– Клянусь моей жизнью, я не знаю! – честно ответил Джордж. – Я никогда не был религиозным, набожным человеком – и, похоже, пока не понимаю, зачем это нужно. Но есть кое-что, в чем я уверен: я не приемлю птицу без песни, цветок без запаха и женщину без религии. Мне кажется, что такие женщины – и не женщины вовсе.
– Разве есть такие женщины? – с удивлением поинтересовалась Тельма.
– Да, несомненно! Свободно мыслящие, владеющие ораторским искусством, борющиеся за права представительниц прекрасного пола. Вам ничего о них не известно, мисс Гулдмар, – и радуйтесь этому! А теперь скажите мне, Фил, как долго еще это ваше судно будет болтаться по одному и тому же месту?
Слова Лоримера напомнили Эррингтону, что у них были и другие цели путешествия, кроме острова Сейланн. Филип позвал лоцмана, и через несколько минут «Эулалия» прибавила ход и направилась в сторону Сёрёйа. Этот остров, темневший вдали на горизонте, по мере приближения к нему стал казаться более гостеприимным, чем Сейланн. Время от времени в солнечных лучах мелькали какие-то блестящие точки, похожие на выходы на поверхность породы полевого шпата, видны были участки, покрытые зеленью растительности. Вальдемар Свенсен утверждал, что знает небольшую песчаную бухточку, где вся компания сможет, если захочет, сойти на берег и полюбоваться небольшой пещерой исключительной красоты, изобилующей сталактитами.
– Я никогда не слышал об этой пещере, – сказал Гулдмар, внимательно глядя на лоцмана. – Ты что, гид, который показывает туристам красоты Норвегии?
К удивлению Эррингтона, Свенсен после этих слов старого фермера покраснел и, похоже, смутился. Более того, отвечая Гулдмару, он снял свою красную кепку, а ответ свой быстро протараторил по-норвежски. Старик, выслушав его, рассмеялся – похоже, слова лоцмана его удовлетворили. Затем, взяв под руку Филипа, Гулдмар сказал:
– Вы должны простить его, мой мальчик, за то, что он при вас заговорил на незнакомом языке. Он вовсе не хотел вас обидеть. Он придерживается той же веры, что и я, но боится, что об этом узнают другие люди, потому что в этом случае его перестанут нанимать, и он потеряет работу – и это вполне вероятно, учитывая, что многие из местных настоящие фанатики. Кроме того, он связан со мной клятвой, которая в прежние времена сделала бы его моим рабом, но которая по нынешним временам все же дает ему возможность жить как свободный человек – с одним условием.
– С каким условием? – с интересом спросил Эррингтон.
– Оно состоит в том, что, если я когда-нибудь попрошу его о какой-нибудь услуге, он не осмелится мне отказать. Странно, не правда ли? Во всяком случае, вам это должно казаться странным. – Старый фермер дружеским жестом слегка сжал руку молодого человека. – Но у нас на севере к клятвам относятся очень серьезно. Люди соблюдают их и в случае неисполнения обязуются умереть. Однако я до сих пор не требовал от Вальдемара выполнения взятого им на себя обязательства, и не думаю, что сделаю это в обозримом будущем. Он хороший, надежный парень, хотя и слишком большой мечтатель.
Взрыв веселого смеха раздался со стороны группы молодых людей, в центре которой находилась Тельма. Гулдмар остановился, и его открытое румяное лицо осветилось доброй улыбкой.
– Приятно слышать, как веселятся молодые, – сказал он. – Вам не кажется, что смех моей дочери напоминает пение жаворонка? По-моему, он такой же звонкий и жизнерадостный.
– Сам ее голос звучит как музыка, – тут же ответил Филип с нежностью. – Все, что она говорит, делает, то, как она выглядит – все непередаваемо прекрасно!
Тут, внезапно испугавшись, что вот-вот выдаст себя, Эррингтон резко замолчал. Лицо его покраснело. Гулдмар между тем пристально смотрел на него, и лицо его выражало задумчивость и сомнение. Но о чем бы ни подумал в этот момент старый фермер, он не произнес ни слова. Вместо этого он чуть крепче сжал руку молодого баронета, и они вместе присоединились к остальным. Однако нетрудно было заметить, что весь остаток дня фермер выглядел серьезным и немного рассеянным. Время от времени он заглядывал в лицо своей дочери с выражением нежного беспокойства и грусти.
Примерно через два часа после второго завтрака «Эулалия» подошла к бухте, о которой говорил лоцман, и все, кто был на борту, восхитились суровой красотой открывшегося им вида. Скалы в этой части побережья острова Сёрёйа, громоздящиеся террасами высотой более чем в две тысячи футов, казалось, неохотно расступились, открывая проход морским водам. У подножия этих величественных каменных исполинов, похожих на крепость, каким-то чудом нашлось местечко для узкой полоски пляжа, чистый белый песок которого, кое-где смешанный с крупинками полевого шпата, сверкал, словно измельченное в порошок серебро. Вальдемар Свенсен указал остальным на круглый вход в пещеру, который был ясно виден с левой стороны пляжа. Пещеру решили осмотреть. Яхта встала на якорь, с борта спустили на воду четырехвесельный баркас. Матросов с собой брать не стали. Эррингтон и его друзья сели на весла, Тельма и ее отец расположились на корме. Высадка на пляж прошла легко. Все направились к пещере, ступая по маленьким белым ракушкам, густо усеивающим песок. Стояла неправдоподобная тишина. Остров был совершенно необитаем, и казалось, что даже морские птицы не селились на уступах и в расселинах крутых черных склонов скал, на которых полностью отсутствовала какая-либо растительность.
Оказавшись у входа в небольшую пещеру, Гулдмар обернулся и посмотрел на море.
– Будет шторм! – сказал он. – Те тучи, которые мы видели с утра, ветер принес сюда почти с той же скоростью, с какой двигались мы!
В самом деле, небо потемнело, а на поверхности моря появилась рябь из небольших волн. Однако солнце все еще продолжало светить в полную силу, а ветра по-прежнему не было. Между тем Эррингтон и все его друзья по совету лоцмана запаслись факелами из сосновых веток, чтобы освещать себе путь, оказавшись внутри пещеры. Огонь сильно дымящих факелов осветил нечто, на первый взгляд показавшееся всем небольшим сказочным дворцом, обильно украшенным скоплениями бриллиантов. На самом деле это были сталактиты, свисающие с потолка пещеры на совершенно одинаковом, словно математически выверенном расстоянии друг от друга. Все внутреннее пространство пещеры сверкало оттенками розового, зеленого и фиолетового цветов. При этом в самом ее центре располагалось углубление, наполненное водой, поверхность которой была совершенно неподвижна и, словно зеркало, в уменьшенном масштабе отражала все фантастические цвета и формы сталактитов. В одном углу они сгруппировались таким образом, что напоминали по форме большое кресло, над которым словно бы нависал тент. Дюпре, увидев это, воскликнул:
– Вуаля! Это же трон для королевы! Ну же, мадемуазель Гулдмар, вы должны на нем посидеть!
– Но я же не королева, – со смехом ответила Тельма, – и потом, ведь он предназначен и для короля – может быть, в него сядет сэр Филип?
– Вам сделали комплимент, Фил! – крикнул Лоример и энергично помахал своим факелом. – Давайте-ка громко крикнем «Да здравствует король!». А эхо пусть повторит наши слова.
Однако Эррингтон, подойдя к Тельме, взял ее за руку и мягко сказал:
– Давайте же! Позвольте мне увидеть вас на троне, как и должно, королева Тельма! Пожалуйста, доставьте мне это удовольствие. Ну же!
Тельма посмотрела на лицо Филипа, освещенное пламенем факела, – оно яснее ясного говорило о любви, ошибиться невозможно. Девушка, однако, дрожала – как от холода, так и от изумления, которое легко можно было прочесть в ее глазах. Эррингтон придвинулся ближе к ней, крепче сжал ее пальцы и снова прошептал:
– Давайте же, Тельма!
Словно во сне, девушка последовала за ним и дала подвести себя к сталактитовому подобию трона. Сев на него, Тельма сумела вернуть себе контроль над бешено стучащим сердцем и смогла даже безмятежно улыбнуться остальным друзьям, которые собрались вокруг нее, издавая крики радости и восхищения.
– Вы выглядите просто замечательно! – сказал Макфарлейн с нескрываемым восторгом. – С вас можно было бы написать чудесную картину – не правда ли, Эррингтон?
Филип, во все глаза глядящий на Тельму, ничего не ответил – сердце его было переполнено чувствами. Сидя среди сверкающих, словно висящих в воздухе сталактитов, с отблесками факелов на прекрасном лице, выражающем в равной степени волнение и радость, с дрожащей на губах нерешительной улыбкой, девушка в самом деле была невероятно, можно сказать, просто опасно хороша. Пожалуй, даже Елена Троянская не смогла бы вызвать столь сильных эмоций у героев Древнего мира, чем те, что совершенно неосознанно пробудила Тельма в душах смотревших на нее в этот момент людей. Дюпре сразу же понял, что это исключительно благоприятный момент для того, чтобы высказать свое восхищение женской красотой, но решил, что легкомысленный язык комплиментов тут неуместен – и потому не произнес ни слова. Лоример также молчал, изо всех сил борясь с чувствами, которые, с его точки зрения, являлись не чем иным, как выражением вероломства и предательства по отношению к другу. Зато в тишине громко прозвучал зычный голос Гулдмара, от которого все невольно вздрогнули.
– Ну же, Тельма, дитя мое! Если ты королева, то прикажи этим молодым людям, чтобы они подумали о возвращении! Здесь слишком сыро для того, чтобы держать в таком месте весь королевский двор, да и сам трон, должно быть, очень холодный. Давайте-ка снова выберемся туда, где светит благословенное солнце. Возможно, нам удастся вскарабкаться на одну из здешних скал и насладиться каким-нибудь видом, который стоит того, чтобы на него взглянуть.
– Хорошо, сэр! – сказал Лоример, который, движимый рыцарскими чувствами, решил, что надо дать Эррингтону шанс объясниться с Тельмой. – Пойдемте, Мак! Пошли отсюда, Пьер! Мистера Гулдмара надо слушаться. Фил, а вы позаботьтесь о королеве!
Затем, подталкивая перед собой Дюпре и Макфарлейна, Лоример последовал за Гулдмаром, который шел впереди остальных. Таким образом Джорджу удалось дать своему другу возможность хоть ненадолго остаться с Тельмой наедине. Девушка несколько удивилась тому, что все в такой спешке отправились обратно к выходу из пещеры, и торопливо встала с импровизированного трона. Сэр Филип положил на землю факел, чтобы освободить обе руки и помочь ей спуститься по скользким камням.