следствия фактов, но сами факты и сопутствующие им эмоции остались скрытыми от сознания автора. Следствия проявлялись в болезненных, извращенных фантазиях, в своего рода абстрактном желании смерти, потому как конкретные чувства маленького ребенка, заключенного годами в комнате бабушки, были недоступны взрослому.
Отношения между масками не могут меняться, они остаются тем, чем всегда и являлись: фальшивым общением. Только если обеим сторонам удастся разрешить себе чувства, испытать их и рассказать о них без страха, искренние отношения станут возможны. Прекрасно, если человеку повезет и это случится, но такое бывает редко, потому что страх потерять привычную позицию мешает обеим сторонам выстроить честные отношения.
Зачем же нам пытаться выстроить гармоничные отношения именно с престарелыми родителями? Ведь, честно говоря, они уже не наши спутники. Мы пошли своей дорогой, как только у нас появились собственные партнеры и дети. Гармония, к которой стремятся многие люди, не может быть дарована извне. Многие терапевты считают, что ее можно обрести через прощение, но мнение это неоднократно опровергается фактами. Как мы знаем, все священники ежедневно произносят молитву «Отче наш», так они просят прощения за свои грехи, добавляя слова «как мы прощаем должникам нашим…», но это не мешает некоторым из них, повинуясь навязчивому повторению, насиловать детей и подростков. Они вытесняют из сознания преступления, которые совершили. Тем же путем они защищают и своих родителей, не понимая, какие преступления над ними сотворили в детстве. Вот почему проповедовать прощение не только лицемерно и бесполезно, но и опасно. Это маскирует навязчивое повторение.
Именно признание собственной правды, всей правды целиком, со всеми ее нюансами, способно защитить нас от повторения. Если мы во всех подробностях будем знать, что с нами сделали родители, угроза повторения их злодеяний исчезнет. Иначе мы будем совершать подобные поступки автоматически и сильно противиться мысли, будто можно и нужно расстаться с детской привязанностью к жестоким родителям, если мы хотим повзрослеть и строить свою жизнь в гармонии. Мы должны расстаться с детской растерянностью, причина которой – попытки не обращать внимания на жестокость и поиск в ней смысла. Будучи взрослыми, мы можем покончить с этим и научиться понимать, каким образом мораль на сеансах терапии усложняет заживление ран.
Есть конкретные примеры, которые показывают, как это происходит. Молодая женщина разочарована как в профессиональной жизни, так и в личной. Она пишет:
«Чем больше мать говорит мне, что я ничтожество, что я ничего не могу достичь, тем хуже мои успехи во всем. Но я не хочу ненавидеть свою мать, я хочу помириться с ней, простить ее, чтобы наконец освободиться от ненависти. Мне это не удается. Несмотря на испытываемую ненависть, я чувствую, как мать преследует меня, будто презирает. Но это не может быть правдой. Что я делаю неправильно? Я знаю, что буду страдать, если мне не удастся простить ее. Мой терапевт сказал, что война с родителями – то же самое, что война с собой. Конечно, я знаю, что нельзя прощать, если не получается сделать это от чистого сердца. Растерянность во мне вызывают такие моменты, когда я прощаю родителей и чувствую жалость к ним и в то же время начинаю сердиться и бунтовать против того, что они сделали. Тогда я вовсе не хочу видеть их. При этом я хочу жить собственной жизнью, в покое, без мыслей о том, как они били меня, унижали и чуть не замучили до смерти».
Эта женщина убеждена, что вступает в войну с родителями, равносильную войне с собой, при этом она серьезно относится к воспоминаниям и остается верной своему организму. Так сказала ей ее терапевт. Однако следствием утверждения стало то, что она не может отделить свою жизнь от жизни родителей, что она не обладает собственной идентичностью и осознает себя частью родителей. Как терапевт приходит к таким утверждениям? Я не знаю. Но считаю, что за подобными высказываниями стоит страх самого терапевта перед собственными родителями. Неудивительно, что клиентка заражена и страхом, и смятением, а потому не смеет рассказать историю своего детства, чтобы позволить организму жить правдой.
Вот другой пример. Одна очень умная женщина пишет, что она стремится не выносить приговор родителям, а разграничивать факты. Хоть ее и били в детстве и она подвергалась сексуальному насилию, она все же переживала и хорошие моменты с ними. Терапевт поддерживает ее в том, что она должна взвесить хорошие и плохие моменты и понимать, что идеальных родителей не бывает и всем родителям приходится совершать ошибки. Она же взрослый человек. Но ведь речь не об этом. Дело в том, что теперь взрослая женщина должна развить сочувствие к той маленькой девочке, страдания которой никто не замечал. Родители использовали ее в своих целях, а она, будучи одаренной, идеально их удовлетворяла.
Если женщина готова почувствовать пережитое страдание и предоставить помощь ребенку внутри себя, ей не нужно взвешивать плохие и хорошие моменты – так она снова скатывается в роль маленькой девочки, которая стремится удовлетворить желания родителей: любить их, простить, помнить хорошие моменты и т. д. Ребенок, делающий все для родителей в надежде понять противоречия их действий и высказываний, становится еще более растерянным. Он физически не способен понять, что мать скрывалась в внутреннем бункере от собственных чувств и потому жила без настройки на потребности дитя. Будучи взрослым и поняв то, что до чего не смог дойти в юном возрасте, человек должен прекратить безнадежные попытки ребенка, перестать навязывать клиенту объективную оценку, взвешивание хорошего и плохого. Профессионал должен помочь ему действовать в соответствии с собственными чувствами, которые, как и все эмоциональное, всегда субъективны: что мучило меня в детстве? Что мне нельзя было чувствовать?
Речь идет не о приговоре родителям, а о поиске перспективы для молча страдающего ребенка и о разрыве привязанности, которую я называю деструктивной. Эта привязанность, как я уже говорила, состоит из благодарности, жалости, отрицания, тоски, приукрашивания и многочисленных ожиданий, которые всегда остаются и должны оставаться неудовлетворенными. Путь к взрослению лежит не через терпимость к перенесенной жестокости, а через познание своей правды и растущее сочувствие к пострадавшему от насилия ребенку. Этот путь проходит через понимание того, каким образом жестокость сказалась на всей жизни взрослого, сколько возможностей было уничтожено и сколько таких страданий было непреднамеренно транслировано следующему поколению. Мы сможем признать этот трагический факт только тогда, когда перестанем взвешивать хорошие и плохие качества жестоких родителей, потому что тем самым мы снова впадаем в жалость, в отрицание жестокости, в предположение, что так думать правильно.
Я считаю, что здесь находят свое отражение детские старания, взрослый должен избегать такой схемы, потому что она запутывает и мешает жить собственной жизнью. Конечно, люди, которых никогда не били в детстве, никогда не подвергали сексуальному насилию, не нуждаются в столь тщательной работе над собой. Они могут наслаждаться хорошими чувствами к родителям, без сомнений говорить о любви к ним, и им не нужно притворяться. Проработка требуется только людям, познавшим жестокость, и только в том случае, если они не готовы оплачивать самообман болезнями. Практически каждый день я сталкиваюсь с этим правилом.
Например, одна женщина пишет на форуме, что она прочитала в интернете, будто нельзя помочь себе, если избегать встреч с родителями. Тогда якобы чувствуешь, что они тебя преследуют. И именно этот страх она сейчас испытывает. С тех пор как она перестала навещать родителей, ей приходится думать о них день и ночь и жить в постоянном страхе. Паника совершенно понятна: так называемые «эксперты» в интернете лишь культивируют страх перед родителями. Проповедуемая мораль гласит, что человек не имеет права на собственную жизнь, на чувства и потребности. Наверное, в интернете вряд ли можно найти что-то другое, потому что там не отражено ничего, кроме нашего менталитета, хранимого и передаваемого тысячелетиями: почитай своих родителей, чтобы жить долго.
В первой части этой книги биографии отдельных писателей показывают, что есть исключения из правила, особенно среди тех людей, кто был весьма чувствителен и умен в детстве. Однако долгая жизнь – совсем не доказательство того, что угроза, содержащаяся в четвертой заповеди, оправдана. Напротив, дело также и в качестве жизни. Речь идет о том, чтобы родители и их родители осознавали свою ответственность, а не чтили предков за счет потомков, бездумно проявляя насилие физическое, сексуальное или мучая детей каким-то другим способом якобы для их же блага. Нередко родители разгружают свой организм, когда выплескивают на детей кипящие чувства, которые должны быть адресованы на самом деле родителям. И если вдруг дети начнут дистанцироваться, родители могут быстро заболеть. Повзрослевшие дети и внуки также должны замечать и верить в то, что они видели и чувствовали, когда были детьми, не нужно заставлять себя быть слепым. Расплатой за навязанную им слепоту всегда будут физические или душевные заболевания, причины которых так долго были скрыты. Если люди перестанут принимать участие в этом сокрытии, у них появится шанс разорвать цепь насилия и самообмана и больше не требовать жертв от неповинных детей.
Недавно в одной телепередаче показывали детей, страдающих от нейродермита – непрекращающегося зуда всего тела. Выступавшие специалисты единодушно утверждали, что болезнь неизлечима. О психических причинах зуда и вовсе не было речи, хотя и было замечено, что у детей, которые проводили время вместе со своими сверстниками в клинике, были улучшения, если не исцеления. Уже один этот факт заставил меня как зрителя предположить, что общение в клинике давало детям ощущение облегчения от того, что они были не единственными с непонятным симптомом.