С этими словами он направился в зал, где был сервирован ужин, и принялся прокладывать для Тельмы дорогу, пока не усадил ее на одно из мест во главе стола. Там она вскоре принялась развлекать гостей и слушать их болтовню. Лоример же, взглянув на нее издали раз или два, увидел, что, к его великому облегчению, все следы недавнего неприятного происшествия исчезли с ее лица, и оно сияет, словно весеннее солнце.
Глава 24
Благородная ярость соседствует с невинностью,
Сознательная добродетель имеет право на гордость.
Наступили грустные осенние дни, и понемногу поместье Эррингтонов опустело. Супруги, само собой, тоже переехали в город, где Филип полностью отдался деятельности, связанной с его планами стать членом парламента, и занимался ею с утра до вечера. Коварное чувство подавленности снова незаметно вернулось в душу Тельмы. Она все время ощущала ее, словно черную птицу, летающую над головой и сообщающую о плохом предзнаменовании. Тельма пыталась сбросить с себя это ощущение, но ей это никак не удавалось. Люди заметили, что лицо ее стало серьезнее, а в глазах появилась грусть, и отпускали замечания по этому поводу на свадьбе Марсии Ван Клапп, заметном светском событии, произошедшем в начале ноября, на котором всем почти полностью распоряжалась миссис Раш-Марвелл. Эта весьма дальновидная женщина всеми приличными способами пыталась ускорить приготовления и по возможности как можно больше приблизить церемонию.
– Длинные помолвки – это большая ошибка, – сказала она как-то Марсии, после чего, многозначительно понизив голос, добавила: – Мужчины сегодня пошли капризные. И на них большой спрос – так что надо брать Машервилла, пока он в подходящем настроении.
Марсия уловила намек и взяла эти слова себе на заметку, так что миссис Раш-Марвелл испустила вздох облегчения, когда пара поженилась и отправилась на континент, чтобы провести там медовый месяц. Перед поездкой Марсия, одетая в сверкающее платье, ликовала, лорд Алджи казался нервным, но тоже был близок к экстазу.
– Слава небесам, что это закончилось! – сказала миссис Раш-Марвелл своему вежливому и послушному мужу. – У меня еще никогда в жизни не было столько хлопот! Эта девушка вот уже два сезона висела у меня на руках, и я думаю, что пятьсот гиней – неплохая плата за ту работу, которую я проделала.
– Неплохая, неплохая! – с теплотой в голосе согласился мистер Марвелл. – Они с тобой… они с тобой… – тут он с осторожностью посмотрел по сторонам. – Они полностью рассчитались, моя дорогая?
– До последнего пенни, – спокойно ответила миссис Марвелл. – Сегодня утром старик Ван Клапп передал мне последнюю сотню. Бедная миссис Ван Клапп так благодарна! – Она удовлетворенно вздохнула и, казалось, слегка задумалась. Затем мило улыбнулась и, подойдя к мистеру Марвеллу, ласково похлопала его по плечу. – Думаю, мы потянем поездку на итальянские озера, дорогой – что скажете?
– Чудесно. Чудесно! – воскликнул супруг, не властитель и не господин своей жене, а раб и вассал. – Ничто не может быть более восхитительным!
И пара отправилась на итальянские озера. Очень многие уехали из города – все, кто обладал свободным временем и достаточными деньгами, чтобы избавить самих себя от приближающейся ненастной английской зимы. Кто-то уже убыл, кто-то только собирался это сделать. Бо Лавлейс уехал на озеро Комо. Джордж Лоример вместе с Дюпре – в Париж. Гостей у Тельмы стало совсем мало – у них с Филипом бывала разве что леди Уинслей, которая теперь навещала Эррингтонов чаще, чем раньше, и всякий раз проводила у них много времени. Казалось, она искренне привязана к Тельме, и сама Тельма, слишком простодушная, чтобы вообразить, что такая дружба может быть притворством, платила ей той же монетой. Она давала леди Уинслей то, что той никогда не удавалось получить ни от одной другой женщины, – чистые, искренние и совершенно бескорыстные и беззаветные любовь и дружбу, как будто они сестры-близнецы. Но был в доме один человек, которого очарование и сладкие речи не могли обмануть: Бритта. Заглядывая временами в красивые томные глаза ее светлости, девушка всякий раз ощущала недоверие к ней, и в ее собственном взгляде в такие моменты появлялось выражение вызова. Она видела, что близкие, доверительные отношения между Тельмой и леди Уинслей выстроены так, что приносят выгоду только Кларе, и что на самом деле леди Уинслей испытывает к ее госпоже скрытую неприязнь. Однажды она попыталась поговорить об этом с Тельмой, но та настолько изумилась и стала так упрекать Бритту, что та не решилась продолжать.
– Мне очень жаль, Бритта, – сказала тогда ее хозяйка, – что ты не любишь леди Уинслей, потому что мне она очень нравится. Ты должна проникнуться симпатией к ней – ради меня.
Но Бритта упрямо сжала губы и покачала головой. Однако пытаться затевать разговоры на эту тему она пока больше не стала, решив подождать и посмотреть, как события будут развиваться дальше. Через какое-то время она довольно близко сошлась с горничной леди Уинслей, Луизой Рено, и Бриггзом. Девушка выяснила у них много интересных подробностей, до этого представлявших для нее загадку, которую она уже давно мучительно пыталась разгадать, так и не решаясь прийти к какому-то определенному выводу.
По возвращении в город Тельма была невыразимо шокирована внешностью секретаря ее мужа, Эдварда Невилла. Поначалу она его едва узнала, настолько сильно он изменился. Он всегда несколько сутулился, но теперь плечи его клонились вперед так, словно со времени их с Тельмой последней встречи прошло двадцать лет. Его волосы, в которых еще недавно лишь кое-где виднелись серебристые пряди, теперь совершенно поседели. Лицо стало страшно худым и очень бледным. В то же время глаза на контрасте казались огромными, и в них стояло беспокойное выражение, словно Невилла мучила какая-то навязчивая мысль, временами доводящая до безумия. Он так нервно и подавленно съежился под взглядом Тельмы, что она даже подумала, что он, должно быть, по каким-то причинам невзлюбил ее. Из деликатности она не стала ни о чем расспрашивать Невилла, но, беспокоясь о нем, решила поговорить с мужем.
– Мистер Невилл что, слишком много работает? – поинтересовалась она как-то раз. – Он выглядит совершенно больным.
Ее вопрос, казалось, смутил Филипа – он покраснел и несколько сконфузился.
– Правда? О, кажется, он плохо спит. Да, я помню, он говорил об этом. Видишь ли, потеря жены очень тяжело на нем сказалась. Он до сих пор не теряет надежды на то, что… ну, он все время пытается – ты понимаешь! – вернуть ее.
– Ты думаешь, ему когда-нибудь удастся найти ее? – спросила Тельма. – Помнится, ты говорил, что это безнадежный случай?
– Ну да, я в самом деле так считаю. Но, понимаешь, перечеркивать его надежды тоже было бы неправильно. Кто знает? Может, в один прекрасный день она снова появится… Кое-какие шансы на это есть!
– Жаль, что я не могу помочь ему искать ее. Его глаза полны горя, – с состраданием произнесла Тельма и задумчиво добавила: – Почти как глаза Сигурда в отдельные моменты.
– Ну, Невилл вовсе не теряет рассудок, – торопливо возразил Филип, – он человек очень терпеливый, разумный и прочее. Не беспокойся за него, Тельма, он в порядке!
И Филип торопливо зашелестел газетами и начал разговор на другую тему. Его смущение привело к тому, что Тельма стала время от времени задумываться, что могло стать причиной. Но ей и без того хватало тем для размышлений, а потому через некоторое время она забыла об этом разговоре. Между тем он, строго говоря, мог бы стать ниточкой, подергав за которую можно было быстро обнажить всю цепь событий, потрясших жизнь самой Тельмы до основания. Однако леди Уинслей считала, что связать ее с темой актрисы бурлеска Ваойлет Вер и восхищением, которое якобы испытывал по отношению к этой скандально известно звезде сэр Филип, практически невозможно.
– Я в это не верю, – твердо сказала в разговоре на эту тему Тельма, – и вы, вы тоже не должны в это верить, Клара. Даже если вы это где-то слышали, это неправда. Мы оскорбим Филипа подобными мыслями – вы ведь с ним друзья, а я его жена. Мы не те люди, которые должны верить гадостям о нем, даже если их можно доказать – а доказательств в данном случае нет никаких.
– Моя дорогая, – непринужденно ответила ее светлость. – Доказательства вы можете раздобыть сами, если захотите. Например, спросите сэра Филипа, как часто он виделся с мисс Вер в последнее время – и послушайте, что он вам скажет.
Тельма густо покраснела.
– Я не стану задавать моему мужу вопросы на такую тему, – гордо сказала она.
– Что ж, хорошо! Раз вы такая щепетильная!
И леди Уинслей пожала плечами.
– Дело вовсе не в моей щепетильности, – возразила Тельма. – Просто я хочу быть достойной его любви. А если я начну сомневаться в нем, это будет не так. Нет, Клара, я буду верить ему до конца.
Клара Уинслей придвинулась к Тельме и взяла ее за руку.
– Даже если бы выяснилось, что он вам неверен? – спросила она негромко, весьма внушительным тоном.
– Неверен мне! – почти выкрикнула Тельма. – Клара, дорогая Клара, вы не должны произносить такие слова! Неверен мне! Это будет означать, что мой муж любит кого-то больше, чем меня! Ах! Это невозможно!
– А вы представьте, что такое возможно, – продолжала гнуть свое леди Уинслей с жестоким блеском в темных глазах. – Такие вещи случались на свете!
Тельма какое-то время стояла молча, не двигаясь, со скорбным выражением на побледневшем лице. Потом, подумав немного, она заговорила:
– Я бы никогда в это не поверила! – торжественно произнесла она. – Никогда. Только если бы я услышала это из его уст или увидела какие-то свидетельства этого, написанные его рукой, – что он устал от меня и больше не хочет быть со мной.
– А потом?
– Потом… – Тельма коротко вздохнула. – Потом уж я решу, что делать. Но, Клара, вы должны хорошо понимать, что если даже такое случится, я никогда ни в чем не обвиню его – ни словом!