И, сопроводив свои слова еще одним саркастическим смешком, Клара направилась к террасе, на которой находилась Тельма. Сэр Фрэнсис последовал за ней на некотором расстоянии – с не слишком приятным выражением на лице. Вдруг он нервно вздрогнул – кто-то неслышными шагами подкрался к нему сзади. Это была Луиза Рено. Она держала в руках серебряный поднос, уставленный бутылками с содовой и стаканами, которые время от времени приятно позвякивали. Она обогнала сэра Фрэнсиса, не подняв на него глаз. Очевидно, она вышла из розария. Когда она поравнялась со своей хозяйкой, уже на лужайке, леди Уинслей удивленно спросила:
– Где вы были, Луиза?
– Миледи хотела, чтобы сегодня я помогла с обслуживанием, – вежливо ответила Луиза. – Я дожидалась милорда Уинслея и других джентльменов в летнем домике, который расположен в конце розария.
С этими словами горничная, быстро мазнув взглядом своих черных, похожих на бусины глаз по лицу леди Уинслей, сделала вежливый книксен и пошла дальше.
Позже, когда уже близился закат и все остальные развлечения уступили место танцам на зеленой лужайке под звуки живой музыки, из дома появился Бриггз. Его на этот раз освободили от обязанности помогать официантам у великолепного стола с закусками (обычно выполнение этой работы камердинер скрашивал себе опустошением бутылочки шампанского, которую он предусмотрительно откладывал для собственного употребления). Бриггз стал неторопливо прогуливаться по широким аллеям, обсаженным благоухающим кустарником, и через некоторое время оказался в наименее романтичной части территории поместья – а именно в огороде. Сюда модно одетые гости не заглядывали – вероятно, вид созревающих капусты, турнепса, бобов и обтянутых желтоватой кожурой кабачков казался чересчур прозаичным для столпов общества, которые привыкли находиться в более утонченной обстановке. Но все же это был очень уютный уголок. Здесь приятно, по-домашнему пахло мятой, тимьяном и майораном. Все это нравилось Бриггзу и почему-то вызывало у него воспоминания о стоящем на столе рождественском жареном гусе в окружении других праздничных деликатесов. Он медленно шел по тропинке, и свет заходящего солнца играл на его плюшевых бриджах, серебристых аксельбантах и кистях, поскольку камердинер был облачен в парадную ливрею и выглядел весьма импозантно. Время от времени он с одобрением поглядывал на свои обтянутые шелковыми чулками икры, которые имели хорошую форму и прекрасно выглядели.
– Я окреп! – пробормотал он себе под нос. – В этом нет никакого сомнения! Всего неделя на загородном воздухе – и я другой человек. Все последствия чрезмерного количества работы исчезли. Когда я вернусь, Флопси, взглянув на мои ноги, их не узнает – их состояние поразительно улучшилось. – Бриггз остановился, чтобы осмотреть грядку, засаженную морковью. – А вон там я вижу много кресс-салата. Суп с кресс-салатом – благородное блюдо, а Флопси готовит его хорошо. Можно и жениться на Флопси, но это будет слабостью. Она вдова и немножко старовата для меня – да, немножко старовата, но…
Тут Бриггз деликатно понюхал сорванную им веточку тимьяна и глубокомысленно улыбнулся. В следующий момент он увидел приближающуюся к нему невысокую, крепкую, ладную фигурку. Это был не кто иной, как Бритта. Она выглядела особенно очаровательно в очень симпатичной шапочке, украшенной бантами из розовых лент, и в очень продуманно украшенном оборочками муслиновом переднике. Бриггз тут же напустил на себя торжественный, высокомерный вид и выпрямился во весь рост. Девушка, подойдя к нему, засмеялась, отчего на щеках у нее проступили очень милые ямочки.
– Итак, мистер Бриггз, – сказала она, – наслаждаетесь жизнью?
Бриггз ответил ей благосклонной улыбкой.
– Наслаждаюсь! – ответил он вполне любезно. – Воздух кажется мне таким освежающим. А вы, мисс Бритта?
– О, у меня тоже все хорошо, спасибо! – скромно ответила Бритта, чуть отстраняясь от камердинера, который явно вознамерился одной рукой приобнять ее за талию. Затем, взглянув на корзину со свежесорванным виноградом, которую держала в руках, девушка продолжила: – Это для ужина. Мне надо торопиться – я должна отнести это миссис Партон.
– Правда? Вы обязательно должны это сделать? – поинтересовался Бриггз голосом, в котором явственно прозвучали неуместные нежные нотки, но затем, тут же снова приняв чопорный вид, заметил: – Миссис Партон очень толковая женщина, отличная экономка. Но она, вне всякого сомнения, простит вас, если вы немножко задержитесь, мисс Бритта, – особенно находясь в моем обществе.
Бритта снова засмеялась, демонстрируя белизну своих небольших ровных зубов.
– Вы так думаете? – весело поинтересовалась она. – Что ж, давайте постоим минутку, но если она будет меня ругать, я скажу, что это вы во всем виноваты.
Бриггз тряхнул серебряными кисточками на своей ливрее и, изящно прислонившись к стволу сливового дерева, окинул девушку критическим взглядом, после чего сказал:
– В городе у меня не было возможности часто общаться с вами. Наши хозяева постоянно наносили визиты друг другу, но при этом наши с вами встречи, как сказал поэт, «были немногочисленными и случались нечасто»[22].
Бритта с равнодушным видом кивнула и, заметив особенно спелую ягоду крыжовника, росшую на кусте рядом с ней, протянула руку и, сорвав ее, вложила в свои розовые губки. Затем, увидев еще одну, такую же зрелую, предложила ее Бриггзу. Тот, приняв, медленно ее сжевал, хотя его мучило опасение, что тем самым он наносит серьезный ущерб своему достоинству. Проглотив ягоду, он снова заговорил:
– Находясь здесь, я получил больше возможностей понаблюдать за вами. Позвольте же мне сказать, что я о вас очень высокого мнения. – Бриггз взмахнул рукой с элегантностью сэра Чарльза Грандисона[23]. – В самом деле очень высокого! Вам так к лицу ваша молодость! Если бы только в вас было немножко больше шика, тогда и желать было бы нечего!
– Немного больше чего? – переспросила Бритта, с удивлением широко раскрывая голубые глаза.
– Шика! – с нажимом повторил Бриггз. – Шик, мисс Бритта, – это французское слово, которое часто употребляют аристократы. Приехав из Норвегии, вы, вероятно, обладаете весьма ограниченным опытом и потому, скорее всего, не слышали его раньше. Но здешние образованные люди считают это слово очень удобным и выразительным. Шик означает стильность, то есть моду, красоту, великолепие. Например, все вещи, которые носит ваша госпожа, – это настоящий шик!
– Это правда! – сказала Бритта с удивленным и совершенно невинным видом. – Как смешно! Это слово не похоже на французское, более того, мистер Бриггз, оно звучит скорее как английское.
– Возможно, вам незнаком парижский акцент, – с величественным видом заметил Бриггз. – Вероятно, вы совсем недолго пробыли в этом чудесном, веселом городе, Париже. Я был там много раз – ах, Париж, Париж! – Камердинер семейства Уинслеев сделал небольшую паузу, словно на него нахлынули воспоминания, а затем, бросив на Бритту плотоядный взгляд, продолжил: – Вы бы, наверное, не поверили, мисс Бритта, если бы узнали, какой я озорник, когда нахожусь в Париже! А ведь это правда! Видно, есть что-то такое в воздухе парижских бульваров! И к тому же парижские кафе возбуждают мои нервы.
– Тогда вам не надо туда ездить, – с мрачноватым видом сказала Бритта, хотя в ее глазах сверкнул веселый огонек. – Это не может быть полезно для вас. И боже мой, мистер Бриггз! Мне ужасно неприятно думать, что вы в какие-то моменты можете быть озорником!
И девушка, не удержавшись, рассмеялась.
– Это происходит ненадолго, – пояснил Бриггз с выражением шутливого удовлетворения на лице и в то же время изображая взглядом раскаяние. – Что-то вроде приступа – просто от хорошего настроения. С мужчинами, которые живут в больших городах и заняты на ответственной работе, такое иногда случается! Это тоже шик – немножко почудить в Париже. Но, мисс Бритта, если бы со мной были вы, я бы ни за что не стал безумствовать!
Тут камердинер снова предпринял попытку одной рукой обхватить девушку вокруг талии, но она снова умело и с некоторым раздражением этого избежала.
– Вы очень суровы по отношению ко мне, – заявил он. – Очень, очень суровы! Но я не жалуюсь, моя… моя дорогая, в один прекрасный день вы узнаете меня лучше! – Тут Бриггз устремил на девушку пристальный взгляд и внезапно спросил: – Мисс Бритта, вы ведь очень хорошо относитесь к своей хозяйке, верно?
Лицо Бритты мгновенно залилось краской, она стала слушать собеседника предельно внимательно.
– Да, в самом деле! – быстро ответила она. – А почему вы спрашиваете, мистер Бриггз?
Камердинер несколько смущенно потер собственный нос.
– Это не так легко объяснить, – сказал он. – Вообще-то мои хозяева не одобрили бы, если бы узнали, что я вам это говорю. Но у меня есть ощущение, что Клара – называя это имя, я намекаю на супругу моего хозяина лорда Уинслея – задумала что-то нехорошее. Она ненавидит вашу хозяйку, мисс Бритта, – ненавидит, словно яд!
– Ненавидит?! – в изумлении воскликнула Бритта. – О, вы, должно быть ошибаетесь, мистер Бриггз! Она очень хорошо относится к моей хозяйке – почти какк сестре!
– Клара хорошая актриса. На своей сцене она заткнет за пояс Вайолет Вер, – пробормотал Бриггз, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнице. – Затем он галантно взял у девушки ее корзинку и, повысив голос до нормального, сказал: – Следуйте за мной! Мы отправимся в дом вдвоем. По дороге я вам все объясню, так что вы сами сможете судить, прав я или нет. Мне кажется, тут как нельзя лучше подойдут строки из произведения бессмертного поэта, в родном графстве которого мы имеем честь находиться: «Есть много, друг Горацио, на свете, что недоступно нашим мудрецам».
И, чинно шагая рядом с Бриттой, Бриггз негромко, весьма конфиденциальным тоном, пустился в разъяснения. Девушка слушала с напряженным вниманием. Информация, которую она получила, поразила и встревожила ее.