– Мы слышали, что вы тут говорили про его отца, – оборвал я его, – мы будем свидетелями, если что… И еще: вы натравили на меня собаку, а это противозаконно.
Майло явно не ожидал такого оборота.
– Ты проник в закрытую зону, – неуверенно пробормотал он.
– Ни фига подобного! Свалка – не частная собственность.
– Ты перелез через ограду.
– Конечно, перелез, после того как вы натравили на меня пса, – возразил я, надеясь, что Майло не видел, как я сначала перелез внутрь. – А что мне оставалось делать? Стоять столбом и дожидаться, пока он разорвет меня на мелкие кусочки? Ладно, пошли, ребята. Вонь тут стоит просто невыносимая…
– В колонию вас всех, – пообещал еще раз Майло, однако без прежней убежденности в голосе. – Таким умникам, как вы, там только и место.
– Мне просто не терпится заявить в полицию, как он обозвал героя войны психопатом, – бросил Крис через плечо, отходя от загородки. – А где во время войны были вы, мистер Прессман, а?
– НЕ ТВОЕ СОБАЧЬЕ ДЕЛО! – рявкнул Майло. – ВЫ МНЕ ОТВЕТИТЕ ЗА МОЕГО ПСА!
– Засунь своего пса знаешь куда… – огрызнулся напоследок Верн, карабкаясь по железнодорожной насыпи.
– Вот погодите, доберусь я до вас! – крикнул Майло нам вдогонку уже совсем без энтузиазма.
Тедди не мог не ответить ему неприличным жестом. Когда мы забрались на насыпь, я обернулся: крупный мужчина в бейсбольной кепочке стоял с собакой возле загородки и что-то продолжал кричать нам вслед. Внезапно я почувствовал к нему что-то вроде жалости: он напоминал второгодника-переростка, запертого по ошибке на школьной спортивной площадке, орущего, чтобы его выпустили. Он поорал еще немного, а затем либо заткнулся, либо мы отошли уже слишком далеко. Так или иначе, больше в тот день мы не видели ни Майло, ни его Чоппера.
13
После довольно бурных восторгов (в которых, впрочем, ощущалось некоторое смущение) по поводу того, как мы великолепно проучили Майло Прессмана, я поведал об инциденте, происшедшем в магазинчике «Флорида». Вслед за этим наступило продолжительное молчание: каждый из нас по-своему переживал оба эпизода.
Я, к примеру, сделал вывод, что судьба предупреждала нас не напрасно (помните историю с монетками?), хоть все могло обернуться гораздо хуже: не хватало еще, чтобы мои предки, не успев потерять одного сына, были вынуждены навещать второго в исправительной колонии. Их бы это окончательно убило… Ведь Майло, не будь он таким тупым, мог запросто догадаться, что я действительно перелез через загородку, тем самым нарушив право собственности, не важно, частной или общественной. А раз так, он, вероятно, имел полное право не только отвести меня в полицию, но и натравить своего пса-идиота, который, даже не будучи тем монстром, каким его изображали, вполне мог изорвать мне в клочья не только джинсы, но и кое-что еще. Все это показывало, что денек сегодня выдался поистине несчастливым. Быть может, сам Господь предостерегал нас таким образом от нашей затеи? В конце концов, что это за цель у нас – полюбоваться на раздавленного поездом мальчишку?
Как бы то ни было, мы продолжали свой путь, и ни один из нас не собирался возвращаться…
Мы уже почти добрались до моста через реку, когда Тедди внезапно разрыдался. Именно разрыдался. Так это было неожиданно для нас и настолько слезы были горькими, словно внутри у него лопнула некая туго натянутая струна. Это было как гром среди ясного неба: только что он спокойно, быть может, чуть задумчиво шагал рядом и вдруг медленно опустился на шпалы, весь как-то сжался, закрыл ладонями то, что осталось у него от ушей, и принялся рыдать, судорожно всхлипывая.
Мы остановились, пораженные. Это не были слезы боли, когда тебя, к примеру, сбивают с ног во время игры или ты на полном ходу врезаешься на велосипеде в столб. Точнее говоря, физической боли Тедди, безусловно, не испытывал. Слегка напуганные, мы на всякий случай отошли немного от него и стали наблюдать за ним, не зная, что в таких случаях надо делать.
– Эй, дружище… – неуверенно произнес Верн. Мы с Крисом в надежде посмотрели на него: обычно «Эй, дружище!» было неплохим началом, однако больше ничего Верн из себя выдавить не смог.
Тедди всем телом наклонился вперед и закрыл ладонями лицо, словно правоверный магометанин во время молитвы. Нам, однако, было не до смеха…
Наконец рыдания немножечко ослабли, и Крис приблизился к нему. Мне уже приходилось отмечать, что Крис в нашей компании был самым крутым (может, полагал я, и покруче Джейми Гэлланта), но он еще был и самым лучшим утешителем и миротворцем. К таким делам он обладал просто потрясающими способностями. Сколько раз мне доводилось наблюдать, как он подсаживался к совершенно незнакомому пацану с разбитыми коленками и начинал заговаривать ему зубы, болтая о чем угодно – о скором приезде цирка или недавнем показе «Собаки Баскервилей» по телевизору, пока малыш не забывал напрочь о своих ранах. Да, к таким вещам у Криса был талант. Хотя, может, и для этого необходимо быть крутым.
– Послушай, Тедди, – проговорил он, – какого дьявола ты обращаешь внимание на то, что эта толстозадая скотина наплела про твоего отца? Нет, ты подумай сам, подумай! От его слов что-нибудь изменилось? Хоть что-нибудь?
Тедди резко качнул головой. Не изменилось-то, конечно, ничего, но слышать такое, то, о чем он, вероятно, думал сотни раз, чего он подсознательно страшился более всего на свете… Нет, для Тедди это было ужасно.
– Что, разве твой отец не воевал в Нормандии? – продолжал Крис, сжимая потные ладони Тедди. – Ведь воевал же, правда? – Тедди, все еще рыдая, резко закивал. – А это жирное дерьмо? Он, думаешь, хоть раз в жизни нюхал порох?
Тедди снова покачал головой.
– Что может знать он о твоем отце?
– Н-ничего, – всхлипнул Тедди, – и все-таки…
– Разве они с твоим отцом были приятелями?
– НЕТ! – воскликнул Тедди с каким-то ужасом и одновременно со злостью. Сама эта мысль показалась ему кощунственной.
В правом ухе Тедди, сейчас не закрытом волосами, я заметил кнопку слухового аппарата – предмет гораздо более привлекательный, нежели само ухо. Надеюсь, вы поймете, о чем это я.
– Что бы там ни произошло между тобой и твоим стариком, – продолжал Крис спокойным, убедительным тоном, – это не касается абсолютно никого, кроме вас двоих, а уж тем более этой грязной свиньи.
Тедди неуверенно кивнул. Боль немного утихла после таких простых и в то же время поразительно наглядных доводов Криса. Надо будет
(отродье психопата)
все это обдумать
(в дурдоме, вот он где)
но только позже, не сейчас… Долгими бессонными ночами.
Крис потряс его за плечо:
– Он же дразнил тебя, ты что – не понял? Хотел выманить за загородку, а ты, чудило, рад стараться. Ни черта он о твоем старике не знает, кроме, может, сплетен, прихваченных в пивнушке. Да он просто козел, Тедди, обыкновенный вонючий козел. Выброси из головы, что он тебе наплел, договорились? Ну вот, молодец.
Рыдания отпустили Тедди. Он достал платок, вытер покрасневшие глаза и сел на корточки.
– Вот, я уже в порядке, – проговорил он, прежде всего стараясь убедить в этом самого себя. – Да, все нормально… – Он поднялся, нацепил на нос очки (прикрыл наготу лица, подумал я) и, вымученно засмеявшись, побренчал пальцами по губам. – Ну вот, разнюнилась деточка, да? Так вы подумали?
– Ну нет, дружище, – нетвердо возразил Верн, – если б какой-то подонок принялся оскорблять моего отца…
– Ты бы выпустил из него кишки! – окончил фразу Тедди. – Так, да? Правильно я говорю, Крис?
– Правильно. – Крис хлопнул Тедди по плечу. – Когда-нибудь ты так и сделаешь, но не сейчас.
– А ты, Горди, как считаешь?
– Абсолютно верно, – заявил я, в душе же недоумевая такой чувствительности Тедди по отношению к отцу, который чуть его не убил, в то время как мне на моего старика было в общем-то наплевать, хоть он ни разу в жизни и пальцем меня не тронул, за исключением одного случая, когда я в три года достал из ванной синьку и принялся ее поедать.
Мы прошли по рельсам пару сотен ярдов, и Тедди вдруг сказал виноватым тоном:
– Простите меня, парни. Там, у изгороди, я вел себя как идиот. Все вам настроение испортил…
– Настроение у нас еще только будет испорчено, – внезапно заявил Верн. – На этот счет у меня нет никаких сомнений.
– Хочешь вернуться? – тут же отреагировал Крис.
– Н-нет… – нахмурившись, ответил Верн, – но все-таки… Я, честно говоря, не знаю, как это сказать… поймете ли вы меня… что-то нехорошее есть в том, что мы идем глядеть на труп, будто на экскурсию. – Взгляд его вдруг стал затравленным. – Признаться, я, кажется, немного трушу… Непонятно вам?
Не дождавшись ответа, Верн продолжал:
– Знаете, иногда меня мучают кошмары. Помните, Денни Нотон притащил как-то стопку старинных книжек про вампиров, расчлененные трупы и всякое такое дерьмо? Вот подобная мерзость мне и снится: то повешенный с позеленевшей физиономией и высунутым языком, то какая-нибудь гадость под кроватью, причем она так и норовит ухватить меня, допустим, за руку, если рука свесится во сне…
Мы закивали – с ним все было ясно. Детские кошмарики, страшные сны – кому же это не знакомо? Ни за что бы не поверил, если бы кто-то мне сказал тогда, что пройдет не так уж много времени и я на описании таких вот «ужастиков» заработаю порядка миллиона долларов.
– Хуже всего то, что мне приходится молчать про эти страхи, чтобы мой любимый братец… ну, Билли, черти бы его взяли… не растрезвонил всем и каждому, какой я трус. А я вовсе не трус… – Он с несчастным видом пожал плечами. – Но мне бы не хотелось видеть того парнишку. Ведь если он и в самом деле настолько плох, то непременно мне приснится, и не раз…
Сглотнув, я посмотрел на Криса – во взгляде его было понимание. Он поощрительно кивнул Верну: давай, мол, дальше, выскажись – легче будет.
– В общем, я боюсь, что