– Я говорю – и все в обществе тоже – о странном увлечении Эррингтона этой актрисой из Театра бурлеска.
Тельма продолжала пристально смотреть на собеседника.
– Это ошибка, – сказала она наконец, – ошибка от начала до конца. И поскольку вы его друг, сэр Фрэнсис, пожалуйста, развейте эти слухи, которые не соответствуют действительности и могут причинить Филипу вред. За всем этим не стоит ни слова правды…
– Ни слова правды! – воскликнул Леннокс. – Да правдивее некуда! Леди Эррингтон, мне очень жаль, но ваш муж совершенно бесстыдно обманывает вас!
– Как вы смеете говорить такие вещи! – выкрикнула Тельма, вскочив на ноги и встав перед сэром Фрэнсисом. Затем она резко побледнела, но при этом ее глаза оставались устремленными на него. Каким же яркими, сверкающими они были! Сколько холодной гордости таилось в их синей, словно морская вода, глубине! – Вы ошибаетесь, – сказала она ледяным тоном. – Если ходить в театр, о котором вы говорите, не вполне прилично, то почему же там так часто видят вас? И почему в обществе не ходят гадкие слухи о вас? Так что не вам говорить плохо о моем муже. С вашей стороны это позор и предательство! Вы забываетесь самым недопустимым образом!
И Тельма направилась прочь из комнаты. Однако сэр Фрэнсис преградил ей дорогу.
– Леди Эррингтон, – сказал он очень мягко, – не будьте суровы со мной. Умоляю, простите меня! Конечно, не мое дело говорить об этом – но что я могу поделать? Когда я слышу, как в клубе все обсуждают вас, жалеют вас, я не могу оставаться к этому совершенно равнодушным! Да, я знаю, в списке ваших друзей я на самом последнем месте, но я просто не в силах видеть происходящее. Представьте, ведь если так пойдет дальше, все это будет в газетах!
Сэр Леннокс принялся возбужденно ходить по комнате, весьма успешно сохраняя на лице выражение дружеской заботы и сочувствия. Озадаченная Тельма стояла неподвижно. Голова у нее болезненно пульсировала, а по всему ее телу распространялось неприятное ощущение онемения.
– Говорю вам, все не так! – с трудом снова проговорила она. – Я не понимаю, почему все эти люди в клубах говорят обо мне или жалеют меня. Мне не нужна никакая жалость! Мой муж прекрасный, правдивый человек. – Сделав небольшую паузу, чтобы набраться мужества, Тельма заговорила снова: – Да! Для меня он лучше, храбрее, благороднее всех других мужчин на земле! Он дает мне все то счастье, которое у меня есть в жизни, – каждый день и каждую ночь я благодарю Бога за то, что он подарил мне его любовь!
Тельма снова умолкла. Сэр Фрэнсис повернулся и внимательно посмотрел на нее. Казалось, будто у нее вдруг возникла какая-то внезапная мысль, потому что она быстро подошла к гостю. Щеки ее порозовели.
– Если захотите, вы можете очень много сделать для меня! – сказала она, положив ладонь на руку сэра Фрэнсиса. – Вы можете сказать всем этим людям, которые говорят все эти глупости, что они неправы. Расскажите им, как я счастлива! И что мой Филип никогда не обманывал меня и в чем, ни в крупном, ни в мелочах!
– Никогда! – с едва заметной насмешкой произнес сэр Леннокс. – Вы уверены?
– Уверена! – храбро ответила Тельма. – Он не стал бы скрывать от меня ничего такого, что мне следовало бы знать. А я – о! Я могла бы провести всю свою жизнь в попытках как-то порадовать его, но все они никогда, никогда не будут стоить его доброты и нежности! А если он и ходит часто в театр без меня – что из этого? Да ничего! Это все равно, что раздувать из мухи слона – просто смех! Так что не стоит рассказывать мне про такие мелочи!
Говоря это, Тельма улыбнулась, и было видно, что выражение ее лица соответствует ее настроению и что она не сомневается в своих словах.
Сэр Фрэнсис уставился на нее – отчасти пристыженный, отчасти приведенный в ярость. Это прекрасное, идеальное женское лицо, к тому же светящееся беззаветной верой в мужа, вызывало у него не естественные мужские чувства уважения и снисходительности, а совсем другие. Одно лишь прикосновение белой как снег ручки Тельмы, которую она совершенно невинно положила ему на предплечье, возбудило его страсть, словно удар бича. Как уже говорилось, он был большим любителем охоты, и ему много раз на протяжении лета приходилось загонять оленей. И вот теперь он снова почувствовал себя словно на охотничьей тропе. В этот момент, когда добыча так слаба и легкодоступна и, по сути, умоляет о пощаде, почему не полоснуть ее безжалостно ножом по горлу?
– В самом деле, леди Эррингтон! – сказал он в конце концов с сарказмом в голосе, – ваши супружеские энтузиазм и доверие просто очаровательны! Но, к сожалению, все доказательства против вас. Правда есть правда, как бы вы ни хотели закрыть глаза на ее проявления. Я искренне сожалею, что сэр Филип не мог присутствовать здесь, чтобы услышать все ваши горячие похвалы в его адрес, вместо того, чтобы находиться там, где он, без всякого сомнения, находится – в объятиях Вайолет Вер!
Как только он произнес эти слова, Тельма рванулась прочь от него и закрыла ладонями уши, словно чтобы избавиться от какого-то неприятного, назойливого звука. Глаза ее лихорадочно блестели, все тело с ног до головы сотрясала ледяная дрожь.
– Это вранье, вранье, – пробормотала она едва слышным, придушенным голосом. – Как вы – да как вы смеете?
Тут она умолкла, сделала неуверенный шаг, словно слепая, покачнулась и упала без чувств к ногам сэра Фрэнсиса.
В ту же секунду он опустился возле нее на колени, положил ее голову себе на сгиб руки и пристально уставился на прекрасные, неподвижные черты женщины. Его темные брови сошлись на переносице, что говорило о том, что мысли его, скорее всего, далеко не праведного свойства. Внезапно он снова осторожно опустил ее голову на пол и, бросившись к двери, запер ее. Вернувшись, он снова приподнял Тельму в полулежачее положение, заключил ее в объятия, прижал к себе и поцеловал. Сэр Фрэнсис торопился, опасаясь, что она придет в себя. Пока же Тельма, такая прекрасная, была совершенно беспомощна и находилась в его власти. Когда серебряные часы, стоявшие на каминной полке, прозвонили одиннадцать, он испуганно вздрогнул и напряженно прислушался – ему показалось, что кто-то пытается, дергая за ручку, открыть дверь. Затем он принялся снова и снова целовать бледные бесчувственные губы Тельмы. Наконец по телу ее пробежала легкая дрожь. Она вздохнула, и из груди ее вырвался легкий стон. Постепенно, по мере того как к ней стало возвращаться сознание, она ощутила на себе чье-то объятие и прошептала:
– Филип! Дорогой – ты вернулся раньше… Я думала…
Но тут Тельма открыла глаза и встретилась взглядом с сэром Фрэнсисом, склонившимся над ней. Она издала тревожное восклицание и попыталась встать. Однако сэр Фрэнсис обхватил ее еще крепче.
– Тельма, дорогая, милая Тельма! – забормотал он. – Позвольте мне утешить вас – позвольте рассказать, как сильно я вас люблю!
Прежде чем женщина успела угадать его намерение, он крепко прижался губами к ее бледной щеке. С криком Тельма резко вырвалась из его рук и вскочила на ноги, вся дрожа.
– Что… Что это значит?! – в гневе воскликнула она. – Вы что, с ума сошли?
Все еще слабая и не пришедшая в себя окончательно после обморока, она отбросила пряди волос со лба и всмотрелась в сэра Фрэнсиса Леннокса с изумлением и ужасом. Он густо покраснел и сжал губы в ровную, прямую линию.
– Осмелюсь сказать, что, наверное, так и есть, – ответил он и издал горький смешок. – Собственно, я точно знаю, что в самом деле сошел с ума! Видите, я разболтал мой печальный секрет. Вы простите меня, леди Эррингтон… Тельма? – Он подошел к ней чуть поближе, и его глаза потемнели от сдерживаемой страсти. – Женщина беспримерной, неподражаемой красоты, невиданного очарования, какой вы являетесь – неужели вы не простите меня за мое преступление, учитывая, что преступление это состоит в любви к вам? Потому что я люблю вас, и одним небесам известно, как беззаветно и беспредельно это мое чувство!
Тельма стояла молча, словно оцепенев. В ее глазах и на лице застыло все то же выражение ужаса. Ободренный ее молчанием, сэр Фрэнсис приблизился и взял ее за руку. Она мгновенно вырвалась из его пальцев с жестом такого презрения к нему, что он спасовал и застыл перед ней в неподвижности. Вдруг в груди у нее словно открылись шлюзы, и слезы полились из ее глаз рекой – это был поток, вал возмущения, сила которого сначала заставила Тельму какое-то время простоять молча, не шевелясь, а теперь нашла выход.
– О господи! – порывисто воскликнула она, и ее глаза, напоминающие драгоценные камни, сверкнули ненавистью и омерзением. – Как такое существо, как вы, может называть себя мужчиной? Такая дрянь, ворующая чужую честь, именовать себя другом? Что я сделала, сэр, что вы могли опуститься до такого позора, как ваша так называемая любовь ко мне? За кого вы принимаете меня, если считаете возможным осквернять меня своими прикосновениями? Я – жена самого благородного джентльмена в этой стране! Боже! – Тельма с трудом перевела дыхание. – И кто же поднимает голос против моего мужа? Вы! – Тут Тельма презрительно улыбнулась и чуть тише продолжила: – Немедленно покиньте мой дом, сэр, сейчас же! И даже не мечтайте прийти сюда когда-нибудь снова!
Тельма шагнула к колокольчику. Сэр Фрэнсис смотрел на нее со злобной ухмылкой.
– Подождите минутку! – холодно произнес он. – Всего один момент, прежде чем вы позвоните. Умоляю, подумайте хорошенько! Возможно, слуга не сможет войти, потому что дверь заперта.
– Вы посмели запереть дверь! – крикнула Тельма, и внезапный страх ледяным холодом окатил ее сердце – она вспомнила, что так же делал преподобный мистер Дайсуорси. Тут вдруг в ее голове мелькнула еще одна мысль, и она стала отступать в сторону большого красивого панно, на котором была изображена Венера, резвящаяся в море среди купидонов и дельфинов. Сэр Фрэнсис подскочил к ней и стиснул ее руку железной хваткой. Его растерянное лицо горело мстительной злобой.
– Да, я посмел! – пробормотал он с яростным торжеством. – И я посмел сделать даже больше! Вы лежали без чувств в моих объятиях – вы, такая красивая, чарующая Тельма, и я целовал вас – да! Я сделал это раз пятьдесят! И вы никогда не сможете с этим ничего поделать, потому что это было! Вам никогда не удастся забыть, что мои губы, как губы вашего мужа, приникали к вашим. И у меня этого наслаждения тоже никогда никто не отнимет! И если я захочу, то даже сейчас… – сэр Фрэнсис еще крепче сжал пальцы на руке Тельмы, – …да, даже сейчас я вас поцелую, независимо от вашего желания! Кто мне помешает? Я заставлю вас любить меня, Тельма…