– Вы наконец встретили дочь короля Норвегии, Фил, – сказал он с легким оттенком печали в голосе, – и вам придется привезти ее домой, как поется в старой песне. Полагаю, вы нашли наконец женщину, которую можно назвать достойной вас. А вашему другу, то есть мне, после этой истории придется играть в вашей жизни вторую скрипку – а, старый приятель?
Эррингтон густо покраснел, но при этом крепко ухватил руку Лоримера и сжал ее с невероятным жаром.
– Господи боже, я оторву вам кисть, если вы будете говорить в таком тоне, Джордж! – со смехом воскликнул сэр Филип. – Вы ведь знаете: ваше место в моей жизни не изменится никогда. Говорю вам, – добавил Эррингтон, в раздумье подергивая себя за ус, – я совершенно не могу понять, что со мной происходит. Эта девушка просто завораживает меня! В ее присутствии я чувствую себя дураком. Вероятно, это признак того, что я влюблен?
– Разумеется, нет! – тут же воскликнул Джордж. – Потому что в ее присутствии я тоже ощущаю себя дураком, но я не влюблен.
– Откуда вы это знаете? – поинтересовался Эррингтон, устремляя на своего друга полный пристального внимания вопросительный взгляд.
– Откуда я знаю? Да бросьте! Вот это мне нравится! Разве я зря изучал себя все эти годы? Посмотрите сюда. – Лоример осторожно достал уже начавший вянуть маленький букетик маргариток, который он похитил. – Вот вам, держите. Я знал, что вы хотели завладеть этими цветами. Но вы не решились подобрать их – а я решился. Я подумал, что, возможно, вы захотите положить их себе под подушку, и все такое. Я считаю, если уж кто-то собрался превратиться в пораженного любовью лунатика, то все надо делать как следует – терпеть не могу полумеры. Так вот, если бы во мне трепетала хотя бы легкая тень влюбленности, то – надеюсь, вы это понимаете – этот миленький букетик было бы не вырвать у меня из рук даже с помощью упряжки диких лошадей! Я бы ни за что не выпустил его из пальцев, а вы никогда бы о нем не узнали. – Джордж мягко рассмеялся. – Возьмите же его, дружище! Вы теперь богаты – ведь Тельма подарила вам еще и розу. Чего стоит все ваше состояние по сравнению с той ценностью, которую представляют эти растения! Послушайте, не надо смотреть на меня с таким ликованием, или мне придется высмеять вас – просто ради того, чтобы вернуть вам чувство здравого смысла. Значит, вы влюбились в девушку с первого взгляда, и дело с концом. Ну, так и не ходите вокруг да около.
– Я в этом не уверен, – сказал Филип, тем не менее с благодарностью принимая от Джорджа маргаритки и пряча их в свою записную книжку. – Я не верю в любовь с первого взгляда!
– А я верю, – твердо заявил Лоример. – Любовь – она как электричество. Двух телеграмм достаточно, чтобы дело завертелось – одну посылает глазами мужчина, другую таким же образом – женщина. А вы с мисс Гулдмар обменялись по меньшей мерой дюжиной таких посланий.
– А вы? – с нажимом поинтересовался Эррингтон. – У вас ведь были такие же шансы, как у меня.
Джордж пожал плечами.
– Мой дорогой друг, – сказал он, – между солнечным ангелом и мной не установлена телеграфная линия. Ничего, кроме самого обычного невинного пейзажа, на фоне которого когда-нибудь может родиться хорошая, крепкая дружба. Да, девушка очень красива – просто невероятно. Но я не «человек из воска», как говорила старая нянька Джульетты, меня при всем желании никак нельзя назвать впечатлительным. – Тут Лоример снова принялся грести. – Послушайте, Фил, остальные, должно быть, уже ругают нас последними словами за то, что мы так надолго оставили их в компании Дайсуорси. Мы отсутствуем уже два часа!
– Не может быть! – воскликнул пораженный Эррингтон и тоже изо всех сил заработал своим веслом. – Они сочтут меня ужасно невоспитанным. Боже мой, они, наверное, уже не знают, куда деваться от скуки!
Подгоняемые мыслью о том наказании, которому они безвинно подвергли своих друзей, молодые люди стали грести с такой энергией, словно участвовали в гонках. Вдруг они услышали громкий крик «Ау!» и увидели другую лодку, которая медленно выходила из бухты Боссекопа. В лодке стояли два человека, которые отчаянно жестикулировали.
– Вон они! – воскликнул Лоример. – Фил, похоже, они наняли какую-то посудину и вышли нас искать.
Примерно так и оказалось. Дюпре и Макфарлейн, устав ждать своих явно где-то задержавшихся компаньонов, взяли внаем первый же попавшийся им неуклюжий ялик. На весла сел еще более неуклюжий норвежский лодочник, хозяин, которого тоже пришлось нанять, потому что он ни за что не отдал бы никому свое корявое плавсредство из опасений, как бы с ним чего-нибудь не приключилось. В итоге ялик с Макфарлейном и Дюпре на борту отчалил от берега. Но они направились не на поиски Эррингтона и Лоримера, а обратно в сторону яхты. Несколькими длинными, элегантными гребками Филип и Джордж вплотную приблизились к ялику, и друзья перелезли в их суденышко, с радостью избавившись от общества моряка с задубевшим малоподвижным лицом, которого с таким трудом уговорили оказать им услугу и который теперь, получив расчет, невозмутимо погреб восвояси на своем корыте, не удосужившись ни попрощаться, ни поблагодарить своих нанимателей. Эррингтон принялся извиняться за их с Лоримером долгое отсутствие, ссылаясь на встречи с некими влиятельными жителями побережья, которым никак нельзя было отказать во внимании и о которых он якобы забыл, а затем вдруг вспомнил.
– Мой дорогой Фили-ип! – воскликнул Дюпре со своим характерным поющим акцентом. – К чему извиняться? Наш дорогой Сэнди обладает просто изумительной юмористической жилкой! Мы времени не теряли. Нет! Мы буквально сделали мистера Дайсуорси нашим рабом. Мы его завоевали, мы добились его полной покорности! Теперь он все равно что воск в наших руках. Он поклоняется всем богам или не поклоняется вообще ни одному божеству – смотря за какую ниточку мы потянем! Если называть вещи своими именами, mon сher, этот любезный служитель культа пьян!
– Пьян! – одновременно удивленно вскрикнули Эррингтон и Лоример. – Господи! Вы ведь не всерьез?
Макфарлейн взглянул на них своими глубоко посаженными глазами, в которых тлела искорка язвительного юмора.
– Видите ли, – с деланой серьезностью пояснил он, – «Лакрима Кристи», или, как говорит этот благочестивый священник, папское вино, оказалось крепкой штукой. Мы заставили его выпить приличное количество – в самом деле порядочную дозу. Потом он уселся и завел философскую беседу сразу на множество тем – жаль, что вы не слышали его рассуждений. Но потом он запутался в каких-то метафизических лабиринтах. Это стало ясно, потому что две мухи, спикировав, уселись на его просторный и очень потный лоб, а он даже пальцем не шевельнул, чтобы их согнать. Потом я попробовал влить в него виски – моя карманная фляжка всегда со мной – и… О боже! Он был так рад и благодарен мне, когда я дал ему отхлебнуть из нее! Он заявил, что напиток во фляжке – дьявольски приятная штука, и глотнул еще, потом еще и еще. – Гнусавый шотландский акцент Сэнди становился все более и более явственным. – Через некоторое время он уронил голову на руки и задремал на минуту-другую. Но затем проснулся как ни в чем не бывало, выхватил фляжку у меня из рук и сделал настоящий, полновесный глоток! Боже правый! Вы бы видели, что с ним стало после этого! Он начал хохотать, как безмозглый дурень, и тереть ладонями свою башку, пока его волосы на стали похожи на солому, которую жевала корова!
Лоример, представив себе описанную картину, прислонился спиной к корме лодки и оглушительно захохотал – как, впрочем, и все остальные.
– Но это еще не все, – продолжил, отсмеявшись, Дюпре, в темных лукавых глазах которого читался неподдельный восторг. – Наш дорогой священник открыл нам свое сердце. Он говорил не очень внятно, но мы его все же поняли. Знаете, он был очень убедителен – во всяком случае, на мой взгляд. Так вот, он заявил, что религия – это чушь, выдумки, сказки. Мол, настоящий и единственный бог – это Мужчина, а Женщина – это его творение и должна ему подчиняться. Опять же, мужчина и женщина должны составлять пару, и это свято, это необходимость, закон. Он очень четко обозначил этот момент. Мы спросили – почему же он сам является служителем культа и проповедует религию, если сам в бога не верит? Тут он чуть не разрыдался! Ответил, что дети в этом мире любят сказки, а ему платят за то, чтобы он их рассказывал. Мол, это его кусок хлеба с маслом – неужели мы хотим, чтобы его лишили этого куска? Мы заверили его, что такая жестокая мысль никак не могла возникнуть в наших сердцах! И еще он нам признался, что любвеобилен – да, да! Этот толстяк любвеобилен! Мол, он стал бы не просто проповедником, а настоящим священнослужителем, если бы не узнал в свое время, что во время исповеди решетка не дает возможности даже толком видеть раскаивающуюся грешницу, а тем более поцеловать ее. Так что он отказался от этого плана. При той форме служения культу, которую он практикует, по его словам, он может целовать женщин и целует их – разумеется, речь идет исключительно о святых поцелуях! Знаете, он такой изобретательный! И такой восхитительно откровенный! Это просто очаровательно!
Молодые люди снова рассмеялись. Однако по виду сэра Филипа было видно, что он испытывает отвращение.
– Ну и скотина же он! – в сердцах произнес Эррингтон. – Надо бы, чтобы кто-нибудь дал ему хорошего пинка – конечно, это должен быть святой пинок, а потому более сильный, чем любые другие.
– Пусть вы будете первым, Фил, – со смехом отозвался Лоример, – а потом мы все по очереди. Дайсуорси будет как тот индиец из повести «Ватек», который обладал способностью свертываться в шар. Никто не мог удержаться, чтобы не пнуть его, когда он катился мимо. Вот и мы, я полагаю, не сможем удерживаться от искушения, если такого толстяка, как Дайсуорси, отдать нам на расправу.
– Вообще-то он порассказал много чего, Эррингтон, – снова заговорил Макфарлейн. – Слышали бы вы его, когда он говорил про свое любовное приключение! Подумать только, нашлась же женщина, польстившаяся на такого жирного скота.