И леди Уинслей ушла, на прощание произнеся расплывчатый комплимент и дежурную фразу о погоде. Оставшись одна, актриса обрушилась обратно на стул и рассмеялась.
– Эта женщина задумала какую-то интригу, – сказала она громким шепотом, – и Ленни тоже! Интересно, что за игру они ведут? Впрочем, мне нет до этого дела, пока они будут держать великого и могущественного Эррингтона в узде. Я от него устала! Зачем он лезет в мои дела? – Брови Вайолет снова сошлись на переносице. – Можно подумать, что он или кто-то другой может заставить меня вернуться к… – Тут актриса умолкла и сердито сжала губы. Затем она открыла конверт, оставленный леди Уинслей, и вынула из него банкноты.
«Так, ну-ка посмотрим – пять, десять, пятнадцать, двадцать! – зашелестела бумажками Вайолет. – В сумме неплохой улов! Это как раз покроет счет за мою плюшевую мантию. Так! А это еще кто?»
В дверь постучали.
– Входите! – крикнула ктриса.
На пороге появилась худосочная фигура Томми. Его слабовольный рот дрожал сильнее обычного, и скрипач явно осознавал это, потому что два или три раза нервно провел рукой по губам.
– Ну, что там еще? – осведомилась звезда театра «Бриллиант», перебирая пальцами купюры.
– Мисс Вер, – промямлил Томми, – рискну попросить вас об одолжении. Не могли бы вы быть так любезны и добры одолжить мне десять шиллингов до завтрашнего вечера? Я сейчас нахожусь в очень стесненных обстоятельствах, моя жена больна и лежит в постели, и… – тут Томми умолк и с надеждой, хотя и в сильном смущении, уставился в лицо Вайолет.
– Тебе не следует иметь жену, Томми! – заявила Вайолет с грубой прямотой. – Жены – дорогое удовольствие. Кроме того, я никогда не даю взаймы. Я вообще никогда никому ничего не даю – за исключением взносов на благотворительность, когда имена спонсоров публикуют в газетах. Я обязана это делать, знаешь ли. Обычно это происходит в форме рекламы. Десять шиллингов! Да я даже десять пенсов не могу позволить себе дать взаймы! Если бы ты увидел мои счета, ты бы перепугался, Томми! Так что топай отсюда и не плачь, ради всего святого! Пусть за тебя плачет твоя скрипка!
– О, мисс Вер, – снова взмолился Томми, – если бы вы знали, как моя жена страдает…
Актриса встала и нетерпеливо топнула ногой.
– К чертям твою жену, – сердито выкрикнула она, – и тебя тоже вместе с ней! Прекрати клянчить! А то я скажу менеджеру, что у нас в театре «Бриллиант» завелся попрошайка. И не смотри на меня так! Катись к дьяволу!
Дрожащий, сконфуженный Томми побрел прочь, а Вайолет Вер начала петь, или, точнее, каркать или квакать, исполняя низкопробную комическую композицию. При этом она накинула на плечи красивую черную мантию с блестящими вышивками и надела на голову с непричесанными густыми черными волосами кокетливую парижскую модельную шляпку. Одетая таким образом, она вышла из своей гримерной, заперла дверь и после короткого разговора с игриво настроенным исполняющим обязанности управляющего, которого она встретила уже у самого выхода из театра, села в кеб и поехала в «Критерион». Туда ее пригласил молодой герцог Мурлэндский, ее последнее завоевание – на обильный ланч с ним и его друзьями, знатными мужчинами из высшего света, которые словно соревновались между собой в скорости проматывания своих состояний.
Леди Уинслей по пути домой терзали мрачные мысли и угрызения совести. После встречи с Вайолет Вер она инстинктивно пришла к убеждению, что сэр Филип невиновен в той интриге, которую ему пытались приписать. И все же письмо, которым теперь обладала Клара, казалось, доказывает его вину. И хотя леди Уинслей понимала, что она в этой истории играет злую, разрушительную роль, она чувствовала, что не может устоять перед искушением узнать, какое воздействие будет иметь этот компрометирующий документ на доверчивую Тельму. Несомненно, это послание обладало очень большой изобличающей силой – это подтвердил бы любой юрист и при этом совершенно спокойно положил бы себе в карман гонорар за подобную оценку. Письмо явно писалось в спешке. В нем говорилось следующее:
«Позвольте мне встретиться с вами еще раз, чтобы обсудить известную вам тему. Почему вы не принимаете предлагаемое вам весьма почетное положение? Денег вы получите много – все свои обещания я готов выполнить, так что вы ничего не потеряете, проявив доброту и великодушие. Вы, конечно же, не сможете продолжать действовать так, словно вам чужды какие-либо движения женской души и чувство жалости, не правда ли? Я не поверю, что вы намеренно обречете на смерть мужчину, который любил и любит вас так беззаветно и который без вас не выдержит усталости от жизни, так что сердце его разорвется! Подумайте еще раз – и пусть мои слова окажутся достаточно весомыми для вас!
Брюс-Эррингтон».
На этом письмо заканчивалось, но большего и не требовалось.
«Интересно, что он имеет в виду, – думала леди Уинслей. – Все выглядит так, как будто он влюблен в Вер, а она отказалась ответить ему взаимностью. Должно быть, так оно и есть. Однако как-то все не вяжется с тем, что, как заявила эта особа, он «читает ей нотации». Если бы он был в нее влюблен, он бы не стал этого делать».
Клара снова и снова внимательно изучала каждое слово письма и в конце концов опять сложила его и аккуратно убрала в сумочку.
«Виновен он или не виновен, Тельма должна это увидеть, – решила она. – Интересно, как она это воспримет! Если ей действительно нужны доказательства, то отрицать убедительность этого письма она вряд ли сможет. Некоторые женщины, прочитав такое, разволнуются до смерти. Но я не удивлюсь, если Тельма прочтет его с совершенно спокойным видом и ни словом не пожалуется на случившееся. – Клара слегка нахмурилась. – Почему, интересно, она всегда должна быть во всем лучше других представительниц своего пола? Как же я ненавижу эту ее торжественную улыбку и большие голубые, словно детские глаза! Если бы он женился не на ней, а на какой-нибудь другой женщине – больше похожей на всех нас, которая просто оказалась бы в нужное время в нужном месте, – мне было бы легче его простить. Но остановить свой выбор на норвежской крестьянке и сотворить из нее что-то вроде морального образца для общества, а потом спутаться с Вайолет Вер – такого я не могу стерпеть! Нет, так ему меня не надуть!»
Многие люди хотят быть теми, кем они не являются, и ее светлость в данном случае подсознательно испытывала именно это широко распространенное желание. Сама того не зная, она так умело и часто занималась надувательством других людей, что надувала даже себя саму. Она предавала саму себя так же, как предавала других, и при этом рассказывала собственной совести лживые истории – точно так же, как и своим друзьям. На свете многих таких женщин, как она, – вежливых, следящих за модой, но при этом ни во что не ставящих правду. Для них вежливая ложь, которую они постоянно говорят, – это синоним безупречного воспитания. Минуя Парк-лейн и подъезжая к своему особняку, Клара не заметила, что на козлах ее кареты за ней следует Бриггз, выступающий в роли частного детектива. Плотно сидя на жесткой скамейке, с крепко-накрепко сложенными на груди руками, он настолько глубоко погрузился в размышления, что за все время ни словом не обмолвился со своим приятелем, кучером, сидящим рядом. У него были собственные понятия о приличиях – ему казалось, что хозяйка не имеет права посещать с визитом актрису с репутацией Вайолет Вер. Поэтому он решил, что, упрекнут его за это или нет, но ничто не помешает ему между делом упомянуть лорду Уинслею о цели поездки его супруги в то утро.
«Потому что, – мрачно подумал Бриггз, – статус леди накладывает на человека ответственность, и даже если сама ее светлость забывает об этом, внешние приличия должны соблюдаться».
Днем туман, который висел над городом с самого утра, стал еще гуще и потемнел. Тельма пообедала с миссис Лоример и получила большое удовольствие от беседы с этой доброй и жизнерадостной пожилой леди. Она рассказала ей часть истории с поведением сэра Фрэнсиса Леннокса, старательно избегая упоминания об обстоятельствах, благодаря которым все произошло, – а именно о разговоре по поводу Вайолет Вер. Она лишь объяснила, что внезапно упала в обморок, а сэр Фрэнсис воспользовался ее беспомощностью, чтобы нанести ей оскорбление.
Миссис Лоример была сильно возмущена.
– Расскажите обо всем этом своему мужу, моя дорогая! – посоветовала она. – Он достаточно крупный и сильный мужчина, чтобы дать этому снобу хороший урок! Подумать только! Жаль, что Джордж не в Лондоне – он бы тоже с удовольствием приложил к этому руку!
И старушка энергично закивала головой над носком, который вязала. Вязание носков для любимого сына было ее основным занятием и развлечением.
– Но я слышала, – сказала Тельма, – что бить кого бы то ни было противозаконно, независимо от того, какие и кому он нанес оскорбления. Если это так, то Филипа накажут за нападение на сэра Фрэнсиса, а это будет несправедливо.
– Вы ведь не думали об этом, дитя, когда сами ударили Леннокса, – со смехом возразила миссис Лоример. – И я гарантирую, что вы нанесли ему хороший, сильный удар – так ему и надо! Неважно, что из всего этого выйдет, моя дорогая, – просто расскажите обо всем мужу, когда он придет домой, и позвольте ему самому обо всем позаботиться. Он хороший человек и найдет способ защитить свою очаровательную жену, которую так сильно любит!
Миссис Лоример улыбнулась, и ее блестящие вязальные спицы защелкали одна о другую намного быстрее, чем до этого.
Лицо Тельмы немного погрустнело.
– Мне кажется, что я не заслуживаю его любви, – с грустью в голосе сказала она.
Миссис Лоример пытливо взглянула на нее.
– Что заставляет вас так говорить, моя дорогая?
– То, что я всерьез так думаю, – последовал ответ. – Дорогая миссис Лоример, возможно, вы не сможете этого понять – но, когда он женился на мне, у меня возникло ощущение, будто сбылась старая сказка про короля и нищенку. Мне было ничего не нужно, кроме его любви, – он любил меня, и в этом заключалась моя жизнь! Все эти богатства – бриллианты, красивые вещи, которыми он окружает меня, – до всего этого мне нет дела, разве только по той причине, что это он хочет, чтобы я ими обладала. Мне трудно понять их ценность, потому что