, мистер Протей: личные секретари короля должны все слышать, все видеть и все знать.

Протей. Как это ни странно, мистер Семпроний, я про­тив этого решительно ничего не имею. (Уходит.)

Аманда (в дверях). До свидания, Семми! Привет, Пам!


Семпроний \ (садятся каждый за свой стол и немило-

Памфилий \ сердно зевают). Уа-а-а-а-а-а-а-ффф!

ИНТЕРМЕДИЯ


Будуар Оринтии. Тот же день, половина четвертого. Оринтия сидит у письменного столика и торопливо что-то пишет. Она романтически прекрасна и прекрасно одета. Столик стоит вплотную к стене, почти у самого угла, так что входящему в комнату видна только ее спина. Вход­ная дверь расположена в противоположном по диагонали углу. Посреди комнаты широкая тахта.


Оринтия (не оглядываясь, сердито). Кто там?

Магнус. Его величество король.

Оринтия. Я не желаю его видеть.

Магнус. Вы надолго заняты?

Оринтия. Я разве сказала, что я занята? Передайте ко­ролю, что я просто не желаю его видеть.

Магнус. Как вам будет угодно. (Проходит в комнату и усаживается на тахте.)

Opинтия. Уходите.


Пауза.


Я не стану разговаривать с вами.


Снова пауза.


Раз ко мне врываются без спросу только потому, что мои апартаменты находятся во дворце, а король не умеет вести себя как джентльмен, я должна переехать отсюда. Вот я уже напи­сала в посредническое агентство, чтобы мне подыскали дом.

Магнус. Мы сегодня из-за чего ссоримся, возлюблен­ная?

Оринтия. Спросите у своей совести.

Магнус. Там, где дело касается вас, у меня нет совес­ти. Придется уж вам сказать мне.


Оринтия встает, взяв со стола какую-то книгу, затем величественно при­ближается к тахте и бросает книгу королю.


Оринтия. Вот!

Магнус. Что это?

Оринтия. Страница шестнадцатая. Откройте и посмот­рите.

Магнус (читает заглавие на корешке). «Песни наших прапрадедов». Какая, вы сказали, страница?

Оринтия (сквозь зубы). Шест-над-цатая.

Магнус (раскрывает книгу, находит страницу и сразу улыбается, как бы увидев нечто знакомое). А! «Пилигрим любви»!

Оринтия. Прочтите вслух первые три слова, если у вас хватит смелости.

Магнус (наслаждаясь звучанием произносимой фразы). «Оринтия, моя возлюбленная».

Оринтия. И вы утверждали, что специально придумали это имя для меня, единственной женщины в мире, когда на самом деде вы его откопали в мусорной корзине у торговца по­держанными книгами! А я еще считала вас поэтом!

Магнус. Разве имя, найденное одним поэтом, не может стать священным для другого? Для меня в имени «Оринтия» есть какая-то волшебная прелесть. Ее не было бы, если бы я придумал это имя сам. Впервые я услышал его в детстве, на концерте старинной музыки, и с тех самых пор оно мне дорого.

Оринтия. У вас всегда найдется оправдание. Король лжецов и обманщиков — вот вы кто такой! Вам даже не по­нять, как меня оскорбляет подобная фальшь.

Магнус (покаянно простирает к пей руки). Возлюблен­ная, молю о прощении!

Оринтия. Спрячьте руки в карманы; они больше никогда до меня не дотронутся.

Магнус (повинуясь). Не нужно притворяться, что вам больно, дорогая, если на самом деле вы не чувствуете боли. Ведь это ранит мое сердце!

Оринтия. С каких это пор у вас завелось сердце? Может быть, вы и его купили подержанным, по случаю?

Магнус. Есть же во мне что-то, что судорожно сжимается, когда вам больно или когда вы притворяетесь, что вам больно.

Оринтия (презрительно). Это правда: достаточно мне вскрикнуть, как вы уже готовы подхватить меня на руки и гладить, точно собачонку, которой отдавили лапу. (Садится на тахту, но на расстоянии вытянутой руки от короля.) И это все, что я получаю от вас вместо любви, которой жаждет мое сердце. Уж лучше бы вы меня били.