Гулдмар наклонился вперед и, напрягая глаза, вгляделся в раскинувшийся перед ним мрак, пытаясь понять, что это – то ли тень, то ли какая-то мгла, сквозь складки которой кое-где просвечивало северное сияние. А нет, нет! Ему показалось, что это было нечто совершенно иное – небесная иллюзия, огромная и прекрасная, полная торжественного значения! Он увидел девушку, невероятно, неправдоподобно высокую, с серьезным лицом, длинными черными волосами, свободно распущенными, летящими по ветру. В одной руке она держала сияющий щит, в другой поднятое копье! Блестящий шлем защищал ее лоб, грудь закрывали доспехи из бледного золота. Ее божественные темные глаза были устремлены прямо на Гулдмара, и она улыбалась! С криком изумления и экстаза пожилой фермер опрокинулся обратно в свои сани и выпустил поводья из рук.
– Валькирия! Валькирия! – воскликнул он.
Какие-то доли секунды – и тень исчезла. Северное сияние снова показалось во всем своей великолепии, заливая пространство, на котором резвилось до этого. Олени, почувствовав, что поводья не удерживают их, напуганные все никак не прерывающимся сиянием, светящимся в небе и повсюду вокруг, помчались галопом быстро, как только могли. Поводья бесполезно болтались по спинам, хлестали их на бегу по бокам. Гулдмар, придя в себя после недолгого прилива восторга и изумления, пытался подхватить их, но безуспешно. Он пробовал остановить животных криком, но перепуганные олени полностью перестали слушаться и мчались словно сумасшедшие вниз по крутой дороге, дергая сани из стороны в сторону. Они все больше перепутывали поводья, были до предела разозлены, испуганы и почти ослеплены свечением северного сияния и сильнейшей снежной пургой. В какой-то момент они рванулись прямо в сторону крутого обрыва, и прежде, чем фермер успел оценить ситуацию и выпрыгнуть на ходу, звеня колокольчиками, вместе с санями канули вниз. Животные увлекли легкие сани за собой, в момент прыжка расколов копытами длинную тонкую льдину. Перевернувшись несколько раз, сани разбились внизу, а их седок головой вперед налетел на зубчатый камень.
Олени, испугавшись в результате падения еще больше, стали пятиться, пытаясь выбраться из канавы, в которую они упали, но их усилия ничего не давали – они лишь бестолково брыкались и лягались, наступая не беспомощную фигуру человека, лежащую среди обломков саней, пока окончательно не выбились из сил и не остались стоять неподвижно, тяжело дыша от ужаса. Их рогатые головы отбрасывали на снег странной формы тени то розового, то голубого цвета – в зависимости от того, какого цвета фрагмент северного сияния освещал участок местности. Совсем рядом с животными белый снег пятнала человеческая кровь. Волосы и борода лежащего без сознания, умирающего Олафа Гулдмара казались присыпанными серебром. Глаза его были закрыты, как будто он спал. Копье валькирии настигло его!
Глава 32
Не хорони меня, когда умру,
В постель из пыли не клади, поскольку
Не вынесу того, что там, внизу,
Где черви мокрые промеж волос шныряют.
Прошло много часов, и наступил рассвет следующего дня, если мрачные сумерки, возникшие над Альтен-фьордом и почти не отличавшиеся от ночи, можно назвать рассветом. Снегопад прекратился, ветер стих. Стояла скованная морозом тишина. Дом фермера, весь в снегу, был обвешан длинными сосульками. Они свисали с крыши крыльца и ставен остроугольных окон, которые мороз расписал красивыми узорами. Куполообразная голубятня на крыше сейчас походила на миниатюрный ледяной дворец, весь в гирляндах и остроконечных башенках из инея и обмерзшего снега. В доме стояла тишина, напоминая о запустении и заброшенности. В той комнате, где Тельма имела обыкновение сидеть и прясть, горел очаг, в котором лежали сосновые поленья. По стенам гуляли отсветы пламени, оранжевые отблески которого виднелись и в замерзших ромбовидных окнах снаружи. Именно здесь ближе к мрачному, темному полудню Олаф Гулдмар очнулся после долгого забытья. Да, он дома и лежит на собственной кровати. Нерешительно оглядевшись, он увидел склонившееся к нему честное, доброжелательное лицо и не без труда узнал в нем своего друга, компаньона и помощника, Вальдемара Свенсена. Хотя возвращающееся сознание принесло с собой сильную пульсирующую боль, Олаф, несмотря на нее и на слабость, вытянул в сторону Вальдемара руку. Тот схватил ее и, едва сдерживая эмоции, поцеловал, а затем невольно издал вздох облегчения, похожий на стон. Фермер улыбнулся и какое-то время лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Наконец он заговорил, но голос его был еще слаб.
– Что произошло, Вальдемар? – спросил он. – Как так получилось, что меня покинули силы?
Свенсен опустился на колени рядом с кроватью.
– Несчастный случай, мой господин Олаф, – начал Вальдемар, запинаясь.
Внезапно глаза Гулдмара сверкнули.
– А, я помню! – сказал он. – Гонка вниз по долине – я помню все! – Олаф сделал паузу, а потом совсем тихо сказал: – Значит, всему конец, Вальдемар!
Свенсен издал громкий протестующий вскрик.
– Не говорите так, мой господин! – он произнес это таким тоном, словно умолял об одолжении короля. – Или, если уж этому суждено случиться, то позвольте мне быть с вами, куда бы вы ни отправились!
Олаф Гулдмар посмотрел на своего собеседника с улыбкой и нежностью во взгляде.
– Это долгое путешествие, – просто сказал он. – И туда, куда я отправляюсь, тебя еще не звали. – Гулдмар поднял вверх одну руку, чтобы проверить свою силу. В течение секунды он удерживал ее вертикально, а затем она упала обратно на кровать, словно плеть. – Я побежден! – сказал он веселым тоном. – Битва окончена, Вальдемар! Да, я сражался долго, но теперь пришло время отдохнуть и насладиться наградой.
Фермер еще какое-то время помолчал, после чего продолжил:
– Расскажи мне, Вальдемар, как и где ты меня нашел? Мне кажется, я видел странный, но приятный сон, а потом до меня донесся скрип полозьев и звон колокольчиков. А дальше надолго наступила тишина.
Тихим голосом Вальдемар коротко изложил Гулдмару события последней ночи. Он рассказал, как услышал со стороны дороги звук, издаваемый оленьей упряжкой, звон колокольчиков, привязанных к сбруе, и решил, что это он, Гулдмар, возвращается домой на невероятно высокой скорости. Затем звук внезапно по непонятной причине прекратился. Подождав какое-то время, Вальдемар, так ничего больше и не услышав, сильно встревожился и, взяв сосновый факел, отправился выяснить, что случилось. Он рассказал, как нашел оленей, стоявших под откосом около разбитых саней, как стал искать и через какое-то время нашел своего хозяина, который лежал, тяжело травмированный и полузасыпанный снегом, как он поднял его и понес в дом…
– О боги! – жизнерадостным тоном перебил его фермер. – Ты, конечно, почувствовал, что я не пушинка, Вальдемар! Вот видишь, как хорошо быть мужчиной – с железными мышцами, сильными руками и ногами, и крепкими нервами! Клянусь молотом Тора! Дар мужской силы никогда не стоит недооценивать! Что касается меня, то я больше не мужчина!
Гулдмар негромко вздохнул и, проведя по лбу жилистой рукой, откинулся на спину, утомленный. Он испытывал мучительную телесную боль, но, по-прежнему оставаясь героем и сохраняя силу воли, не выказывал никаких внешних признаков своих страданий. Вальдемар Свенсен поднялся с колен и теперь стоял около кровати, с тоской и сочувствием глядя на Олафа. На его обветренном лице от горя и отчаяния резко проступили морщины. Он знал, что в этой ситуации совершенно бессилен и что ничто не может помешать жизни Олафа медленно угаснуть прямо здесь, в его присутствии. Его большой разнообразный опыт как матроса, кормчего и путешественника, приобретенный во многих странах, дал ему кое-какие полезные знания в области медицины и хирургии. Если бы он мог помочь, он бы сделал это. Но в этой ситуации не могло спасти никакое искусство медика – у Олафа были сломаны ребра, поврежден позвоночник, а его смерть была в самом крайнем случае вопросом нескольких часов.
– Олаф-король! – пробормотал наконец фермер. – И правда! Там не ошибаются – они знают каждого воина по имени и положению. Только в этом мире в отношении нас могут ошибаться. Ох уж этот мир! Боги, боги! Это не что иное, как пух чертополоха – легкий туман, плывущий над морем со стороны заката!
Гулдмар напрягся, стараясь приподняться с подушки, хотя усилие, которое ему пришлось для этого сделать, заставило его поморщиться и побледнеть.
– Вина, Вальдемар! Наполни кубок в виде рога до краев и принеси его мне. Мне нужны силы, чтобы кое-что сказать, перед тем как отправлюсь в последнее большое путешествие.
Свенсен торопливо и послушно выполнил просьбу Олафа и налил в кубок старого «Лакрима Кристи», которое в Норвегию и другие северные страны поставляют в достаточном количестве. Протянув бокал хозяину, Вальдемар с благоговением молча смотрел, как тот осушил его до дна и протянул обратно.
– А! Это согревает мою остывшую кровь, – сказал Гулдмар, в глаза которого вернулся блеск. – Это даст мне силы продержаться немного дольше. Вальдемар, времени, которое я могу провести с тобой, осталось мало. Я чувствую, смерть уже здесь, – Гулдмар коснулся своей груди, – потому что ощущаю тут холод – холод и тяжесть. Это ничего! Легкое, холодное прикосновение, которое стирает весь мир! Но меня ожидает тепло новой, сильной жизни – жизни, состоящей из вечного триумфа, вечного ликования! Двери Вальхаллы широко открыты. Прошлой ночью я слышал пение труб, я видел темноволосую валькирию! Все хорошо – и моя душа полна предвкушения. Вальдемар – сейчас есть всего одна вещь, которую ты должен сделать для меня. Одна огромная услуга, которую ты поклялся мне оказать. Выполни свою клятву!
Загорелые щеки Свенсена побелели, губы задрожали – он умоляюще вскинул руки и заговорил бурно и горячо.
– Еще рано – еще рано, мой господин! – страстно выкрикнул он. – Подождите хоть немного – еще есть время. Подумайте еще хоть чуточку, подумайте! Не лучше ли будет для моего господина в последний раз насладиться сладким сном рядом с его возлюбленной Тельмой – лунным светом ночи его жизни? Не будет ли ему хорошо и покойно на мягком белье, и не отдохнет ли он, убаюкиваемый мирным шепотом моря?