Филип спокойно, без особой тревоги, оглядел его. Существо выглядело так странно, что трудно было поверить в реальность его существования. Оно могло вызвать у кого угодно вполне простительный испуг. Это был уродливый карлик ростом не более четырех футов, с непропорционально крупными неуклюжими конечностями и маленькой головой. Черты его лица были тонкими, почти как у женщины. Из-под мохнатых бровей на мир смотрели большие ярко-синие глаза. Густые, жесткие льняного цвета волосы, длинные и спутанные, доходили до перекошенных плеч. На существе было одеяние из шкуры северного оленя, весьма искусно скроенное и расшитое разноцветными бусинами. Помимо этого, карлик, словно пытаясь изобразить из себя художника, запахнулся в кусок ярко-алой шерстяной материи. На его фоне и без того бледное лицо, говорившее о его слабом здоровье, казалось еще бледнее. Сверкающие гневом глаза были устремлены на Эррингтона. Тот же невозмутимо смотрел на бедолагу с высоты своего роста. Сэр Филип сразу понял, что перед ним хозяин пещеры, которую он только что исследовал. Не зная, что делать дальше – попробовать заговорить или продолжать молчать, – он чуть сдвинулся с места, пытаясь обойти карлика. Однако возбужденное существо прыгнуло в сторону и, решительно преградив дорогу, издало несколько громких невнятных криков, которые, судя по всему, несли в себе угрозу. Эррингтон разобрал только пару слов, сказанных по-норвежски, – «Nifleheim» и «Nastrond».
«Кажется, он посылает меня в древний норвежский ад, – подумал молодой баронет с улыбкой. Его развеселила очевидная нервозность маленького человечка. – Конечно же, это не слишком вежливо с его стороны. Но, в конце концов, я здесь чужак. Так что, наверное, лучше извиниться».
Сэр Филип заговорил, стараясь использовать самые простые английские слова и произносить их максимально медленно и раздельно.
– Я не понимаю вас, мой дорогой сэр; но я вижу, что вы сердитесь. Я собираюсь сейчас же уйти отсюда.
Его объяснение произвело на карлика странный эффект. Он придвинулся к сэру Филипу еще ближе, трижды повернулся вокруг своей оси, а затем, подняв свое худое, бледное личико и пристально глядя на сэра Филипа, стал с огромным интересом его разглядывать. Затем он разразился громким хохотом.
– Уйдете? Да? – выкрикнул он на вполне сносном английском. – Уйдете сейчас? Вы сказали – уйдете? Никогда! Никогда! Вы никогда и никуда отсюда не уйдете. Нет, вы ни за что не уйдете с чем-нибудь краденым! Вас позвали сюда мертвые! Их белые костлявые пальцы затащили вас в глубь пещеры и провели по ее коридорам! Разве вы не слышали их голоса, глухие, холодные, как зимний ветер, которые звали вас, звали, звали и говорили: «Иди, иди сюда, высокомерный вор из-за дальних морей; иди и завладей прекрасной розой северных лесов». Разве не так? Да! Так! Так! И вы послушались мертвецов – тех, которые прикидываются спящими, но никогда не дремлют. Вы пришли сюда в золотую полночь как вор, и вам нужна жизнь Сигурда! Да, да! Это правда. Духи не могу лгать. Вы пришли убить и украсть. Вы хотите увидеть, как кровь капля за каплей вытекает из сердца Сигурда. А что до драгоценности, которую вы хотите украсть, – ах, какая это драгоценность! Другой такой не сыщешь во всей Норвегии!
По мере того, как карлик говорил, голос его становился все тише и тише, пока не превратился в скорбный беспомощный шепот. Бросив жестом отчаяния свой импровизированный факел, который продолжал гореть, на землю, он уставился на него с совершенно безнадежным видом. Глубоко тронутый всем этим, Эррингтон, сразу поняв неподдельность чувств, обуревавших человечка, заговорил с ним успокаивающим тоном.
– Вы меня неправильно поняли, – сказал он мягко. – Я ничего не собираюсь у вас красть, и я прибыл сюда вовсе не для того, чтобы вас убить. – Сэр Филип протянул карлику руку. – Я ни за что на свете не стану причинять вам вред. Я не знал, что эта пещера принадлежит вам. Простите меня за то, что я дерзнул войти в нее. Теперь я собираюсь уйти и вновь присоединиться к моим друзьям. Прощайте!
Странное, явно полупомешанное существо осторожно коснулось протянутой руки Эррингтона, и в глазах карлика появилось молящее выражение.
– Прощайте, прощайте, – пробормотал карлик себе под нос. – Они все говорят «прощайте», даже мертвецы. Но они никогда не уходят – никогда, никогда! Не может быть, чтобы вы отличались от остальных. А вы правда не собираетесь причинять вред бедному Сигурду?
– Конечно, правда, если Сигурд – это вы, – сказал Филип, едва не рассмеявшись. – Мне было бы очень жалко вас обижать.
– Вы уверены? – с нажимом произнес карлик. – Хотя у вас правдивые глаза. Но есть кое-что более правдивое, чем взгляд. Это то, что можно прочесть в воздухе, в траве, в волнах – все они отзываются о вас очень странно. Ну конечно же, я вас знаю! Я познакомился с вами целую вечность назад – еще до того, как увидел вас мертвым на поле боя, и черноволосая валькирия унесла вас в Вальхаллу. Да, я знал вас задолго до этого, и вы тоже меня знали. Ведь я был вашим королем, а вы моим вассалом, свирепым и мятежным, а не тем гордым богатым англичанином, которым вы являетесь сейчас.
Слова маленького человечка озадачили Эррингтона. Откуда этот карлик, именующий себя Сигурдом, мог знать его национальность и уровень его благосостояния?
Заметив изумление собеседника, карлик хитро улыбнулся.
– Сигурд мудрый, – заявил он, – Сигурд храбрый! Его не обманешь. Он хорошо знает вас, и всегда будет знать. Древние боги учат Сигурда мудрости – боги моря и ветра, спящие боги, которые живут в сердцах цветов, маленькие боги, которые прячутся в раковинах и все время поют, днем и ночью.
Маленький человечек умолк, и его глаза засветились напряженным вниманием. Он придвинулся еще ближе к сэру Филипу.
– Пойдемте, – промолвил он, – пойдемте, вы должны послушать мою музыку. Может, вы сможете сказать мне, что она значит.
Он подобрал с земли свой теперь уже едва тлеющий факел и снова поднял его над головой. Затем он, маня за собой Эррингтона, направился к небольшому гроту, уходящему в тело скалы. У его входа не было украшений из ракушек. В расщелинах, прорезавших скальную породу, густо рос папоротник. Сверху по камням стекали струйки воды, питая нежные растения. Карлик ловким движением отодвинул в сторону камень, прикрывавший вход. Как только он это сделал, откуда-то изнутри раздался, расходясь под сводами пещеры, странный вибрирующий звук – он был похож на унылые завывания, которые то усиливались, то затихали, порождая многочисленные раскаты эха.
– Послушайте ее, – с грустью в голосе пробормотал Сигурд. – Она все время жалуется. Очень жаль, что она не может хоть немного передохнуть! Она – это дух, понимаете? Я часто спрашивал у нее, что ее беспокоит, но она мне ни разу так и не ответила – только плачет, и больше ничего!
Сэр Филип взглянул на карлика с сочувствием. Ему было ясно, что звук, который так нервировал его собеседника, воздействуя на его возбужденное воображение, вызывал ветер, сквозняк, образовавшийся от того, что карлик убрал с дороги камень, закрывавший вход. Но, учитывая душевное состояние несчастного, бесполезно было пытаться ему это объяснить.
– Скажите мне, – мягко поинтересовался сэр Филип, – вы здесь живете? Это ваш дом?
Карлик в ответ бросил на него презрительный взгляд.
– Мой дом! – повторил он, словно эхо. – Мой дом везде – в горах, в лесах, на скалах и на пустынных морских берегах! Моя душа живет между солнцем и морем. Мое сердце с Тельмой!
Тельма! Возможно, это и есть ключ к тайне, подумал Эррингтон.
– Кто такая Тельма? – спросил он, пожалуй, с несколько излишней торопливостью.
Сигурд громко и язвительно расхохотался.
– Вы думаете, что я скажу это вам? – громко выкрикнул он. – Вам – представителю сильной и жестокой расы, которая стремиться забрать все, что видит и до чего может дотянуться? Она старается захватить все хорошее, все красивое, что существует под небесами, пытаясь купить это ценой чужой крови и слез! Неужели вы думаете, что я отопру вам дверь, ведущую к моему сокровищу, вам? Нет, нет. И потом, зачем вам Тельма? Ведь она мертва.
Последние две фразы карлик произнес, понизив голос. Затем, словно обуреваемый приступом гнева, он резко взмахнул над головой тлеющей сосновой веткой, с которой посыпался целый сноп искр, и с яростью воскликнул:
– Подите прочь, прочь, и не беспокойте меня! Я еще не прожил всех отведенных мне дней, время еще не пришло. Зачем вы пытаетесь ускорить мой конец? Уходите, уходите, говорю вам! Оставьте меня в покое! Я умру, когда Тельма призовет меня – но не раньше!
Затем маленький человечек бросился бежать вдоль длинного коридора, размахивая остатками искрящего самодельного факела, и вскоре исчез в самом дальнем проломе в теле скалы. Перед этим он издал громкий рыдающий крик, звук которого потом еще долго гулял по пещере, отражаясь эхом от стен и постепенно затихая.
Чувствуя себя так, словно только что увидел причудливый и хаотичный сон, Эррингтон, озадаченный и заинтригованный, продолжил путь к выходу из пещеры. В голове его вертелось множество вопросов. Что это за странное место, на которое он случайно набрел? И как с этим местом связано загадочное существо, с которым он вступил в контакт? Что за непонятные предметы ему довелось увидеть? Во-первых, конечно, его интересовала прекрасная девушка, с которой он немного пообщался. Во-вторых, таинственный гроб, запрятанный в глубине украшенного морскими раковинами храма. И наконец, уродливый сумасшедший карлик с бледным лицом и ясными голубыми глазами, чьи бессвязные речи заставляли заподозрить в нем то ли поэта, то ли провидца. И еще – какие тайны скрывались за именем Тельма. Чем больше сэр Филип думал о своем приключении, тем более загадочным оно ему казалось. Как правило, он, как и большинство людей, больше верил в рациональную подоплеку любых событий, нежели в то, что они являлись выражением действия каких-то потусторонних, сверхъестественных сил и обстоятельств. Но, правду говоря, явления, имеющие сверхъестественную подоплеку, встречаются в жизни куда чаще, чем принято думать. Немного найдется людей, с которыми в те или иные моменты не случались какие-то эпизоды, которые выходили за рамки обыденной жизни. И даже среди закоренелых материалистов и циников нечасто встретишь тех, которые, прожив целую жизнь, от рождения до смерти, ни разу не сталкивались с тем, что нельзя объяснить с помощью одного лишь разума и здравого смысла.