етьми предподросткового возраста специально, чтобы помочь им «подружиться» со своим телом и разобраться со своими разрушительными физическими ощущениями. Известно, что одна из основных причин систематического употребления наркотиков у подростков заключается в том, что им невыносимы физические ощущения, связанные со страхом, гневом или беспомощностью.
Саморегуляции можно научить многих детей, у которых судорожная активность чередуется с бездвижной апатией. Помимо чтения, письма и арифметики всем детям нужно научиться самосознанию, саморегуляции и взаимодействию с окружающими.
Подобно тому, как мы преподаем им историю и географию, детей нужно также учить и принципам работы их мозга и тела. Как для взрослых, так и для детей самоконтроль требует понимания своего внутреннего мира и точного определения того, что нас пугает, расстраивает или приносит нам удовольствие.
Эмоциональный интеллект начинается с точного определения своих чувств и подстройки к эмоциям окружающих. Мы начинаем с самого простого: с зеркал. Наблюдая за собой в зеркало, дети без труда могут понять, когда им грустно, скучно, когда они рассержены или разочарованы. Затем мы спрашиваем их: «Что вы чувствуете, когда видите такое лицо?» Мы рассказываем им про устройство их мозга, про роль эмоций, про то, где они регистрируются в теле, а также как выражать свои чувства окружающим. Они узнают, что мышцы их лица дают другим людям понять, что они чувствуют, после чего экспериментируют с реакцией других людей на разные выражения лица.
Мы также стимулируем смотровую башню их мозга, обучая их распознанию своих физических ощущений. Например, когда они чувствуют напряжение в груди, это, скорее всего, означает, что они взволнованы; их дыхание становится поверхностным, и они напряжены. Какие ощущения вызывает злость и что они могут сделать, чтобы их изменить? Что случится, если они сделают глубокий вдох, попрыгают на скакалке или ударят боксерскую грушу? Помогает ли воздействие на акупрессурные точки? Мы стремимся научить детей, учителей и других занимающихся с ними людей различным способам управления их эмоциональными реакциями.
Чтобы стимулировать взаимность, мы используем зеркальные упражнения, которые являются основой межличностного взаимодействия. Дети тренируются подражать выражениям лица друг друга. Затем они повторяют друг за другом жесты и звуки, после чего встают и начинают синхронно двигаться. Чтобы это получалось, им нужно максимально внимательно наблюдать и прислушиваться. Игры, вроде «Саймон говорит»[69], вызывают много смеха, являющегося признаком того, что дети чувствуют себя в безопасности и расслабленными. Если дети отказываются играть в эти «тупые игры», мы понимающе киваем и просим им нам помочь, показав игры маленьким детям, «нуждающимся в их помощи».
Учителя и руководители узнают, что такие простые развлечения, как перебрасывание надувного мяча, чтобы он как можно дольше не касался пола, помогают группе сосредоточиться, сплотиться и повеселиться. Все эти методики не требуют больших затрат. Для детей постарше в некоторых школах были установлены рабочие станции стоимостью менее двухсот долларов, где ученики могут играть в специальные компьютерные игры, помогающие им сосредоточиться и улучшить вариабельность сердечного ритма (ВСР) (этот показатель обсуждался в шестнадцатой главе), прямо как мы делаем это у нас в клинике.
Детям и взрослым необходимо почувствовать, насколько полезно работать на грани своих способностей.
Психологическая устойчивость является следствием чувства принадлежности: осознания того, что от тебя что-то зависит.
Многие из нас помнят, как много для нас значило участие в командных видах спорта, пение в школьном хоре или участие в школьных ансамблях, особенно если наши тренеры или наставники верили в нас, подталкивали нас к успеху и давали понять, что мы способны на большее, чем думаем. Дети, с которыми мы работаем, именно в этом и нуждаются.
Спорт, музыка, танцы и театральные постановки способствуют развитию чувства принадлежности и общности. Кроме того, они дают возможность осуществить новые достижения и попробовать на себе непривычные роли. В одном разорившемся постиндустриальном городке Новой Англии мои друзья Кэролин и Эли Ньюбергер преподают «Эль систему» – оркестровую музыкальную программу, зародившуюся в Венесуэле. Несколько моих учеников организовали занятия по бразильской капоэйра в одном из районов Бостона с высоким уровнем преступности, а мои коллеги из Центра травмы продолжают проводить программу «Trauma Drama». В прошлом году я провел три недели, помогая двум мальчикам подготовить сцену из «Юлия Цезаря». Хилый, застенчивый мальчик играл Брута, и ему пришлось собрать все свои силы, чтобы одолеть Кассия в исполнении школьного задиры, которому пришлось учиться играть продажного генерала, молящего о пощаде. Сцена ожила только после того, как задира рассказал про жестокость своего отца и его клятву самому себе больше никогда ни перед кем не проявлять слабость (большинство задир самих задирали в детстве, и они презирают детей, напоминающих им о собственной беззащитности). Брут, с другой стороны, обрел свой властный голос только после того, как осознал, что сделался незаметным, чтобы справиться с насилием в своей семье.
Коллективная работа вынуждает детей сотрудничать, идти на компромиссы и концентрировать внимание на текущей задаче. Напряжение зачастую нарастает, однако дети не сдаются, потому что им хочется заслужить уважение своих тренеров или педагогов, и они не хотят подвести всю группу – все эти чувства противоположны уязвимости, беззащитности и одиночеству психологической травмы.
Наши программы делают свое дело: дети становятся менее тревожными и эмоционально возбудимыми, проявляют меньше агрессии и меньше замыкаются в себе; они начинают лучше ладить со сверстниками, а их успеваемость идет в гору; у них становится меньше проблем с дефицитом внимания, гиперактивностью и «вызывающим поведением»; родители же сообщают, что их дети начинают лучше спать. С ними и вокруг них продолжают происходить ужасные вещи, однако теперь они в состоянии говорить о них – у них теперь достаточно доверия и внутренних ресурсов, чтобы обратиться за необходимой помощью. Вмешательство проходит успешно, если оно опирается на естественное желание человека сотрудничать и на наши врожденные реакции на безопасность, взаимность и воображение.
Травма постоянно напоминает нам о нашей уязвимости и бесчеловечном отношении людей друг к другу, однако также и о нашей невероятной жизнестойкости. Я смог заниматься этой работой все эти годы, потому что она побудила меня изучить наши источники радости, креативности, значимости и связи – все те вещи, ради которых стоит жить. Мне сложно представить, как бы я справился с тем, что перенесли многие мои пациенты, и для меня их симптомы являются и отражением их внутренней силы – на что они только не шли, чтобы выжить. И, несмотря на все их страдания, многим удалось стать любящими супругами и родителями, образцовыми учителями, медсестрами, учеными и художниками.
Большинство великих людей, посвятивших себя изменению общества к лучшему, сами не понаслышке знакомы с психологической травмой. На ум приходит Опра Уинфри, а также Майя Анджелу, Нельсон Мандела и Эли Визель. Прочитайте биографию любого провидца, и вы непременно узнаете, как он был вдохновлен своей личной трагедией.
То же самое касается и общества. Многие из наших величайших достижений стали следствием пережитой травмы: отмена рабства в результате Гражданской войны, социальное страхование в ответ на Великую депрессию, а закон о правах военнослужащих, который привел к появлению нашего когда-то обширного и процветающего среднего класса, стал следствием Второй мировой войны. Психологическая травма на данный момент является самой неотложной проблемой нашего здравоохранения, и у нас есть все необходимые знания, чтобы должны образом на нее отреагировать. Осталось только решиться на необходимые перемены.
Благодарности
Данная книга стала плодом тридцати лет попыток понять, как люди справляются с травмирующими событиями, переживают их и исцеляются от них. Тридцати лет клинической работы с травмированными мужчинами, женщинами и детьми; бесчисленных обсуждений с коллегами и студентами, а также участия в развитии науки о том, как разум, мозг и тело справляются с невыносимыми переживаниями и исцеляются от них.
Позвольте мне начать с людей, которые помогли мне выстроить и в конечном счете опубликовать эту книгу. Тони Бербанк, мой редактор, с которым я на протяжении двух лет по несколько раз в неделю связывался, чтобы обсудить содержание и структуру этой книги. Тони по-настоящему понимал, о чем эта книга, и это понимание сыграло решающую роль в определении ее формы и наполнения. Мой агент Бретт Блум, осознавая всю важность этой работы, нашла для нее дом в издательстве «Викинг» и обеспечила необходимой поддержкой в самые критические моменты. Рик Кот, мой редактор из «Викинга», дал необходимую обратную связь и оказал помощь.
Мои коллеги и студенты из Центра травмы обеспечили плацдарм, лабораторию и систему поддержки для этой работы. Кроме того, они служили постоянным напоминанием о суровой реальности нашей работы на протяжении этих трех десятилетий. Всех перечислить невозможно, однако свой важнейший вклад внесли: Джозеф Спинаццола, Маргарет Блаустейн, Рослин Мур, Ричард Джейкобс, Лиз Уорнер, Венди Д’Андреа, Джим Хоппер, Фрэн Гроссман, Алекс Кук, Марла Цукер, Кевин Беккер, Дэвид Эмерсон, Стив Гросс, Дана Мур, Роберт Мэйси, Лиз Райс-Смит, Патти Левин, Нина Мюррей, Марк Гапен, Кэрри Пекор, Дебби Корн и Бетта де Бур ван дер Колк. Ну и, конечно же, Энди Понд и Сьюзен Уэйн из Justice Resource Institute.
Моими самыми главными компаньонами и гидами в понимании и исследовании посттравматического стресса были: Александр Макфарлейн, Онно ван дер Харт, Рут Ланиус и Пол Фрюнен, Рэйчел Иегуда, Стивен Поргес, Гленн Сакс, Яак Панксепп, Джанет Остерман, Джулиан Форд, Брэд Столбек, Фрэнк Патнэм, Брюс Перри, Джудит Херман, Роберт Пайнус, Бертольд Герсонс, Эллерт Найенхойс, Аннетт Стрик-Фишер, Мэрилин Клотр, Дэн Сигел, Эли Ньюбергер, Винсент Фелитти, Роберт Анда и Мартин Тейхер; а также мои коллеги, рассказавшие мне про привязанность: Эдвард Троник, Карлен Лион-Рут и Беатрис Биби.