– Вы очень любезны! – довольно мрачным тоном ответил Бо.
Что-то в его тоне, в холодном равнодушии лица или во взгляде внезапно вызвало у актрисы раздражение – щеки ее вдруг резко залились краской. Спускаясь по офисной лестнице, она закусила губы.
«Он один из тех самых сильных и властных мужчин, то есть из тех, кто тебя привлекает, – с раздражением подумала Вайолет, забираясь в свою небольшую карету, которая тут же тронулась с места. – Только слишком уж высокоморальный, до тошноты!» Она извлекла из кармана своей мантии большой, искусной резной работы стеклянный сосуд с духами, откупорила его и поднесла к лицу, но не к носу, а к губам. В сосуде был коньяк, и она с явным наслаждением выпила приличный глоток, после чего сразу же закусила ароматной конфетой, чтобы отбить подозрительный запах.
«Да – чересчур, до отвращения правильный! – снова подумала она с ухмылкой. – Совсем не в моем духе! Господи! Какое счастье, что таких мужчин немного, иначе что стало бы со мной? Я бы потеряла все свои заработки!»
Тем временем Лавлейс, снова оставшись наедине с Граббсом, повторил свое требование извиниться. Граббс, как только из комнаты вышла мисс Вер, попытался броситься к двери, намереваясь вызвать полицию, но Бо хладнокровно и весьма решительно вернул его на прежнее место и демонстративно взмахнул в воздухе кнутом.
– Вот что, сэр, давайте-ка без фокусов! – жестко произнес он. – Я отсюда не уйду, пока не буду удовлетворен. Если тот скандальный абзац написал сэр Фрэнсис Леннокс, то он еще в большей степени, чем я представлял, заслуживает клейма негодяя – и тем больший позор вам, человеку, который позволил вставить его в статью. Вы, кто делает свой бизнес на знании всех грязных закоулков и темных сторон жизни, наверняка прекрасно знали его характер. Поэтому для вас нет и не может быть никаких оправданий. Так вы будете извиняться? И учтите, вам придется опровергнуть каждое слово из того пакостного абзаца в вашем следующем номере.
Граббс, вне себя от гнева и страха, смотрел на Бо, но не произносил ни слова.
– Я скажу вам, каковы будут последствия, если вы откажетесь мне подчиниться, – медленно и раздельно сказал Бо, покачивая в руке кнут. – Один раз я вас уже отхлестал, отхлещу еще раз снова. А потом соберу здесь целую очередь из других мужчин, моих знакомых – интересно будет узнать, сколько они будут готовы заплатить за то, чтобы вас отдубасить. Что же касается судебного иска за клевету, то его не ждите. Но я клянусь, что в Лондоне для вас не останется ни одного безопасного уголка. Однако если вы на следующей неделе опубликуете полное опровержение вашей лжи, – что ж, тогда я буду рад забыть о том, что вы существуете на свете и даром бремените землю. Вот вам два варианта – выбирайте!
Граббс заколебался, но природная трусость заставила его устрашиться перспективы быть выпоротым поочередно целой группой мужчин неограниченной численности.
– Что ж, хорошо, – мрачно произнес он. – Напишите текст, который вы хотите, чтобы я напечатал. Я не против оказать услугу мисс Вер. Но все равно я добьюсь, что вас арестуют!
Бо рассмеялся.
– Сделайте это обязательно! – сказал он. – Я вам оставлю свой адрес!
Затем он быстро написал на листке бумаги несколько строк. Вот они:
«Мы должны полностью опровергнуть заявление, которое сделали на прошлой неделе по поводу якобы предстоящего дела о разводе, в котором фигурировал сэр Филип Брюс-Эррингтон. В этом заявлении не было ни слова правды, и мы в связи с этим почтительно приносим искренние извинения за то, что непреднамеренно воспользовались непроверенными слухами, которые, как теперь выяснилось, оказались полностью ложными и не имели под собой ни малейших оснований».
Затем Лавлейс вручил бумажку Граббсу.
– Напечатайте это слово в слово на открытии номера, – сказал литератор, – и вы больше никогда обо мне не услышите – если не устроите еще какую-нибудь провокацию, которая меня возмутит. И я советую вам дважды подумать, прежде чем добиваться моего ареста, потому что в этом случае я сам выступлю против вас в суде – и уничтожу вас! Я опасный тип, из тех, с которыми лучше не связываться! В любом случае, у вас есть моя карточка – вы знаете, где меня найти, если захотите со мной пообщаться. Но только если у вас будет такое намерение, лучше сделайте это сегодня же – завтра меня может не оказаться дома.
Бо улыбнулся и стал медленно натягивать перчатки, глядя на совершенно растерянного издателя, который осторожно потирал плечо там, где боль от удара кнутом оказалась особенно сильной.
– Я ужасно рад, что мне удалось сделать вам больно, мистер Граббс, – весьма любезным тоном сказал писатель. – В следующий раз, когда у вас возникнет желание назвать меня собратом по литературе, вспомните, как я отреагировал на это ваше приветствие! Доброго вам утра!
И Бо ушел мерным и спокойным шагом, оставив Сноли-Граббса один на один с его весьма неприятными размышлениями. Тот знал о том, каким влиянием обладал Бо Лавлейс как в прессе, так и в обществе. Он был лидером и фаворитом везде и во всем – человеком, чьи мнения цитировались и с чьим авторитетом считались все без исключения. Если такой человек начнет судиться с ним по поводу иска о нападении на издателя, он наверняка сможет все обернуть в свою пользу. Возможно, ему и придется заплатить штраф, но что для него этот штраф? Он выставит «Змею» и ее владельца в самом смешном и позорном виде. Вся блестящая сатира и юмор, которыми прославилось издание, обернутся против него самого, и он, Сноли-Граббс, будет непоправимо унижен. Обдумав и взвесив все эти обстоятельства, издатель решил, что лучше не поднимать шум и не возмущаться по поводу того факта, что его выпороли лошадиным кнутом.
Такую линию поведения не назвали бы самой достойной, но она была самой безопасной. Конечно, не вызывало сомнений, что Вайолет Вер распространит всю эту историю по своим «каналам». Сноли-Граббс пришел в ярость, осознав, что избежать этого нет никакой возможности. Ну что ж, решил он, значит, он сделает вид, что является жертвой. Невинной жертвой, попавшей в ловушку, введенной в заблуждение ложной информацией. В этом случае, если он правильно разыграет карты, он сможет даже завоевать себе новых союзников и сочувствующих. Он развернул одну из ежедневных газет и увидел там сообщение о смерти сэра Фрэнсиса Леннокса. Значит, это правда. Что ж! На Граббса это никак не повлияло – он лишь произнес в адрес погибшего несколько кратких, но весьма сильных выражений, которые употребляются в тех местах, где власть тьмы и влияние сатаны ощущаются наиболее отчетливо. Ни одна душа не станет горевать о сэре Фрэнсисе – даже Вайолет Вер, которую он содержал и окружал роскошью на протяжении пяти лет. Только где-то в Германии одна-единственная женщина с приятным, но очень усталым лицом пролила несколько слезинок над полученным от адвоката письмом с траурной каемкой, в котором ей сообщалось о смерти сэра Фрэнсиса. Это была его жена, которую он когда-то бросил и которая когда-то любила его. Леди Уинслей содрогнулась и побледнела, когда ее муж мягко и чуть ли не с сочувствием и жалостью объявил ей о внезапной гибели, которая постигла ее бывшего воздыхателя, – но не произнесла ни слова. В этот момент она сидела за завтраком во главе стола. Остаток трапезы она казалась немного печальной и вялой, но при этом выглядела, пожалуй, лучше обычного – вся ее высокомерная красота была при ней.
Лорд Уинслей прочитал короткую заметку о гибели сэра Фрэнсиса вслух. Супруга выслушала его, но и после того, как он закончил, промолчала. Лорд Уинслей окинул ее пытливым взглядом.
– Ужасная смерть для такого человека, Клара! – произнес он наконец негромко.
Леди Уинслей не осмелилась поднять на него взгляд – ее била нервная дрожь. Как же это отвратительно, думала она – ощущать облегчение от того, что некий человек мертв! Через некоторое время ее муж снова заговорил – сдержанно, осторожно подбирая каждое слово.
– Не сомневаюсь, что вы шокированы и опечалены. Мне не следовало сообщать вам об этом так внезапно – простите меня!
– Я вовсе не опечалена, – довольно невнятно пробормотала ее светлость. – Ужасно так говорить, но я… боюсь, что я рада!
– Клара!
Леди Уинслей встала и, вся дрожа, подошла к супругу. Она опустилась перед ним на колени, хотя он пытался не дать ей этого сделать, и подняла на него свои большие темные глаза, в которых читалось страдание.
– Я была плохой женщиной, Гарри, – сказала она со странными, умоляющими интонациями в голосе. – И вот я на коленях – в пыли, на коленях перед вами! Взгляните на меня! Не прощайте меня – я не стану вас об этом просить! Вы не можете меня простить. Но пожалейте меня!
Лорд Уинслей наклонился, взял руки Клары в свои, затем позволил ей обхватить его за шею и, подняв с пола, прижал к себе.
– Вы – на коленях, в пыли? – дрогнувшим голосом прошептал он. – Моя бедная жена! Да простит меня Господь за то, что я довел вас до этого!
Книга IIIЗемля длинных теней
Глава 31
У них есть ночь, у тех, кто, как и мы, знал день,
У нас, днем связанных, как и у них, ночь будет,
От света уз освободившись и исцелившись
От нанесенных жизнью ран, мы крепкий сон познаем тоже!
Над Альтен-фьордом зимняя ночь – бесконечно долгая и однообразная. Белые, покрытые снегом заостренные пики гор контрастируют с темным, почти черным небом. Дикий северный ветер раскачивает ветви сосен с заметно поредевшей хвоей, неся с собой град, состоящий из мелких, больно впивающихся в лицо льдинок. Кажется, будто унылый безмолвный пейзаж вырублен в камне. Солнце уснуло, и фьорд, весь черный от темноты и лежащих на нем теней, словно молчаливо вопрошает: где? Где великий король света? Где славное золотоволосое божество с румяным лицом? Сияющий непобедимый воин с огненными щитом и копьем? Где он обрел покой? Кто заколдовал его, заставив уснуть так крепко и надолго? Ветер, который с воем носится над горами, вырывая с корнем деревья в своем стремительном полете, стихает, приблизившись к Альтен-фьорду, и здесь царят странные покой и тишина, нарушаемые только монотонным и тоскливым плеском невидимых волн о погруженный во мрак берег.