Тельма — страница 4 из 130

Тельма!

Филип ощущал странное удовольствие, проговаривая эти звуки.

– В звучании этого имени есть что-то таинственное, неземное. Оно словно музыка, доносящаяся издалека. Ну, а теперь, я полагаю, мне следует попробовать войти в эту дверь?

Баронет легонько толкнул дверь рукой. Она лишь слегка подалась. Он повторил свое движение еще раз, и еще, но без особого результата. Тогда он поставил лампу на пол и изо всех сил налег на дверь плечом. Раздался неприятный скрип, и дверь дюйм за дюймом растворилась. За ней царила темнота, и поначалу Филип не увидел ничего. Он снова поднял лампу над головой, посветил в проем, и из его груди вырвался возглас удивления. Внезапный порыв ветра, прилетевший со стороны моря, погасил лампу, и вокруг снова сгустилась непроглядная тьма. Нисколько не смущенный этим, сэр Филип нащупал мешочек с фальшфейерами – оставался всего один. Он торопливо зажег его и, с осторожностью прикрывая свет рукой, снова поджег фитиль лампы, а затем смело шагнул в глубь таинственного грота под шелест и бормотание ветра и волн, напоминающие голоса невидимых духов.

Он очутился в просторном тоннеле, который, по всей видимости, вырубили в скале человеческие руки. Удивляли стены – они были облицованы раковинами моллюсков самых разных форм и цветов. Некоторые тонкие, словно лепестки роз, другие толстые, с острыми выступами, третьи походили на отшлифованную слоновую кость. Нашлись и такие, которые сверкали и переливались всеми цветами радуги, и белоснежные, словно морская пена. Многие были развернуты к свету блестящей внутренней частью – пурпурной, молочно-белой или жемчужной. Все они были выложены в определенном, математически правильном порядке, образуя разнообразные фигуры – звезды, полумесяцы, бутоны роз, соцветия подсолнухов, сердечки, скрещенные кинжалы и другое холодное оружие, даже корабли. И все это было выполнено с удивительной тщательностью, словно каждая фигура или эмблема, каждое изображение служило своей определенной цели.

Сэр Филип шел по тоннелю медленно, восхищенный открывшимся ему необыкновенным зрелищем, то и дело останавливаясь, чтобы получше рассмотреть каждый участок стен, представавший перед ним. И, разумеется, он размышлял о том, для чего была создана эта замечательная пещера, которую кто-то украсил так кропотливо и старательно.

«Вероятно, это какое-то культовое сооружение, – думал он. – Должно быть, таких много спрятано в различных частях Норвегии. Это не имеет ничего общего с христианской верой, потому что среди всех этих фигур и эмблем я не видел ни одного креста».

И действительно: крестов нигде не было. В то же время очень часто встречались самые разные изображения солнца – восходящего, заходящего, в зените. Лучи его выкладывались из крохотных ракушек, размером с замочек английской булавки.

«Кто-то потратил на это очень много времени и усилий, – продолжал рассуждать сэр Филип. – Кто стал бы это делать в наши дни? Страшно подумать, сколько старания и терпения потребовалось, чтобы расположить все эти раковины в нужном порядке! Причем все они закреплены с помощью раствора, то есть предполагалось, что вся эта конструкция будет очень прочной и просуществует долго».

Крайне заинтересованный, он продолжал продвигаться вперед, проходя под многочисленными арками, каждая из которых также была богато украшена, – пока не дошел до высокой круглой колонны, которая, похоже, поддерживала свод всей пещеры, поскольку все арки с разных сторон сходились именно к ней. Колонну сверху донизу украшали бутоны и листья роз, сделанные из розовых и сиреневых ракушек, среди которых были разбросаны вкрапления из полированного янтаря и отшлифованного малахита. В свете лампы, которую сэр Филип держал в руке, все это сверкало, словно сплошная масса самоцветов. Поглощенный созерцанием, сэр Филип не сразу заметил, что из самой дальней арки также струится свет. Арка вела дальше вниз, куда он еще не успел заглянуть. В этот момент его внимание отвлек яркий блеск на одном из фрагментов гигантского панно из раковин. Быстро подняв голову, он, к своему изумлению, увидел на участке облицовки странное сияние с красновато-розовым оттенком.

Повернувшись в ту сторону, откуда оно должно было исходить, сэр Филип в нерешительности замер. Неужели там, в одном из дальних концов пещеры, куда, по всей видимости, вел проход, часть которого он уже миновал, кто-то есть? Кто-то, кому могло не понравиться его дерзкое вторжение? Скажем, какой-нибудь эксцентричный художник или отшельник, для которого пещера служила жилищем? А может, пещера служит убежищем контрабандистам? Сэр Филип в тревоге прислушался, но вокруг не было слышно ни звука. Выждав минуту или две, он без колебаний двинулся вперед, намереваясь разрешить загадку.

Арочные своды, под которыми он шел, здесь были ниже, чем в других коридорах пещеры, где он уже успел побывать. Вскоре ему пришлось снять шляпу, а затем и наклониться, чтобы не цеплять потолок головой. Когда сэр Филип добрался до площадки, к которой вел коридор, и смог выпрямиться, ему сразу стало ясно, что он оказался в святилище. И властвовала в нем не Жизнь, а Смерть. Ниша в теле скалы, где он находился, имела квадратную форму. Она была украшена раковинами с еще большей щедростью и великолепием, чем все остальное пространство грота. У восточной стены располагался алтарь, вытесанный из цельной скальной породы и отделанный крупными кусками янтаря, малахита и перламутра. На алтарь были нанесены непонятные эмблемы и символы какого-то давно забытого культа, также украшенные раковинами изысканных цветов и форм. Но при этом на алтаре стояло распятие из черного дерева и резной слоновой кости, а перед ним – зажженная лампа, излучающая устойчивое красное сияние.

Сэру Филипу стало ясно, что было источником таинственного света. Но теперь его больше всего интересовал главный, центральный объект в этом ответвлении грота. Это был гроб, или, точнее, вырубленный из гранита саркофаг, располагавшийся на полу и направленный от северной стены к южной. На нем, странно контрастируя с темным холодным камнем, лежал большой венок из явно недавно сорванных цветов мака. Пурпурные лепестки цветов, сияющая инкрустация из раковин на стенах, выточенная из слоновой кости фигура распятого Христа на фоне непонятных значков и эмблем, мертвая тишина, если не считать приглушенного плеска волн где-то снаружи пещеры – все это, равно как и полное ощущение того, что он оказался в некой необычной усыпальнице, произвело на сэра Филипа сильнейшее впечатление. Постепенно преодолевая благоговейное оцепенение, охватившее его поначалу, он медленно приблизился к саркофагу и стал его рассматривать. Он был плотно закрыт крышкой, которая, по всей вероятности, крепилась к саркофагу с помощью раствора. Впрочем, судя по его внешнему виду, саркофаг вполне мог быть и просто цельным камнем, который обтесали таким образом, чтобы придать ему форму гроба. Подойдя вплотную, сэр Филип взглянул на венок из цветов мака и слегка отпрянул, издав легкое восклицание: на гранитной поверхности были вырублены буквы, и он второй раз прочел странное имя – Тельма.

Значит, так, по всей видимости, звали некую покойницу, а не ту полную жизни прекрасную молодую женщину, с которой сэр Филип совсем недавно встретился при свете полуночного солнца? Ему стало не по себе от того, что он, поторопившись, связал это имя с ней, излучавшей красоту и здоровье, хотя на самом деле так когда-то звали ту, которая прежде тоже была жива, а теперь превратилась в тлен, скрытый в герметично закрытом каменном саркофаге! Мысль об этом вызвала у сэра Филипа эмоциональный шок. Ну конечно же, золотоволосая нимфа Альтен-фьорда и смерть – это просто несопоставимо! Очевидно, он случайно набрел на какое-то древнее захоронение. Тельма – так, по всей вероятности, звали какую-то давным-давно умершую норвежскую королеву или принцессу. Но, с другой стороны, если так, то откуда в пещере взялись распятие, красная лампа и цветы?

Сэр Филип еще немного помедлил, с любопытством оглядываясь вокруг, словно надеялся, что инкрустированные раковинами стены подскажут ему ответы на роившиеся в голове вопросы. Но вокруг по-прежнему стояла тишина, так что все его предположения таковыми и оставались. Фигура распятого на кресте Христа из слоновой кости, казалось, наблюдала за тем, чтобы все оставалось на своих местах. В воздухе ощущался слабый, едва заметный запах трав или пряностей. Продолжая стоять неподвижно, погруженный в раздумья сэр Филип вдруг ощутил недостаток воздуха. Венок из красных маков, мягкий свет лампы, установленной на алтаре, мерцание раковин, покрывающих стены, и гладких, обточенных волнами камешков – от всего этого у него зарябило в глазах, возникли головокружение и дурнота. Сэр Филип двинулся прочь из усыпальницы. Оказавшись в центральной части пещеры, он на несколько минут прислонился к массивной колонне, чтобы прийти в себя. Порыв ветерка проник внутрь пещеры, и сэр Филип почувствовал его прохладное дыхание у себя на лбу. Это освежило его, и он, быстро преодолев неприятные ощущения, зашагал обратно по сводчатым коридорам. При этом он с внутренним удовлетворением думал о том, с каким удовольствием будет рассказывать Лоримеру и остальным о случившемся с ним романтическом приключении. Внезапно коридор на его пути озарился вспышкой света, а затем кто-то громогласно крикнул: «Эй!» Сэр Филип замер на месте. Свет погас, но затем вспыхнул снова. Опять погас – и снова загорелся, ярко освещая облицованный ракушками коридор. При этом источник света явно приближался. Под сводами снова раздалось громовое «эй!», отражаясь эхом от потолка и стен храма, расположенного внутри скалы. Сэр Филип продолжал стоять неподвижно, в ожидании объяснения столь непредвиденному повороту событий.

Он был весьма храбрым мужчиной, и мысль о том, что его приключения будут иметь продолжение, ему импонировала. Однако, несмотря на всю свою смелость, он все же немного попятился при виде странного существа, показавшегося из темноты. Это была неясных очертаний темная фигура, бегущая по направлению к нему и державшая в худой руке сыплющий искрами факел из сосновой ветки. Таинственное существо, напоминающее человека, похоже, заметило незваного гостя, только когда оказалось в двух шагах от него, и резко остановилось. Размахивая самодельным факелом, оно испустило резкий, словно бы протестующий крик.