– Ну конечно! – вкрадчивым тоном воскликнул мистер Дайсуорси. – Конечно, вы не понимаете? А почему? Потому что вы слепы.
С этими словами священник чуть приблизился к девушке, алчно пожирая глазами ее чудную талию.
– Ну почему же? – возразил преподобный, продолжая удерживать на губах подобие улыбки. – Почему бы нам не поговорить еще? Почему вы считаете, что это бесполезно? Это очень даже полезно. Более того, это будет просто прекрасно и очень поучительно, если мы побеседуем о том, как сделать что-то богоугодное! А что угодно Господу в данный момент? Объединить усилия двух душ, старающихся услужить ему! Да, он сделал так, что вы стали желанной для меня, фрекен Тельма, – точно так же, как Рахиль была желанна для Иакова! Дайте мне взглянуть на вашу руку.
С этими словами преподобный резко протянул руку и попытался сжать в ладони тонкие, изящные пальцы Тельмы, которыми она нервно теребила листья жасминового кустарника – им, наряду с розами, обильно заросло крыльцо дома Гулдмаров. Однако девушка, чуть отпрянув назад, ловко увернулась. Лицо ее покраснело от негодования.
– О, вы избегаете контакта со мной? Жестокая! И ваша ручка тоже! – с совершенно неуместным упреком произнес преподобный и возвел свои заплывшие жиром глазки к небу. – Она стесняется, ваша ручка! Она не хочет пожатия руки своего спасителя! Не бойтесь, фрекен! Я, Чарльз Дайсуорси, не тот человек, который ни во что не будет ставить симпатии молодой ветреной девушки! Я понимаю и принимаю их, несмотря на то, что они вызывают мой гнев, поскольку они являются ошибкой и свидетельствуют о моральном падении! Да! Но давайте же забудем о них. Моя душа стремится к вам – говоря на языке мирских людей, я люблю вас! Более того, я намерен взять вас в законные жены…
Тут преподобный резко умолк – его поразило презрение, которое он отчетливо прочитал в устремленных на него сверкающих глазах Тельмы, которые жгли его ненавидящим взглядом. Голос девушки, отчетливый, словно звук колокола в морозном воздухе, прорезал тишину возникшей паузы, как взмах отточенного меча.
– Как вы смеете! – гневно произнесла она, чеканя каждое слово. – Как вы смеете, придя сюда, оскорблять меня!
Оскорблять ее! Его, преподобного Чальза Дайсуорси, обвинили в оскорблении на том основании, что он предложил выйти за него замуж какой-то фермерской дочке! Священник не мог поверить своим ушам и, пораженный, посмотрел на нее в упор. Это заставило его отшатнуться и испуганно съежиться, словно он был жалким мошенником, оказавшимся лицом к лицу с обвиняющей его королевой. Девушка буквально кипела от возмущения. Об этом красноречиво говорило все – ее презрительно искривившиеся губы, ее глаза, метавшие в преподобного молнии.
– Я всегда догадывалась, что именно вам от меня нужно, – снова заговорила Тельма голосом, в котором продолжал звенеть гнев, – но я никогда не думала, что вы осмелитесь… – С губ девушки сорвался короткий смешок омерзения. – Так значит, вы собираетесь сделать меня своей женой? Меня? Вы думаете, что я могу принять такое предложение?
Девушка повела плечами и выпрямилась в струнку, пристально глядя на собеседника.
– О, гордость, гордость! – пробормотал негромко не утративший самообладания Дайсуорси, которого лишь на время выбила из колеи первая реакция девушки. – Остается только удивляться тому, как она одерживает верх над всеми остальными нашими чувствами и управляет нашими душами и нашим поведением! Моя дорогая, моя милая фрекен, боюсь, вы меня не понимаете! Впрочем, это, пожалуй, естественно; вы не были готовы к моему предложению, продиктованному моей… моей приязнью по отношению к вам. – Лицо преподобного снова озарилось благожелательной улыбкой. – Что ж, я могу понять вашу девическую застенчивость, которая вам очень к лицу, хотя вы и выразили ее в форме беспричинного и отталкивающего гнева. Но не робейте, моя… моя дорогая девочка, Господь наш не позволит мне понапрасну играть нежными чувствами, которые скрываются в вашем сердце! Бедное маленькое сердце! Оно, наверное, трепещет? – Глазки мистера Дайсуорси покрылись масляной пленкой вожделения. – Я дам ему время успокоиться! Да, да! Дам ему немного времени! А потом вы вложите свою хорошенькую ручку в мою, и мы поцелуем скрепим наш договор.
С этими словами преподобный снова приблизился к девушке и попытался незаметно обхватить ее рукой вокруг талии. Но Тельма возмущенно отпрыгнула назад и, ухватив и пригнув ветку розового куста, покрытую шипами, заслонилась ею от священника. Мистер Дайсуорси в ответ на это снисходительно расхохотался.
– Очень мило. В самом деле, очень мило! – мягко сказал он, глядя на девушку, отгородившуюся от него розами. – Прекрасное зрелище! Ну-ну, не бойтесь. Ваше смущение вполне естественно! Что ж, мы заключим друг друга в объятия в какой-нибудь другой день! А пока меня вполне устроит одно коротенькое слово – то самое слово. Да что там, достаточно будет даже легкой улыбки – тем самым вы продемонстрируете мне, что понимаете мои слова и что вы меня любите – так же, как я люблю вас.
И преподобный сложил вместе пухлые ладони, всем своим видом изображая восторг и ликование, что выглядело крайне непривлекательно.
Он был невероятно нелеп. Неуклюжие ноги с вывернутыми внутрь коленями, которые, казалось, вот-вот подогнутся, не выдержав веса тучного тела; дурацкое выражение на толстом, заплывшем жиром лице, которому полагалось выражать любовное томление, – все это вызвало бы у большинства женщин смех. Но Тельма была слишком возмущена, чтобы видеть все происходящее в юмористическом свете.
– Люблю вас? Да вы, видно, сошли с ума! Я скорее умру, чем выйду за вас замуж! – воскликнула она, не скрывая отвращения.
На лице мистера Дайсуорси проступила злость. Его маленькие глазки мстительно сверкнули. Однако он сдержал свою ярость и не дал ей выплеснуться наружу, а потому в ответ лишь улыбнулся, потирая руки.
– Давайте успокоимся, – сказал он примирительным тоном. – Что бы мы ни делали, давайте сохранять спокойствие. Не будем сердить друг друга! И в первую очередь давайте обсудим наш вопрос в благожелательном ключе и без раздражения, без ненужной горячности. Мне было больно слышать ваши последние слова, которые, если понимать их буквально, могут означать, что вы отвергаете мое благородное предложение. Вопрос в том, действительно ли они означают именно это? Я просто не могу поверить и не верю, что вы станете так необдуманно мешать собственному спасению. – Тут мистер Дайсуорси скорбно, но без враждебности покачал головой. – Более того, фрекен Тельма, хотя мне больно об этом говорить, мой долг как служителя Господа состоит в том, чтобы напомнить вам: законный брак, брак, в основе которого лежит добродетель и благопристойность, а именно его я вам предлагаю – единственный способ восстановить вашу репутацию, которая – увы! – серьезно испорчена. И…
Тут мистер Дайсуорси внезапно умолк, почувствовав некоторую тревогу, потому что девушка внезапно отодвинула в сторону ветвь розового куста, которой она загораживалась от него, как барьером, и шагнула к нему. Ее голубые глаза грозно блестели.
– Моя репутация? – презрительно произнесла она. – И кто же говорит о ней?
– О Боже, Боже, – застонал священник с показным отчаянием. – Как печально! Очень печально видеть, что вы настолько не в состоянии контролировать свой нрав, такой дикий и необузданный! Увы, увы! Как же мы слабы без поддержки Господа нашего, не имея возможности опереться на его способность к милосердию и прощению! Не я, мое бедное дитя, не я, а целый поселок говорит о вас. Именно вам темные люди приписывают все несчастья, которые поразили их в последнее время, – плохие урожаи, неудачи в рыбной ловле, нищету, болезни.
Мистер Дайсуорси свел вместе кончики пальцев обеих рук и бросил на Тельму взгляд, в котором читалось фальшивое сострадание, после чего продолжил:
– Они называют это колдовством. Да, это странно, очень странно! Но именно так обстоит дело. Повторяю, они люди темные, необразованные, и разубедить их в этом нелегко. Хотя я и сделал все возможное для того, чтобы они отбросили свои подозрения в отношении вас… – Преподобный горестно вздохнул. – Увы, вынужден признать, что в этом вопросе, хотя я и являюсь скромным служителем Господа, чьими устами говорит Всевышний, я бессилен – совершенно бессилен!
Тельма, немного успокоившись, сделала шаг назад. На ее губах лежала тень улыбки.
– Если люди глупы, моей вины в этом нет, – холодно сказала она. – Я никогда никому не причиняла никакого вреда.
Девушка резко повернулась с явным намерением уйти в дом, но священник с неожиданным проворством загородил ей дорогу.
– Останьтесь, о, останьтесь! – воскликнул он с горячностью и в то же время с елеем в голосе. – Подождите, несчастная девушка, ведь вы отвергаете надежное прикрытие, щит, который Господь из милосердия предлагает вам в моем лице! Я должен предупредить вас, фрекен Тельма, я обязан серьезно предупредить вас об опасности, которой вы подвергаетесь! Я не стану причинять вам боль, говоря о тяжелых обвинениях, выдвигаемых против вашего отца, который – увы! – несмотря на мою борьбу за его душу и попытки направить его в лоно Господа, остается язычником и дикарем. Нет! Я ничего не стану говорить об этом. Но то, что я должен сказать, – таинственно понизил голос преподобный, глядя на Тельму с упреком и осуждением, – это о вашей неподобающей и неосторожной дружбе с теми молодыми людьми, которые решили посетить наш фьорд от безделья и лености. Ах, моя дорогая! Это в самом деле серьезный скандал и тяжелый груз для моей души. Потому что до этого я полагал, что, несмотря на все ваши грешки и проступки, вы все же знаете, как должна вести себя скромная и достойная девушка. Но теперь – теперь! Подумать только, вы согласились, по собственной воле и вашему выбору, стать игрушкой в руках бездельника, модника и завсегдатая злачных мест! Да, да, на какое-то короткое время стать игрушкой того, кто называет себя сэром Филипом Эррингтоном! Фрекен Тельма, я бы никогда не поверил, что вы способны на такое!