Вскоре после передачи я познакомилась с Вероникой, у которой во время терапии развился нейродермит, и со временем я поняла, что именно этот симптом позволил ей разорвать свою давнюю губительную привязанность к отцу. Вероника была последней, пятой девочкой в семье; ее старшие сестры применяли к ней сексуальное насилие, мать была алкоголичкой, неожиданные вспышки гнева которой постоянно угрожали жизни ребенка. В итоге маленькая девочка тщетно питала надежду, что отец когда-нибудь вызволит ее из этой ситуации.
Вероника всю жизнь идеализировала отца, хотя не было ни одного повода, ни одного воспоминания, которое могло бы оправдать ее любовь. Отец тоже был алкоголиком и проявлял к дочерям исключительно сексуальный интерес. Несмотря ни на что, Вероника сжилась со своей надеждой – пятьдесят лет она была верна иллюзиям. Во время терапии ее мучил сильный зуд, когда она имела дело с людьми, с которыми не могла общаться и от которых ждала помощи. Женщина сказала мне, что не понимает причину жестоких приступов зуда, против которых ничего не может предпринять и в итоге злится и раздирает кожу. В явном крике ее кожи, как выяснилось позже, скрывалась злость на всю семью, но прежде всего на отца. Он никогда не был с ней рядом, но на него она так надеялась, как на человека, способного помочь ей выдержать одиночество в жестокой семье. То, что эта фантазия прожила пятьдесят лет, естественно, еще больше усилило гнев. Однако с помощью терапевта она в конце концов обнаружила, что зуд возникает каждый раз, когда она пытается подавить какое-то чувство. Он не оставлял ее в покое до тех пор, пока она не допустила и не испытала чувство. Именно благодаря своим чувствам женщина наконец осознала беспочвенность фантазии, которую построила в отношении отца. Примечательно, что во всех отношениях с мужчинами ее фантазия оживала. Женщина ждала, что любимый отец защитит ее от матери и сестер и поймет ее беду. Любой посторонний бы понял, что этого никогда не произойдет и произойти не могло. Только для самой Вероники реалистичный взгляд был совершенно немыслим, она считала, что легче умереть, нежели осознать правду.
Это понятно, потому что в ее теле жил незащищенный ребенок, спасаемый лишь надеждой на помощь отца. Став взрослой, женщина могла без опаски за свою жизнь отказаться от детской иллюзии, потому что ребенок больше не был один. Отныне в ней существовала взрослая часть, способная защитить ее и сделать то, чего никогда не делал отец: понять беду ребенка и уберечь его от жестокости. Женщина каждый день напоминала себе об этом и наконец перестала игнорировать потребности тела, как она это делала раньше. Она начала воспринимать сигналы полностью и всерьез.
Постепенно тело стало заявлять о своих требованиях легким зудом – так ребенок давал ей понять, что нуждается в поддержке. Хотя Вероника и занимала ответственную должность, она была склонна привязываться к людям, в принципе равнодушным к ней, и быть с ними послушной. Все это происходило от того, что она не осознавала реального поведения своего отца. После терапии ситуация кардинально изменилась. Женщина обрела союзника в лице своего организма, точно знающего, как она может себе помочь. На мой взгляд, именно это должно быть целью любой терапии.
Все эти процессы, которые я наблюдала в последние годы, дали мне ясно понять одно: чтобы добиться положительных результатов в терапии, мораль четвертой заповеди, перенимаемой нами в ранние годы через воспитание, должна быть устранена. Но, к сожалению, слишком часто на сеансах постулаты «черной педагогики» либо с самого начала играют первую скрипку, либо подключаются в какой-то момент в процессе через терапевта, еще не освобожденного от давления догмы.
Часто четвертая заповедь сочетается с заповедями психоанализа. Нередко клиенту помогают распознать травмы и обиды, полученные в детстве, и вдруг в один момент указывают на то, родители имели также положительные черты и многое дали своему ребенку, за что он, взрослый, сейчас должен быть им благодарен. Даже одного такого намека достаточно, чтобы снова сбить с толку клиента, который постарался увидеть хорошие стороны родителей и через это вытеснил собственное восприятие и чувства. Это впечатляюще описал Кертес в своей книге.
Лаура связалась с терапевтом, который сначала позволил ей снять с себя маску, понять, что на самом деле она не жестокий человек, довериться тому, кто помог ей найти доступ к своим чувствам, а также вспомнить о детской тоске по близости и нежности. Лаура, подобно Веронике, искала у отца спасения от холодности матери и, в отличие от отца Вероники, он проявил больший интерес к маленькой девочке: иногда даже играл с ней, поддерживая в ребенке надежду на хорошие отношения. Однако отец Лауры знал, что мать жестоко наказывала ребенка, и все равно оставлял Лауру с ней, вместо того чтобы защитить ее и взять на себя ответственность. Самое худшее в этой истории то, что отец пробудил в дочке любовь, которую на самом деле не заслужил, – так она мне писала.
С этой любовью Лаура дожила до болезни, смысл которой пыталась понять с помощью терапевта. Сначала терапия показалась женщине многообещающей. С помощью врача ей удалось разрушить внутри себя защитную стену, но в итоге терапевт возвел новую, когда заметил в чувствах Лауры намек на инцест с отцом. Он вдруг заговорил об эдиповом комплексе, чем сбил ее с толку так же, как это делал с ней отец. Терапевт принес женщину в жертву собственной слабости и непроработанным, вытесненным воспоминаниям, предложив Лауре аналитическую теорию вместо сочувствия знающего свидетеля.
Благодаря эрудиции Лаура разглядела желание терапевта сбежать, однако делала все по старому образцу, так как ее отношения с отцом оставались неразрывными. Она продолжала благодарить и терапевта, и отца за то, что получила от них, подчиняясь традиционной морали, и в обоих случаях не могла расстаться с детской привязанностью. В это время симптомы продолжались, несмотря на опробованную первичную и телесную терапию. Казалось, мораль, которой она принесла в жертву свою настоящую историю и страдания, праздновала победу. Но позже с помощью групповой терапии Лауре удалось отказаться от необоснованной благодарности к мужчинам и чувства вины, признать ошибки отца со всеми последствиями и увидеть, что она сама ответственна за свою жизнь. С этого момента женщина, признавшая правду, смогла начать новую, творческую жизнь. Теперь она знала, что ей не грозит никакая опасность, если она поймет, что ее отец был самым простым слабаком, никогда не помогавшим ей, но нуждавшимся в дочери, чтобы освободиться от собственных ран и никогда их не чувствовать. Очевидно, после этого осознания организм Лауры успокоился, потому что опухоль, которую врачи уже собирались оперировать, быстро рассосалась.
До разрешения вопроса, на одном из сеансов терапии, Лауре предложили метод визуализации; женщина в тот момент возлагала на него большие надежды. Однажды ей удалось вспомнить сцену: в семнадцать лет идеализированный отец избил ее из ревности. Терапевт решила, что пациентке нужно представить своего отца добрым и попытаться заменить позитивной картиной старый негативный опыт. Это действительно помогло Лауре идеализировать отца еще несколько лет. Между тем опухоль в матке росла, пока Лаура не решилась открыто посмотреть в глаза правде, о которой сигнализировали ее настоящие воспоминания.
Подобные методы терапевты предлагают, чтобы, как уже говорилось, превратить негативные чувства в позитивные. Обычно манипуляция приводит к усилению отрицания и спасает клиента от боли принятия правды (на которую указывают подлинные эмоции). Поэтому успех таких методов может быть только кратковременным и весьма сомнителен. Важным сигналом организма служит первоначальная негативная эмоция. Если послание игнорируют, тело отправляет новые послания, чтобы его услышали.
Искусственно созданные положительные чувства не только недолговечны, они также оставляют нас в состоянии ребенка, с его детскими надеждами на то, что родители когда-нибудь повернутся к нему своей хорошей стороной и избавят от гнева и страха перед ними. Но мы должны (и можем) освободиться от детских иллюзорных надежд, если хотим стать взрослыми и жить в современной реальности. Таким образом мы сможем прожить так называемые негативные эмоции и превратить их в значимые чувства, выяснив их реальные причины, а не желая как можно скорее от них избавиться. Эмоции не длятся вечно, но за это короткое время могут освободить заблокированную энергию. Лишь будучи изгнанными, они внедряются в организм.
Массажи и всякого рода техники расслабления способствуют большому, но лишь временному облегчению. С помощью них действительно можно освободить, к примеру, мускулы и соединительные ткани от давления вытесненных эмоций, уменьшить напряжение и снять боль. Однако всё это может вернуться на следующий же день, если причины эмоций так и останутся неизвестными из-за того, что ребенок внутри нас сильно боится наказания и злости родителей.
Настолько же малоэффективны и частые советы «выпустить наружу» гнев с помощью битья подушки или бокса. Пока мы щадим тех, на кого этот гнев на самом деле направлен, ситуация не изменится. Лаура испробовала множество таких упражнений, и всегда они имели лишь временный эффект. Только когда женщина осознала масштаб разочарования в отце и почувствовала не только боль, но и страх, ее матка освободилась от опухоли без каких-либо упражнений по расслаблению.
Часть IIIАнорексия: тоска по настоящему общению
«…поскольку я не смог найти блюдо, которое мне понравилось бы. Если бы я его нашел, поверь мне, я бы не стал привлекать к себе столько внимания, а наелся бы до отвала, как ты и как все».
Вступление к части III
Область, в которой мораль празднует свой триумф, – это лечение анорексии. Почти повсеместно чувство вины молодых анорексиков усиливают более или менее ясными упреками: «Посмотри, какими несчастными ты делаешь своих родителей, как им приходится страдать из-за тебя». Из-за этих упреков человек не задумывается о смысле голода, его фактическом послании. Однако именно анорексия совершенно недвусмысленно показывает, насколько ясно организм сигнализирует об истинной истории больного.