Величайшим открытием моего поколения было то, что человек способен поменять свою жизнь, изменив отношение к ней.
Не что-то выглядит иначе, а человек иначе видит. Словно само его зрение было изменено добавлением нового измерения.
Одно дело – перерабатывать воспоминания о пережитой травме, однако совершенно другое – посмотреть в лицо внутренней пустоте, образовавшейся в душе из-за того, что человека отвергли, не замечали, не позволяли ему говорить правду. Если глаза родителей никогда не загорались при взгляде на своего ребенка, то ему неоткуда узнать, каково это – быть любимым и дорогим сердцу. Придя из непостижимого мира, где господствовали замалчивание и страх, практически невозможно подобрать слова, чтобы описать пережитое. Человеку, который рос нежеланным, до которого никому в детстве не было дела, крайне тяжело выработать у себя внутреннее чувство принадлежности и самоуважения.
Исследование, проведенное Джуди Херман, Крисом Перри и мной (см. девятую главу), показало, что для людей, которые чувствовали себя нежеланными в детстве, а также тех, кто в детстве ни с кем рядом не чувствовал себя защищенным, традиционная психотерапия оказывается малоэффективной – возможно, потому что они не могут активировать старые воспоминания о том, каково это, когда о тебе заботятся.
Я вижу это даже в самых старательных своих пациентах. Как бы усердно они ни сотрудничали в ходе психотерапии, какими бы ни были их личные и профессиональные достижения, им не стереть опустошительные воспоминания о матери, которая была слишком подавленной, чтобы их замечать, либо об отце, который относился к ним так, словно жалел, что они вообще появились на свет. Было очевидно, что для кардинального изменения своей жизни им необходимо поменять эти внутренние карты мира. Но как это сделать? Как помочь людям ощутить внутри чувства, которых не было у них в детстве?
Намек на возможный ответ появился у меня, когда я посетил учредительную конференцию Американской ассоциации телесно-ориентированной психиатрии в июне 1994 года в небольшом колледже в Беверли на скалистом массачусетском побережье. Забавно, что меня пригласили, чтобы представить современную психиатрию и выступить с докладом на тему использования снимков мозга для визуализации психических состояний. Стоило мне, однако, зайти в фойе, где пили кофе собравшиеся участники, как я осознал, что эти люди совсем не походили на тех, что я обычно встречал на собраниях по психотерапии или психофармакологии. Их манера общения между собой, их позы и жесты излучали жизненную энергию и вовлеченность – это была та самая физическая взаимность, что лежит в основе подстройки.
Вскоре я завел разговор с Альбертом Пессо, коренастым мужчиной за семьдесят, который раньше был танцором в танцевальной компании Марты Грэм. Сквозь его густые брови проступали доброта и уверенность. Он сообщил мне, что нашел способ кардинально изменить отношение людей со своей внутренней сущностью, своим соматическим «Я». Его энтузиазм был заразительным, однако я отнесся скептически и спросил, уверен ли он, что может изменить настройки миндалевидного тела. Совершенно не обеспокоенный тем фактом, что никто до сих пор формально не проверял его методику, он с уверенностью заверил, что действительно может это сделать.
Пессо собирался провести сеанс психомоторной терапии и предложил мне принять в нем участие. То, что я увидел, не было похоже ни на одно групповое занятие, на которых мне приходилось бывать прежде. Он сел на табурет напротив женщины по имени Нэнси, которую он называл «протагонистом», в то время как остальные участники расселись на подушках вокруг них. Затем он предложил Нэнси рассказать о том, что ее беспокоит, время от времени используя паузы в ее рассказе, чтобы «засвидетельствовать» ее наблюдения – например, «Свидетель видит, как вы падаете духом, когда рассказываете, как из вашей семьи ушел отец». Я был впечатлен тем, как внимательно он отслеживал малейшие изменения в положении ее тела, выражении лица, интонации голоса и взгляде, невербально выражающих ее эмоции (в психомоторной терапии это называется «микроотслеживанием»).
Каждый раз, когда Пессо делал «свидетельское заявление», лицо и тело Нэнси немного расслаблялись, словно ее успокаивало то, что ее слушали и воспринимали всерьез. Ее тихие комментарии, казалось, придавали ей смелости продолжать свой рассказ, копая все глубже. Когда Нэнси заплакала, Пессо заметил, что никто не должен выносить столько боли в одиночку, и предложил ей выбрать кого-нибудь, чтобы он сел рядом с ней (он называл такого человека «контактным лицом»). Нэнси кивнула и, внимательно осмотрев комнату, указала на женщину средних лет с добрым лицом. Пессо спросил у Нэнси, куда бы она хотела усадить контактное лицо. «Прямо сюда», – решительно сказала Нэнси, указывая на подушку справа от нее.
Я был восхищен увиденным. Люди обрабатывают информацию об относительном положении в пространстве в правом полушарии мозга, и наши исследования по нейровизуализации показали, что основные отпечатки травмы также находятся в правом полушарии (см. третью главу). Забота, неодобрение, безразличие – все это передается прежде всего через выражение лица, интонацию голоса и физические движения. Согласно нашим самым последним исследованиям, вплоть до девяносто процентов общения между людьми приходится на обрабатываемое правым полушарием невербальное взаимодействие (2), и именно на это, казалось, делался упор в методике Пессо. Сеанс продолжился, и я был потрясен тем, как присутствие контактного лица, казалось, помогает Нэнси справляться с болезненными переживаниями, которые она ворошила (3).
Самым же необычным, пожалуй, было то, как Пессо рисовал картину – или, как он это называл, «структуру» – прошлого протагониста. По мере того, как протагонист вел свое повествование, других участников просили играть роли важных людей в его жизни – таких как родители и другие члены семьи, – чтобы его внутренний мир начал приобретать форму в трехмерном пространстве.
Участников просили изображать идеальных родителей, которые обеспечивали поддержку, любовь и защиту, которой протагонисту так не хватало в важнейшие моменты жизни. Протагонист становился режиссером своей собственной пьесы, рисуя вокруг себя прошлое, которого у него никогда не было.
После проигрывания этих воображаемых сценариев люди испытывали явное физическое и эмоциональное облегчение. Неужели эта методика могла наложить отпечатки защищенности и комфорта рядом со следами ужаса и одиночества спустя десятилетия после того, как мозг и разум были трансформированы ими?
Заинтригованный многообещающей работой Пессо, я с радостью принял его приглашение посетить его фермерский домик на вершине холма на юге Нью-Гэмпшира. После обеда под тенью древнего дуба Альфред предложил мне пройти в его обитый красной вагонкой сарай, который он превратил в студию, чтобы провести сеанс по его методике. Я немало лет сам занимался с психотерапевтом, так что не ожидал каких-то серьезных откровений. Я был успешным профессионалом за сорок со своей собственной семьей, который воспринимал своих родителей как двух пожилых людей, пытавшихся провести достойную старость. Уж точно у меня и в мыслях не было, что они по-прежнему могут оказывать на меня какое-то значительное влияние.
Так как играть роли людей из моей жизни было некому, Альфред предложил мне выбрать какой-нибудь предмет или мебель, которые бы олицетворяли моего отца. Мой выбор пал на огромный кожаный диван, и я попросил Альфреда поставить его вертикально метрах в трех от меня, чтобы он находился немного левее. Затем он предложил мне пригласить в комнату и мою мать, и я выбрал массивную лампу примерно той же высоты, что и стоящий вертикально диван. По мере продвижения сеанса вокруг появились и другие важные люди в моей жизни: мой лучший друг в виде небольшой коробки с бумажными платками справа от меня; моя жена – небольшая подушка рядом с ним; мои двое детей – еще две маленькие подушки.
Спустя какое-то время я огляделся: два громоздких, темных и грозно стоящих предмета представляли моих родителей, в то время как ряд крошечных предметов олицетворяли мою жену, детей и друзей. Я был потрясен: я воссоздал свой внутренний образ строгих родителей-кальвинистов, сложившийся у меня, когда я был маленьким мальчиком.
Я почувствовал напряжение в груди, а мой голос, наверное, звучал еще более напряженным. Я не мог отрицать того, о чем говорил мой пространственный мозг[63]: эта методика помогла мне визуализировать мою внутреннюю карту мира.
Когда я сообщил Альфреду о том, что только что обнаружил, он кивнул и предложил мне изменить мои установки. Ко мне снова вернулся скептицизм, однако Альфред мне нравился, а его методика вызывала у меня любопытство, так что я с неохотой согласился. Тогда он встал прямо между мной и лампой с диваном, скрыв их из моего поля зрения. Тут же я ощутил глубокое облегчение в теле – напряжение в груди ослабло, а мое дыхание стало расслабленным. В тот момент я и решил стать учеником Пессо (4).
Перестройка внутренних карт
Проекция своего внутреннего мира в трехмерное пространство позволяет человеку понять, что происходит в театре его разума, и дает куда более четкое представление о его реакциях на людей и события из прошлого. Разместив вокруг себя «дублеров» важных людей в своей жизни, он может быть удивлен всплывшими неожиданными воспоминаниями, мыслями и эмоциями. Затем можно начать экспериментировать, передвигая эти фигуры вокруг себя и отслеживая свои реакции на эти перемещения.
Хотя в методике «структур» и присутствует диалог, психомоторная терапия не пытается объяснить или как-то интерпретировать прошлое. Вместо этого она позволяет почувствовать то, что человек чувствовал тогда, визуализировать то, что он видел, и высказать то, что он не мог сказать, когда все случилось. Она словно предоставляет возможность вернуться обратно в сюжете своей жизни и переписать важнейшие сцены. Дублеров можно попросить сделать то, что люди не сделали в прошлом – например, не дать отцу избивать мать. Эти картины способны спровоцировать сильнейшие эмоции. Например, поместив свою сжавшуюся от страха мать в угол, человек может испытать желание защитить ее и осознать, насколько беспомощным он себя чувствовал в детстве. Если же затем создать идеальную мать, способную дать отпор отцу и знающую выход из насильственных отношений, то можно ощутить внутреннее облегчение, избавившись от преследовавших всю жизнь чувства вины и беспомощности. Либо же можно посмотреть в лицо брату, который не давал покоя в детстве, а затем создать образ идеального брата, который защищает и служит примером.
Задача группы – обеспечить протагониста всей необходимой поддержкой, чтобы он мог погрузиться в воспоминания, в которых ему было слишком страшно копаться в одиночку. Чувство защищенности, создаваемое другими участниками, позволяет обратить внимание на то, что человек скрывал от самого себя – как правило, это те вещи, которых он стыдился больше всего.
Когда больше не нужно ничего прятать, метод структуры позволяет перенести чувство стыда туда, где ему место – на фигуры перед собой, которые обижали его в детстве, из-за которых он ощущал себя беспомощным.
Чувство защищенности позволяет сказать отцу (или, точнее, тому, кто играет его роль) то, что не было сказано в пятилетнем возрасте. Человек может сказать дублеру своей подавленной и напуганной матери, как сильно он сожалеет, что не смог о ней позаботиться. Можно экспериментировать с расстояниями до дублеров и двигать их, отслеживая свои реакции. Будучи активным участником, можно полностью погрузиться в происходящее, что невозможно, когда просто рассказываешь свою историю. А пока человек сам решает, как ему представлять свою внутреннюю реальность, свидетель составляет ему компанию, замечая изменения в его позе, выражении лица и интонации голоса.
Согласно моему опыту, возможности физически воспроизвести сцены из прошлого в настоящем с последующей их переработкой в безопасной обстановке может оказаться достаточно, чтобы создать новые, искусственные воспоминания: о том, как человек жил в любви и заботе под защитой своих родителей. Метод структур не стирает плохие воспоминания и даже не нейтрализует их, как это происходит в ДПДГ-терапии. Вместо этого создается новый взгляд – альтернативные воспоминания, в которых базовые потребности человека оказываются удовлетворены, в которых он получает необходимую любовь и защиту.
Пересмотр прошлого
Позвольте мне привести пример с сеанса, проведенного мной не так давно в институте Эсален в Биг-Суре на калифорнийском побережье.
Мария, худощавая, спортивного телосложения филиппинка за сорок, первые два дня, посвященные изучению долгосрочных последствий травмы и обучению методикам саморегуляции, была веселой и любезной. Теперь же, сидя в паре метров от меня на подушке, она выглядела напуганной и зажатой. Я подумал, что, возможно, она вызвалась выступить в роли протагониста, в первую очередь чтобы угодить своей девушке, которая пришла на занятие вместе с ней.
Первым делом я попросил ее обратить внимание на то, что происходит у нее внутри, и поделиться всем, что придет в голову. После продолжительного молчания она сказала: «Я ничего толком не чувствую в своем теле, и в голове пустота». Зеркально отражая ее внутреннее напряжение, я ответил: «Свидетель видит, как сильно ты обеспокоена пустотой в своем разуме и отсутствием чувств после того, как ты вызвалась выполнить структуру. Так ведь?» «Да!» – ответила она с небольшим облегчением.
«Фигура свидетеля» вступает в структуру в самом начале и принимает на себя роль нейтрального, никак не осуждающего наблюдателя, который присоединяется к протагонисту, отражая его эмоциональное состояние и замечая, в каких обстоятельствах это состояние появилось (как когда я сказал Марии: «после того, как ты вызвалась выполнить структуру»).
Когда человеку дают понять, что его слышат и видят, это создает необходимые условия для его защищенности, что важно при исследовании опасных территорий психологической травмы прошлого.
Исследования по нейровизуализации показали, что когда люди слышат заявления, отражающие их внутреннее состояние, у них моментально активируется правое миндалевидное тело, словно подчеркивая точность замечания.
Я попросил Марию продолжать следить за своим дыханием – это было одно из упражнений, которые мы вместе выполняли, – обращая при этом внимание на ощущения в своем теле. После очередного продолжительного молчания она нерешительно заговорила: «Что бы я ни делала, меня всегда преследует чувство страха. С виду не скажешь, что я боюсь, однако я постоянно прилагаю усилия. Например, прямо сейчас мне очень тяжело здесь находиться». Я ответил: «Свидетель видит, насколько тебе некомфортно заставлять себя здесь находиться», и она кивнула, слегка выпрямив свою спину – это указывало на то, что она почувствовала себя понятой. Она продолжила: «Я выросла, думая, что у меня нормальная семья. Но я всегда боялась своего отца. Я никогда не чувствовала его заботы. Он никогда не бил меня так сильно, как моих братьев и сестер, однако меня переполняет страх». Я заметил, что свидетель видит, насколько напуганной она выглядит, рассказывая про своего отца, после чего предложил ей выбрать на его роль одного из участников.
Осмотрев комнату, Мария выбрала Скотта – доброго видеопродюсера, который был активным и энергичным участником группы. Я сказал Скотту, что говорить: «Я беру на себя роль твоего отца, который пугал тебя, когда ты была маленькой девочкой». (Учтите, что суть состоит не в импровизации, а в точном воспроизведении сценария и диалогов по указаниям свидетеля и протагониста.) Затем я спросил у Марии, где бы она хотела разместить своего настоящего отца, и она сказала Скотту встать метрах в четырех от нее, чуть правее, и отвернуться от нее. Мы начали создавать картину.
Каждый раз, проводя такие сеансы, я поражаюсь тем, насколько точны внешние проекции правого полушария. Протагонисты всегда в точности знают, где должны быть расположены различные персонажи их структуры.
Также меня снова и снова удивляет то, как дублеры, олицетворяющие важных людей из прошлого протагониста, практически сразу же вживаются в роль: они словно становятся теми людьми, с которыми он имел дело в прошлом – причем не только для протагониста, но и для других участников. Я предложил Марии хорошенько посмотреть на своего отца, и пока она его разглядывала, мы видели, как ее ужас сменился глубоким сочувствием к нему. Со слезами на глазах она рассуждала о том, какой тяжелой была его жизнь – как, будучи ребенком во время Второй мировой войны, он видел, как людям отрубают головы; как его заставляли есть гнилую и червивую рыбу. Метод структуры создает одно из важнейших условий для глубоких терапевтических изменений: похожее на транс состояние, при котором бок о бок могут сосуществовать разные реальности – прошлое накладывается на настоящее; человек, осознавая, что он взрослый, чувствует при этом то, что чувствовал в детстве; он выражает свой гнев или ужас тому, кто причинил ему боль в прошлом, прекрасно осознавая, что это, в случае Марии, Скотт, который нисколько не похож на ее настоящего отца. При этом становится возможным одновременно испытывать целый калейдоскоп противоречивых эмоций: привязанность, злость, тяга к родителям.
Мария начала описывать свои отношения с родителями, когда она была маленькой девочкой, в то время как я продолжил зеркально отражать ее невербальные сигналы. Она сказала, что ее отец жестоко обращался с ее матерью. Он постоянно придирался к тому, что она готовила, к ее телу, к тому, как она вела хозяйство, и она всегда боялась за свою мать, когда он ее отчитывал. Мария описала свою мать как любящую и душевную; без нее ей было бы не выжить. Она всегда была рядом, чтобы утешить Марию после того, как отец на ней сорвется, однако ничего не делала, чтобы защитить детей от отцовского гнева. «Думаю, моя мама сама сильно боялась. У меня такое чувство, что она не защищала нас, потому что чувствовала себя в западне».
В этот момент я предложил Марии вызвать в комнату ее настоящую мать. Мария снова прошлась глазами по комнате и с улыбкой попросила Кристин, блондинку скандинавской внешности, которая была художником, сыграть роль ее настоящей матери. Кристин согласилась, используя традиционную формулировку: «Я беру на себя роль твоей настоящей матери, которая любила тебя и без которой ты бы не выжила, но которая не смогла тебя защитить от жестокого отца». Мария пригласила ее сесть справа от себя, гораздо ближе, чем своего настоящего отца.
Я попросил Марию посмотреть на Кристин, а затем спросил: «Так что же происходит, когда ты на нее смотришь?» Мария злобно ответила: «Ничего». «Свидетель видит, как ты напряглась, взглянув на свою мать и со злостью сказав, что ничего не почувствовала», – отметил я. После продолжительной тишины я снова спросил: «А что теперь?» Мария еще больше напряглась и повторила: «Ничего». Я спросил у нее: «Хотела бы ты что-то сказать своей матери?» Наконец Мария сказала: «Я знаю, что ты делала все, что могла, – а затем, спустя несколько мгновений, добавила: – Я хотела, чтобы ты меня защищала». Когда она начала всхлипывать, я спросил: «Что происходит внутри?» «Когда я прикасаюсь к груди, у меня такое чувство, что сердце сейчас выскочит, – ответила Мария. – Моя грусть переходит к моей матери, которая не могла нас защитить от отца. Она просто закрывалась, делая вид, что все в порядке, и, возможно, она так себе все и представляла, и это сейчас меня злит».
Мне хочется сказать ей: «Мам, когда я вижу твою реакцию на отцовские оскорбления… когда я вижу твое лицо, оно вызывает у меня отвращение, и я не понимаю, почему ты не скажешь ему „Отвали!“ Ты не умеешь дать отпор – ты просто тряпка, – есть в тебе что-то плохое, что-то мертвое. Я даже не знаю, что я хочу от тебя услышать. Я просто хочу, чтобы ты была другой – ты все делаешь не так, например, когда принимаешь все как есть, в то время как все просто ужасно».
Я отметил: «Свидетель видит, как ты злишься, желая, чтобы твоя мама дала отпор отцу». После этого Мария сказала, что хотела бы, чтобы ее мать убежала от отца вместе с детьми.
Тогда я предложил ей выбрать еще одного участника на роль ее идеальной матери. В очередной раз обведя взглядом комнату, Мария выбрала Эллен – психотерапевта, которая также занималась боевыми искусствами. Мария усадила ее на подушку между собой и своей настоящей матерью, после чего попросила Эллен обнять себя. «Что должна твоя идеальная мать сказать твоему отцу?» – спросил я. «Я хочу, чтобы она сказала: «Если ты будешь разговаривать со мной в таком же духе, то я заберу детей и уйду от тебя», – ответила она. «Мы не собираемся здесь сидеть и слушать эту хрень», – Эллен повторила слова Марии. Затем я спросил: «А что теперь?» Мария ответила: «Мне это нравится. Я почувствовала легкое давление в голове. Мое дыхание стало свободным. Сейчас в моем теле происходит легкий энергичный танец. Приятно». «Свидетель видит, какой ты стала довольной, услышав, как твоя мать говорит отцу, что больше не собирается это терпеть и что она заберет вас от него», – сказал я ей. Мария заплакала и сказала: «Я бы смогла стать защищенной, счастливой маленькой девочкой». Краем глаза я видел, как у нескольких участников группы выступили слезы – ее слова явно нашли у них отклик.
Спустя какое-то время я предложил вызвать идеального отца Марии. Я отчетливо видел, с каким восторгом в глазах Мария осматривала участников, представляя себе своего идеального отца. Наконец ее выбор пал на Дэнни. Я дал ему указания, и он ласково сказал ей: «Я беру на себя роль твоего идеального отца, который любил тебя и заботился о тебе, который никогда тебя не пугал». Мария попросила его сесть рядом с ней слева и засияла. «Мои нормальные отец и мать!» – воскликнула она. Я ответил: «Позволь себе ощутить радость, когда ты смотришь на своего идеального отца, который бы о тебе заботился». Мария закричала «Это прекрасно!» и обняла Дэнни, улыбаясь ему сквозь слезы. «Я вспоминаю очень нежные моменты со своим отцом – именно так я себя и чувствовала. Хотела бы я, чтобы моя мама тоже была рядом». Ее идеальные отец и мать ласково обняли ее в ответ. Я дал им посидеть так какое-то время, чтобы полностью закрепить эти ощущения.
Напоследок Дэнни сказал: «Будь я тогда твоим идеальным отцом, я бы любил тебя точно так же, и никогда бы не обращался с тобой жестоко», в то время как Эллен добавила: «Будь я твоей идеальной мамой, я бы защитила тебя и не дала бы тебя в обиду». После этого все персонажи сказали свои заключительные фразы, сняв с себя взятые роли и официально снова став самими собой.
Новый сценарий жизни
Никто не растет в идеальных условиях – да никому и не известно, какими бы они должны были быть. Как однажды сказал мой покойный друг Дэвид Серван-Шрейбер, в каждой жизни есть свои сложности. Тем не менее мы знаем, что стать уверенными и толковыми взрослыми во многом помогают уравновешенные и последовательные родители; родители, которые восхищаются ребенком, его открытием и процессом познания им мира; родители, которые помогают ему со взлетами и падениями; которые своим примером показывают ему, как нужно заботиться о себе и ладить с окружающими.
Проблемы с любым из этих аспектов с большой вероятностью дадут о себе знать позже в жизни. Ребенку, которого постоянно игнорировали или унижали, с большой вероятностью будет недоставать самоуважения. Детям, которым не давали самоутвердиться, скорее всего, будет сложно постоять за себя, когда они повзрослеют, а большинству взрослых, переживших жестокое обращение в детстве, приходится тратить уйму сил, чтобы сдерживать тлеющую в них ярость.
Наши отношения с другими людьми также от этого страдают. Чем больше боли и лишений мы испытывали в детстве, тем больше вероятность того, что мы будем воспринимать на свой счет действия других людей, и тем меньше мы будем понимать их собственные проблемы, комплексы и беспокойства. Будучи не в состоянии осознать запутанность их жизни, мы будем воспринимать любые их действия как подтверждение того, что нас ждет лишь боль и разочарование.
В главе, посвященной физиологии травмы, мы с вами уже видели, как из-за травмы и изоляции человек перестает видеть в своем теле источник удовольствия и комфорта, а то и вовсе перестает воспринимать его частью себя, нуждающейся в заботе и уходе. Когда мы не можем доверять своему телу определять, что безопасно, а что нет, из-за постоянной физической встряски мы теряем способность чувствовать себя комфортно в собственной шкуре и, как следствие, в окружающем мире. Пока их внутренние карты мира составлены по пережитой травме, насилию и пренебрежительному отношению, люди будут склонны искать короткий путь к забытью. Ожидая отторжение, насмешки и лишения, они будут бояться пробовать что-то новое, будучи уверенными, что это закончится неудачей. Лишенные желания экспериментировать, люди застревают в паутине страха, изоляции и нужды, отвергая все, что способно изменить основы их мировосприятия.
Это одна из причин, по которым строго упорядоченные сеансы психомоторной терапии приносят такую огромную пользу.
Участники могут безопасно для себя проецировать свою внутреннюю реальность в пространство, заполненное реальными людьми, где они могут разобраться в какофонии и путанице прошлого. Это приводит к озарению: «Да, вот как все было. Вот с чем мне пришлось иметь дело. И вот как бы все было, если бы обо мне тогда заботились и любили меня».
Когда люди, попадая в схожее с трансом состояние во время сеанса, физически ощущают, каково это, когда тебя в три года ценят и защищают, это позволяет им переписать свои внутренние переживания, например: «Я могу взаимодействовать со всеми вокруг, при этом не боясь быть отвергнутым или обиженным».
Метод структуры использует невероятную силу воображения для преобразования внутренних хроник, которые движут нашими жизнями и ограничивают их. Благодаря надлежащей поддержке секреты, которые прежде были слишком опасными, чтобы в них копаться, могут быть открыты не только психотерапевту, новоявленному исповеднику, но и, пускай и мысленно, тем самым людям, которые предали или обидели нас в прошлом.
Благодаря своей трехмерной природе структура позволяет преобразовать скрытое, запретное и устрашающее в видимую реальность. В этом плане эта методика чем-то похожа на ВСС-терапию, которой была посвящена предыдущая глава. ВСС-терапия помогает вызвать расщепленные части «Я», созданные человеком с целью выживания, позволяя определить их и поговорить с ними, чтобы дать возможность появиться неповрежденному «Я». Метод структуры же создает трехмерный образ того, с чем человеку пришлось столкнуться, давая возможность создать альтернативный исход.
Большинство людей неохотно обращаются к болям и разочарованиям прошлого – они не хотят снова погрузиться в невыносимое. Вместе с тем наличие свидетеля, который зеркально отражает их переживания, позволяет создать новую реальность. Человека, которого раньше игнорировали, критиковали и подводили, теперь принимают и понимают. Он позволяет себе прочувствовать свои чувства и осознать то, что знает – а это необходимое условие для исцеления.
Из-за психологической травмы люди снова и снова интерпретируют настоящее в свете неменяющегося прошлого. Сцена, воссоздаваемая с помощью структуры, необязательно должна в точности воспроизводить случившееся, однако она в точности отражает структуру внутреннего мира протагониста: его внутреннюю карту, а также скрытые правила, по которым он живет.
Осмелиться сказать правду
Недавно я проводил еще один групповой сеанс для мужчины двадцати шести лет по имени Марк, который в тринадцать лет случайно услышал, как его отец занимается сексом по телефону с его тетей – маминой сестрой. Марк испытал замешательство и стыд, почувствовал себя преданным и был парализован знанием о случившемся.
Но когда он попытался обсудить это со своим отцом, тот вышел из себя и все отрицал: он сказал ему, что у него больное воображение, и обвинил в попытке разрушить семью. Марк так и не осмелился рассказать об этом матери, однако с тех пор семейные секреты и лицемерие омрачали все аспекты его жизни дома, и у него навсегда закрепилось чувство, что никому нельзя доверять.
Подростковые годы сложились у него одинокими: после школы он проводил время на баскетбольных площадках по соседству либо смотрел у себя в комнате телевизор. Когда ему был двадцать один год, его мать умерла – как говорит Марк, из-за разбитого сердца, – и его отец женился на тете. Марка не пригласили ни на похороны, ни на свадьбу.
Подобные секреты становятся внутренними ядами – фактами, которые нельзя ни признать самому себе, ни признаться в них окружающим, однако которые все равно становятся шаблонами для дальнейшей жизни. Я ничего не знал об этой истории, когда Марк присоединился к группе, однако он выделялся своей эмоциональной отстраненностью, в личных разговорах он признавался, что чувствовал себя отделенным от всех густым туманом. Я немного переживал из-за того, что откроется, когда мы начали заглядывать за его холодное, ничего не выражающее лицо.
Когда я предложил Марку рассказать о своей семье, он выдавил пару слов, а потом словно еще больше замкнулся. Тогда я предложил ему выбрать «контактное лицо» для поддержки. Его выбор пал на светловолосого Ричарда, и он усадил Ричарда на подушке рядом с собой, чтобы тот касался его плеча. Затем, когда он начал рассказывать свою историю, Марк разместил Джо в роли своего настоящего отца в трех метрах перед собой, а Кэролин, представлявшей его мать, сказал забиться в угол, закрыв руками лицо. Затем Марк попросил Аманду выступить в роли его тети, попросив ее встать в вызывающую позу сбоку, скрестив на груди руки – она олицетворяла всех расчетливых, безжалостных и коварных женщин, охотящихся на мужчин.
Наблюдая за созданной им картиной, Марк сел, выпрямив спину, и широко раскрыл глаза – туман, судя по всему, рассеялся. Я сказал: «Свидетель видит, насколько ты был поражен, увидев, с чем тебе пришлось иметь дело». Марк признательно кивнул и какое-то время сидел в угрюмом молчании. Затем, взглянув на своего «отца», он выпалил: «Ты засранец, ты лицемер, ты разрушил мою жизнь». Я предложил Марку сказать своему «отцу» все, что ему так хотелось, но не было возможности высказать. Последовал длинный перечень обвинений. Я дал указание «отцу», чтобы он реагировал физически так, будто его бьют, чтобы Марк видел, что тому достаются его удары. Я не удивился, когда Марк внезапно сообщил, что всегда переживал, что его ярость выйдет из-под контроля и что этот страх не давал ему постоять за себя в школе, на работе, а также в других отношениях.
После того как Марк высказал все своему «отцу», я спросил, не хочет ли Ричард взять себе новую роль: его идеального отца. Я дал указания Ричарду сказать Марку, глядя ему прямо в глаза: «Будь я тогда твоим идеальным отцом, я бы выслушал тебя и не стал обвинять в больном воображении». Когда Ричард это повторил, Марка затрясло.
«Господи, моя жизнь была бы совсем другой, если бы я мог доверять своему отцу и поговорить с ним о происходящем. У меня мог бы быть отец».
Затем Ричард, следуя моим указаниям, сказал: «Будь я тогда твоим идеальным отцом, я бы принял твою злость, у тебя был бы отец, которому ты мог бы доверять». Марк заметно расслабился и сказал, что это бы все поменяло. Потом он обратился к дублеру своей тети. Группа была явно потрясена, когда он принялся извергать на нее поток оскорблений: «Ты коварная шлюха, ты предала свою сестру и разрушила ее жизнь. Ты разрушила нашу семью». Закончив, Марк заплакал. Затем он сказал, что с тех пор всегда подозрительно относился ко всем женщинам, проявлявшим к нему интерес. Последние полчаса сеанса мы посвятили постепенному созданию для него условий, что бы он придумал две новые женщины: идеальную тетю, которая не предала свою сестру, а помогла поддержать их изолированную от общества семью иммигрантов, а также идеальную мать, не потерявшую любовь и привязанность своего отца, и, как следствие, которая не умерла от разбитого сердца. По завершении Марк молча наблюдал за созданной им сценой с довольной улыбкой на лице.
Оставшееся занятие Марк вел себя открыто и с радостью приходил на помощь другим участникам группы, а три месяца спустя прислал мне электронное письмо, в котором сказал, что это занятие изменило его жизнь. Недавно он съехался со своей первой девушкой, и хотя у них и было несколько горячих споров по поводу совместной жизни, ему удалось принять ее точку зрения, и при этом он не вышел из себя, не ушел в себя и не стал думать, будто она пытается его одурачить. Он был потрясен тем, как легко ему дались разногласия с ней, а также что ему удалось за себя постоять. После этого он попросил посоветовать ему психотерапевта в его округе, чтобы тот помог ему справиться со столь большими переменами в его жизни, и, к счастью, я знал одного коллегу, к которому его можно было направить.
Противоядие к болезненным воспоминаниям
Подобно занятиям по инсценировке уличных ограблений, про которые я рассказывал в тринадцатой главе, метод структуры в психомоторной терапии позволяет создать искусственные воспоминания, которые будут жить бок о бок с болезненными реалиями прошлого, а также позволяет пережить в реальности, каково это, когда тебя видят и слышат, любят и поддерживают. Эти новые ощущения могут стать противоядием к воспоминаниям о боли и предательстве. Чтобы измениться, люди должны изнутри познакомиться с реалиями, противоположными столь хорошо знакомым им ощущениям ступора или паники, вызванных травмой, и заменить их на чувство защищенности, контроля, радости и связи с окружающими и с самим собой. Как мы уже видели в главе, посвященной ДПДГ, одна из функций сновидений заключается в создании ассоциаций, а неприятные события в течение дня переплетаются с другими воспоминаниями из жизни. В отличие от наших снов психомоторные структуры подчиняются законам физики, однако они также способны перекроить прошлое.
Разумеется, случившегося уже не изменить, однако мы можем создать новые эмоциональные сценарии, достаточно реалистичные и эффектные, чтобы затмить собой старые. Целебные сцены, создаваемые с помощью метода структур, позволяют многим участникам испытать то, что они считали невозможным: почувствовать себя желанными в мире, где их любят, защищают, удовлетворяют их потребности и делают так, чтобы они чувствовали себя как дома.