– Как можно дольше, – рассеянно ответил Эррингтон, чей взгляд в этот момент был устремлен на Тельму, которая пожимала руки его друзьям и желала им всего хорошего.
Гулдмар засмеялся и хлопнул молодого человека по плечу.
– Это означает, что вы еще не устали от здешних мест, – добродушно сказал старый фермер. – Ну, думаю, я смогу не позволить вам скучать. До свидания, и спасибо вам за гостеприимство.
– Да, конечно! – добавила Тельма, подходя к Филипу и вкладывая в его ладонь свою маленькую изящную ручку для пожатия. – Я весь день была так счастлива, и все это ваша заслуга! Я вам очень благодарна!
– Это я должен благодарить вас, – торопливо возразил Эррингтон, осторожно пожимая ее пальцы, – за то, что вы и ваш отец побывали у нас в гостях. Я надеюсь, что мы проведем вместе еще много приятных дней.
– Я тоже на это надеюсь! – просто ответила девушка.
Тельма и ее отец сели в лодку, готовую к плаванию, и она отчалила от борта яхты. Эррингтон и Лоример, опершись на бортовые поручни, долго махали им на прощанье шляпами, наблюдая за тем, как небольшое суденышко исчезает вдали, среди покрытых бликами вод, пока даже малиновый капюшон Тельмы совершенно перестал быть видимым. Тогда они вернулись к остальным членам компании, которые прогуливались взад-вперед по палубе, покуривая сигары.
– Она красива, словно ангел! – сказал Дюпре весьма лаконично. – Хотя я сомневаюсь, что ангелы настолько же прекрасны!
– Этот старый язычник образованный человек, – задумчиво добавил Макфарлейн. – Он несколько раз поправил меня, когда мы с ним решили поговорить немного на латыни.
– Правда? – беспечно рассмеялся Лоример. – Полагаю, теперь вы думаете о нем лучше, чем прежде, Сэнди?
Сэнди ничего на это не ответил. Между тем Эррингтон стал предпринимать настойчивые попытки добиться того, чтобы его приятели перестали обсуждать достоинства или недостатки гостей, и через некоторое время разговор переключился на другие темы. Однако позже, уже ночью, Лоример, положив другу руку на плечо и внимательно глядя на него, поинтересовался:
– Ну что, старина, ты принял решение? Правильно ли я понимаю, что имел честь пообщаться с будущей леди Брюс-Эррингтон?
Сэр Филип улыбнулся и после небольшой паузы твердо ответил:
– Да, Джордж, так оно и есть! Но, конечно, если я смогу ее завоевать!
Лоример тихонько засмеялся и вздохнул.
– В этом нет никакого сомнения, Фил, – сказал он. Затем он с улыбкой оглядел красивую фигуру и благородные черты лица Эррингтона и еще раз задумчиво повторил: – Да, никаких сомнений, мой друг! Что ж, пора ложиться спать – спокойной ночи!
– Спокойной ночи, старина! – ответил Эррингтон, крепко пожал другу руку и отправился в свою каюту.
Лоример, однако, провел весьма неспокойную ночь. Спал он плохо, все время ворочался. Ему снились странные сны – будто бы к нему то и дело приходили совершенно неожиданные и странные визитеры. Пару раз за ночь с его губ срывалось неясное бормотание.
– В этом нет никаких сомнений… ни малейших… да если бы они и были…
Но последняя фраза осталась неоконченной.
Глава 11
…лети, коль ищешь нови,
Опасен радужный дурман.
Звезд восходящих манки зовы,
И застит ясный взор обман[12].
Прошло две недели. За первой экскурсией на «Эулалии» с Тельмой и ее отцом на борту последовали другие, и знакомство Эррингтона с Гулдмарами быстро становилось все более близким – ко взаимному удовольствию. Молодой человек привык проводить ту часть дня, которую по привычке, несмотря на обилие яркого солнечного света, по-прежнему называли вечером, в уютной, приятно старомодной гостиной фермерского дома. Глядя на окружающие красоты в окно, по периметру густо заросшее вьющимися розами, он с удовольствием слушал норвежские легенды, рассказываемые Олафом Гулдмаром, или просто наблюдая за красавицей Тельмой, сидящей в углу за прялкой. С Сигурдом он тоже подружился – во всяком случае, настолько, насколько это позволил несчастный карлик. У Сигурда очень часто и резко менялось настроение, и, побыв какое-то время спокойным и кротким, как дитя, он мог внезапно из-за какой-то ерунды, расцененной им как обида, прийти в ярость. Иногда, находясь в хорошем настроении, он рассуждал почти здраво, как более или менее нормальный человек, и пытался придумывать стихи, посвященные морю, цветам или солнцу. Но гораздо чаще он бывал мрачным и молчаливым. Частенько он подтаскивал низкую табуретку к тому месту, где расположилась Тельма, и подолгу сидел около нее, крепко сжав губы и полузакрыв глаза. Никто не мог сказать, слышал ли он в такие моменты то, что говорили находящиеся в комнате другие люди, или полностью пропускал их беседы мимо ушей, совершенно ими не интересуясь. Он заметно симпатизировал Лоримеру, но при этом явно и весьма упорно пытался избегать Эррингтона или же реагировал на него враждебно. Последний делал все возможное, чтобы преодолеть необъяснимую антипатию карлика, но все усилия были тщетны. В конце концов Филип пришел к выводу, что для него лучшим выходом в этой ситуации будет не обращать внимания на поведение и отношение к нему Сигурда или воспринимать его выходки с юмором. Поэтому он в конечном итоге оставил карлика в покое и стал уделять практически все свое внимание Тельме.
Однажды вечером после ужина в доме старого фермера Лоример, который какое-то время наблюдал за Филипом и Тельмой, негромко беседовавшими о чем-то у открытого окна, осторожно поднялся со своего места за столом. Затем, не привлекая внимания Гулдмара, который рассказывал какую-то морскую историю Макфарлейну, выскользнул в сад, с рассеянным видом отошел от дома на небольшое расстояние и вскоре оказался у нескольких сосен, растущих «пучком», вплотную друг к другу. Это было то самое место, где они с Эррингтоном прятались, наблюдая за домом, во время их первого визита сюда. Затем Лоример улегся на мягкий изумрудный мох и зажег сигару, при этом то и дело тяжко вздыхая.
– Клянусь жизнью, – пробормотал он себе под нос с легкой улыбкой, – я в самом деле чуть ли не герой, прямо мученик – из тех, что изображают в театральных пьесах. Просто чудеса благородства! Господи боже, как же жаль, что я не солдат! Уверен, я бы гораздо лучше чувствовал себя под огнем врага, чем в той ситуации, в которой оказался! Самоотречение? Самопожертвование? Что ж, неудивительно, что служители культа так много кудахчут по этому поводу. Это в самом деле тяжело и неприятно. Но можно ли сказать, что я в самом деле жертвую собой? Да ничего подобного! Посмотрите на себя, Джордж Лоример! – С этими словами молодой человек несколько раз весьма чувствительно ударил себя кулаком в грудь. – Не надо строить из себя благородного и добродетельного человека! Да если бы вы были настоящим мужчиной, вы бы никогда не позволили чувствам взять над вами верх, победить лучшее в вас! Нет, вы сохранили бы величественное равнодушие, стоическое спокойствие. А что получилось? Вы позволили вползти к вам в душу такому презренному чувству, как зависть. Именно оно овладело вами, когда вы только что вышли из комнаты! Вам перед самим собой не стыдно? Негодяй!
Внутреннее «я», к которому обращался Лоример, вероятно, было порядком сконфужено такой постановкой вопроса. Впрочем, вскоре помрачневшее лицо Джорджа прояснилось, словно он получил некие объяснения и оправдания от собственной совести. Он лениво пыхнул сигарой и ощутил некоторое облегчение. Вдруг неподалеку от него раздались чьи-то шаги. Оглядевшись, он увидел, как мимо прошли Тельма и Филип. Они медленно шагали по узкой тропинке, ведущей во фруктовый сад, который располагался на некотором расстоянии от дома. Голова девушки была склонена, Филип же что-то горячо ей говорил. Лоример уставился им вслед – в его честных глазах читалась тревога.
– Да благословит бог их обоих! – пробормотал он вполголоса. – Так или иначе, в моих словах нет ничего плохого! Старина Фил, дружище! Интересно…
Лоример так и не закончил фразу, поскольку именно в этот момент увидел нечто такое, что его сильно напугало. Между сосновых веток он заметил худое, бледное лицо человека с горящими безумием сине-зелеными глазами, наблюдавшего за Тельмой и Филом. Блеск его взгляда чем-то напомнил Лоримеру блеск отточенного клинка.
Узнав этого человека, Лоример окликнул его вполне дружелюбным тоном:
– Привет, Сигурд! Что вы собираетесь делать? Хотите залезть на дерево?
Сигурд осторожно отвел рукой в сторону ветки и приблизился к Лоримеру, сел рядом с ним на землю, а затем, взяв руку молодого человека в свою, почтительно поцеловал ее.
– Я следил за вами. Видел, как вы ушли, чтобы погрустить в одиночестве. Я пришел сюда тоже для того, чтобы погрустить! – сказал карлик мягко и с сочувствием.
Лоример вяло рассмеялся.
– Господи боже, Сигурд, вы слишком умны для вашего возраста! Так вы решили, что я вышел из дома, чтобы попереживать, а? Все не так, мой мальчик – я вышел, чтобы покурить! Разочарую вас! Я никогда не переживаю, не печалюсь и не скорблю и даже не знаю, как это делается. Что такое печаль?
– Это любовь! – мгновенно ответил Сигурд. – Это когда видишь, как прекрасная фея с золотыми крылышками легко порхает, порхает в небесах, спускаясь все ниже и ниже, подставляешь руки, чтобы поймать ее – и раз! В тот самый момент, когда вам кажется, что вы ее поймали, она уклоняется от ваших рук и вдруг спрыгивает прямо в сердце, но не в ваше, а в чье-то еще! Вот это печаль, это горе. Потому что, когда это происходит, оказывается, что в небе нет больше фей, во всяком случае, для вас. Для других – может быть, но для вас небеса пусты!
Лоример помолчал, с любопытством глядя на собеседника.
– Откуда подобная чушь берется у вас в голове, а? – мягко поинтересовался он через некоторое время.
– Я не знаю, – со вздохом ответил Сигурд. – Появляется откуда-то сама собой! Но скажите мне, дорогой друг, добрый друг, – спросил он с грустной улыбкой, – это правда или нет? Для вас небеса действительн