Норвегии, и какие-то вещи нам трудно сразу понять. – Тельма замолчала и негромко вздохнула, а потом заговорила снова: – Сейчас ты отдашь Моррису мою записку, Бритта, а потом приходи в мою спальню – я устала, а Филип сказал, чтобы я его не дожидалась.
Бритта ушла, а Тельма стала медленно подниматься по лестнице. Было уже около полуночи, и она в самом деле чувствовала себя слабой и измученной. Ее мысли начали принимать новое направление. Предположим, она расскажет мужу о случившемся. Он почти наверняка отправится к сэру Фрэнсису и каким-то образом его накажет. Наверняка будет ссора и столкновение, в котором Филип может пострадать. С другой стороны, ее молчание также грозило многими неприятными последствиями. Если, к примеру, она ничего не скажет, а просто откажется принимать у себя Леннокса, не сочтет ли ее муж такое поведение странным? Тельма раздумывала над этим, пока у нее окончательно не разболелась голова. Она решила поразмыслить как следует еще, а пока никому ничего не говорить о случившемся. Сэр Фрэнсис же, полагала она, не станет предпринимать попыток к общению с ней.
«Я спрошу у миссис Лоример, что лучше всего сделать в такой ситуации, – подумала Тельма. – Она женщина пожилая и мудрая и подскажет, как поступить».
В ту ночь, когда она улеглась головой на подушку, Бритта накинула на нее сверху теплое покрывало. Тельма, ощутив легкую дрожь, спросила:
– Бритта, а сегодня не холодно?
– На улице очень холодно! – ответила маленькая горничная. – И там начинается снегопад.
Лицо Тельмы погрустнело.
– А в Альтен-фьорде сейчас совсем темно и все занесено снегом, – сказала она.
– Да, фрекен, в самом деле! – улыбнулась Бритта. – Так что здесь все-таки лучше.
– Может быть! – с задумчивым видом произнесла Тельма и приняла наиболее удобное положение для сна.
Бритта поцеловала ее руку и бесшумно вышла из комнаты. Когда она удалилась, Тельма снова открыла глаза и долго лежала без сна, глядя на розовую точку на потолке – отражение маленькой лампочки, подвешенной в ее молельне. Она представляла себе темные заснеженные пространства Альтен-фьорда. Какой странной казалось ей эта картина! Она подумала о месте захоронения матери – как же там сейчас должно быть мрачно и холодно! Перед внутренним взором Тельмы возникли длинные, свисающие сверху сосульки сталактитов у входа в пещеру в том месте, где они впервые встретились с Филипом. Ей показалось, что она отчетливо слышит плеск черных волн фьорда о берег. После воспоминаний о юности, прошедшей в Норвегии, она воскресила в памяти годы учебы в Арле – теперь они казались ей снами, виденными давным-давно. Весь уклад ее жизни, ее существования изменился. Она стала замужней женщиной, а вскоре ей наверняка предстоит стать матерью – спрашивается, почему же при таком будущем, при таких перспективах, сулящих радость и счастье, она этой ночью так внимательно заглядывает в прошлое?
Пока Тельма тихонько лежала, наблюдая за игрой отсветов электрических фонарей на стене, ей вдруг стало казаться, что пространство комнаты наполнилось неясными силуэтами. Сначала перед ней возникли прекрасные, но овеянные ореолом страдания черты ее матери, затем мощная фигура и суровое, энергичное, открытое лицо ее отца, потом появились очертания Сигурда – Тельме в какой-то момент даже почудилось, что она услышала его голос. Чувствуя, что от всего этого она начинает беспричинно тревожиться, Тельма закрыла глаза и попыталась уснуть. Но все было напрасно. Тем временем ее рассудок переключился на еще более неприятные мысли. Почему Филип до сих пор не вернулся? Где он? Тельме показалось, что насмешливый дьявол, сидящий у нее на плече, тут же голосом сэра Фрэнсиса Леннокса ответил ей: «В объятиях Вайолет Вер!» Будучи не в состоянии успокоиться, Тельма решила встать с постели, но тут вдруг слух ее уловил звук шагов, поднимающихся по лестнице. Она узнала твердую походку мужа и поняла, что следом поднимается Невилл, чья спальня находится на третьем этаже. Тельма внимательно прислушалась: мужчины, остановившись как раз на площадке напротив ее двери, о чем-то говорили между собой.
– Я думаю, будет лучше ей во всем признаться, – сказал сэр Филип. – Когда-нибудь ей все равно придется об этом узнать.
– Вашей жене? Ради всего святого, не говорите ей! – ответил Невилл. – Такой позор… – Тут голос секретаря опустился до шепота, и Тельма не расслышала, что именно он сказал. В следующую минуту ее муж осторожно проник в комнату, боясь разбудить ее. Она протянула к нему руки, приветствуя его, и он шагнул к ней с радостным и нежным возгласом:
– Моя дорогая! Ты еще не спишь?
Тельма улыбнулась, но в ее улыбке было что-то жалобное. Однако в царящем в комнате полумраке сэр Филип этого не заметил.
– Нет, еще не сплю, Филип! Но мне кажется, что мне все же снились сны – об Альтен-фьорде.
– А! Там, должно быть, сейчас холодно, – ответил ничего не подозревающий Эррингтон. – Но здесь, откровенно говоря, тоже холодновато. Сегодня ночью дует очень неприятный восточный ветер, да еще идет снег.
Тельма выслушала этот отчет о погоде за окном с почти болезненным интересом. Мыслями она то и дело уносилась в Норвегию – и подолгу оставалась там. Уже совсем перед тем, как ее усталые, измученные, терзаемые резью глаза закрылись и она провалилась в глубокий сон, в котором сейчас остро нуждалась, ей привиделось, будто она в одиночестве оказалась в какой-то мрачной местности, не понимая, где именно находится, но смутно догадываясь об этом.
– Как это все странно, – пробормотала она – как ей показалось, вслух. – В Альтен-фьорде сплошной снег и темнота!
Глава 25
Время, когда мы любили, было недолгим, юная дева: оно миновало, как дуновение ветра!
Наступил холодный, унылый рассвет следующего утра. Над Лондоном висела плотная желтая пелена тумана. Уличные фонари горели, но почти не освещали улицы. Сырой воздух, напитанный холодом снега, проникал в самые теплые комнаты, и даже рядом с ярко разожженными каминами было зябко. Сэр Филип проснулся с неприятным ощущением головной боли и в плохом настроении и заворчал – несомненно, каждый англичанин имеет на это право, учитывая скверный климат в стране в зимнее время. Настроение у Эррингтона не улучшилось с получением телеграммы, которую доставили перед завтраком, – его приглашали срочно приехать в какой-то скучный городок, расположенный в одном из центральных графств Англии, по неотложным делам, связанным с выдвижением его кандидатуры в парламент.
– Какая скука! – воскликнул он, показывая послание жене. – Я должен ехать и не смогу вернуться сегодня вечером. Тебе придется остаться совсем одной, Тельма. Может, тебе съездить к Уинслеям?
– Зачем? – спокойно спросила Тельма. – Лучше я побуду здесь. Я не возражаю, Филип. Я уже привыкла находиться в одиночестве.
Печальная нотка в тоне супруги привлекла внимание Эррингтона, и он внимательно взглянул на нее.
– Вот что, моя дорогая. – внезапно сказал он, – если эта история с выборами в парламент вызывает у тебя беспокойство или огорчает тебя, я все это брошу – богом клянусь, брошу! – И Филип заключил жену в ласковые объятия. – В конце концов, – добавил он со смехом, – какое это имеет значение! Страна обойдется и без меня.
Тельма чуть заметно улыбнулась.
– Ты не должен говорить такие глупости, Филип, – с нежностью сказала она. – Нельзя начинать такие серьезные вещи и не доводить дело до конца. И я вовсе не беспокоюсь и не огорчаюсь. Что обо мне скажут люди, если я из-за собственного эгоистичного стремления к комфорту и удовольствию постоянно быть рядом с тобой помешаю тебе занять достойное место среди мужчин вашей страны? Несомненно, это было бы весьма предосудительно! Так что, хотя за окном мрачный, пасмурный день, а я буду все время скучать по тебе, ты должен ехать туда, где тебя ждут. А я буду очень счастлива, когда встречу тебя дома завтра!
Тельма поцеловала мужа и на мгновение молча прижалась к нему. Весь день потом Филип вспоминал нежность этого прощального объятия. К десяти часам утра он уехал, взяв с собой Невилла. Тельма же, закончив домашние дела, собралась на ланч к старой миссис Лоример, чтобы выслушать, что она посоветует по поводу истории с сэром Фрэнсисом Ленноксом. Но в то же время она твердо решила, что ничто не заставит ее сказать ни слова о циркулирующих в обществе слухах по поводу ее мужа и Вайолет Вер.
«Я знаю, что все это ложь, – снова и снова повторяла она себе. – А люди здесь так же глупы, как крестьяне в Боссекопе, и готовы поверить в любое вранье, лишь бы оно давало им возможность о чем-нибудь посудачить. Что ж, могут болтать, сколько им заблагорассудится – я не произнесу на эту тему ни слова, даже в разговорах с Филипом, потому что это будет выглядеть так, словно я ему не доверяю!»
Отогнав таким образом угнетавшие ее мрачные мысли, Тельма несколько повеселела.
Пока она строила нехитрые планы по поводу того, как ей приятно провести длинный, скучный из-за отсутствия мужа день, леди Уинслей занималась приготовлениями совершенно иного рода. Этим утром ее светлость получила телеграмму от сэра Фрэнсиса Леннокса. Розовый бланк послания явно привел ее в отличное настроение, но, прочитав текст, она смяла его и бросила в корзину для ненужных бумаг. Через полчаса ее коварная горничная, Луиза Рено, извлекла оттуда бумажку и спрятала в карман, чтобы прочесть в свободную минуту. Леди Уинслей тем временем вызвала небольшую карету, сказав, что собирается в город по делам. Перед самым отъездом она достала из ящика туалетного столика несколько банкнот и торопливо запихнула в кошелек, который затем передала горничной, чтобы та положила его в карман ее муфты из котикового меха. Конечно же, Луиза сумела выяснить, что находилось внутри кошелька. Но когда ее светлость, садясь в карету, бросила кучеру: «На Стрэнд, в Театр бурлеска», этого было вполне достаточно для того, чтобы насторожить Бриггза и заставить его обменяться удивленными взглядами с Мамзель, которая лишь улыбнулась натянутой, непонятной улыбкой.