Но то все были, так сказать, проблемы второго порядка. А самые серьезные вопросы возникали и решались на самых верхах.
Пока готовился текст заявления на Конференции, первые лица планеты задумались вдруг над тем, а нужно ли само заявление, а также все то, что должно за ним последовать?
Имелся в виду, разумеется, повторный залп оставленными в резерве Земли ракетами – удар для уничтожения неожиданно возникшей второй цели.
Сразу показалось было, что именно так и нужно поступить. Хотя бы потому, что таким способом удалось бы продвинуть дело нулевого ядерного разоружения вплоть до окончательного решения. Вот так, одним махом, минуя уже разработанные было промежуточные этапы.
И никто против такого решения – из посвященных лиц – не возражал, даже и генералы, вообще-то любившие поговорить о том, что у них выбивают из рук последнее оружие. Но сомнения возникли одновременно у обоих президентов, когда они просматривали уже второй из подготовленных вариантов заявления, а точнее – когда, сделав замечания каждый на своем экземпляре, встретились для выработки единого мнения.
– Все это звучит разумно, – проговорил президент США, помахивая в воздухе листками с текстом заявления. – Но как по-вашему, не получается ли так, что первый залп оказался, по сути, ненужным? Излишним? Раз уж после него приходится делать и второй – значит первый то ли не поразил цель, то ли был плохо рассчитан, или же… Да мало ли что может прийти в голову людям – не говоря уже о журналистах. Думается, что без таких вопросов не обойтись, и, независимо от качества наших ответов, они вызовут сомнение в разумности всей нашей великой акции и как следствие – недоверие к властям, куда более сильное, чем то, которое мы считаем естественным? Вам не кажется?
– Не кажется, – ответил россиянин, – потому что тут нечему казаться: все ясно. Если работа сделана, но сразу же приходится начинать доделки и переделки, значит – негодным оказался либо проект, либо исполнение, либо же и то, и другое. А отсюда недоверие и к авторам проекта и к производителям работ, к генеральным подрядчикам – иными словами, к нам с вами. Мы оказываемся под огнем. Но это, во-первых, неизбежно повлияет на результаты предстоящих выборов – и у вас, и у нас; а во-вторых – еще до того откроет путь к бегству из нашего лагеря для сомневающихся глав государств, в первую очередь тех, кто соглашался расстаться со своим ракетным арсеналом, лишь стиснув зубы. А поскольку выпущенных ракет уже не вернуть, нам не удастся доказать, что на самом деле никто не понес никаких убытков. Как видите, я с вами совершенно согласен, сэр.
– Но утаить второй залп, если мы решим выпускать его, будет совершенно невозможно, – убежденно проговорил американец. – А с ним – и все остальное.
– Значит, и не нужно не только готовить и выпускать его, но даже говорить об этом. Самое простое решение, вам не кажется?
– Простое – значит лучшее, согласен. Но как мы объясним?..
– А объяснять ничего не нужно, потому что нет предмета для объяснений. Ну, Тело Угрозы раскололось – что из того? Выпущено достаточно много ракет, чтобы обеспечить успех нашему предприятию. Вот это и должно быть предметом разговоров. Показать, что все происходящее мы воспринимаем как развитие совершенно естественного процесса, вполне предсказуемое и учитывавшееся.
– Только чтобы не возникло иных мнений со стороны ученых…
– Ну, это вопрос чисто технический.
– Следовательно – никакого заявления о происшедшем разломе?
– А зачем оно? Если кто-нибудь спросит – тогда и ответим. В таком вот духе, в каком только что с вами решили.
– Такой выход мне по вкусу. О’кей. Но только…
Но тут американец умолк, как бы с ходу наткнувшись на что-то.
– Что еще волнует вас?
– Да так. Мелочь. – Янки усмехнулся – не очень весело, правда. – Не знаю, как ваши профи, но мои предупредили, что траектория полета меньшего обломка, того, что быстро уходит из области поражения ракетами залпа, указывает на все увеличивающуюся возможность столкновения с нами. Конечно, это еще не приговор Большого Жюри, но… А что говорят ваши?
Россиянин пожал плечами. Ответил после паузы:
– Да то же самое. Нам бы их единомыслие…
– Но это же значит…
Россиянин откинул голову. Сказал четко:
– Если обломок прошумит мимо – мы с вами совершим великое дело. Для всех времен. А если нет… если нет, то критиковать нас будет некому. И даже истории от нас не сохранится. Капитану, остающемуся на тонущем корабле – был в старину такой обычай у моряков, – не пристало, погружаясь, махать руками и кричать: «Караул!»
– Погибнет все.
– Не все. Честь останется.
– Что-то они задерживаются с командой на второй залп, – недовольно сказал один генерал другому, американец – русскому. – Только что получены последние данные по целеуказанию, место встречи обозначено, однако время уходит, а командующие молчат. А это ведь не просто кнопку нажать. Вы только что сверху – что там у вас слышно?
– Могу обрадовать: есть полная ясность. Готовность-один приказано отменить.
– Залпа не будет? Что – установлено, что цель уходит в сторону? Промажет по нам?
– Похоже на то. Другого смысла не вижу. Так что если залп и будет, то не нашими ракетами. А фейерверочными.
Ни один, ни другой не выразили никаких эмоций: люди военного воспитания. Отсалютовали друг другу и разошлись.
Удаляясь, русский генерал сердито сопел. Никак не мог он привыкнуть к этой заморской ерунде: козырять при снятом головном уборе. Дикарский какой-то обычай. Просто дикарский.
3
Нет ничего удивительного в том, что к числу людей, обладавших самой полной и свежей информацией, относился и Гридень: все-таки, по существу, на него работало две обсерватории, далеко не самых худших, да и из других краев приходили новости – хотя путем более окольным, через другие спутники. Но на «Орле», бывшем крейсере, а ныне – прогулочной яхте, принимали все вовремя и исправно: плохих специалистов на борту не было, аппаратура же стояла – высшего класса, хотя и та, какой тут пользовались, когда корабль находился еще в строю, была далеко не слабой.
Поэтому сведения не только о факте разлома, какому подверглось Тело Угрозы, но и те выводы и предположения, какие были сделаны уже в первые часы и даже минуты в тех учреждениях, что были напрямую замкнуты на штабы и правительства и даже непосредственно на Конференцию, были получены Гриднем почти одновременно с первыми лицами, а обсуждены со специалистами даже быстрее. Это не проблема, если в твоем распоряжении имеется необъятный Интернет и ты знаешь, что, где, как и у кого там искать. Он поделился информацией с капитаном корабля – отставным контр-адмиралом.
Капитан слушал и кивал – из уважения: гридневы опасения были ему не совсем понятны. Но стал куда внимательнее, когда дошло до распоряжений.
– Когда эта самая угроза станет величиной с Луну – а находиться будет, естественно, на порядок ближе, – придется погрузиться на максимально возможную глубину. Так, знаете – для очистки совести. Чистая совесть – это полезно при критических ситуациях.
– Спасибо за информацию, – ответил капитан. – А когда примерно следует ожидать этого?
– Думаю, это можно определить с удовлетворительной точностью. Если вы хотите держать его в поле зрения до последнего, нам стоит подняться к северо-западу… примерно на сто сорок долготы и пятьдесят – широты, то есть западнее канадских берегов, и там, если позволит погода…
– Можно подумать, что вы моряк… Все будет сделано, как надо.
– Спасибо, капитан. Не сомневаюсь.
На этой же палубе, только в другом отсеке, Джина заканчивала просматривать своего единственного за все последнее время пациента.
– Ну, что же, – констатировала она под конец: – Можно считать, что моя помощь вам больше не понадобится.
Кудлатый глянул исподлобья:
– Дело дрянь, а?
– Наоборот. Вы, как принято говорить, практически здоровы. Хорошо, что нашлось время и спокойная обстановка для последних сеансов. Не злоупотребляйте излишествами – и все будет в порядке.
– Вы серьезно? – Оказалось, что даже у Федора Петровича голос способен дрогнуть. – Выкорчевали с корнем? Раз и навсегда?
– Совершенно серьезно. Потому что если бы соврала, чтобы, допустим, вас успокоить – куда бы я здесь от вас скрылась? Плавать почти не умею, да и вода тут холодная. А что касается «раз и навсегда» – то это зависит и от вас самого, хотя, конечно, не мы решаем.
– Джина, я… просто не знаю, как вас отблагодарить…
– Можете заплатить мне – по этот день включительно. Как знать – может быть, деньги еще понадобятся в жизни.
– Ну, насчет денег – нет проблем, это само собой. Будь мы сейчас на суше, я бы вам… Ну, скажем, последний «мерс»… нет, лучше хороший коттедж где-нибудь по соседству с… А хотя – можно и то, и другое. Свою жизнь я, понимаете, ценю по высшей ставке.
– Наверное, она того стоит.
– Может, подарить что-нибудь и вашему… другу?
Джина медленно качнула головой:
– Таких друзей у меня нет.
– Разве…
– Нет. Ну, я пойду. Встретимся за ужином.
Кудлатый не стал удерживать ее. Сказал лишь:
– Не забудьте дать номер вашего счета – я переведу компьютером, в кармане, сами понимаете, я столько бумажек не ношу.
– Обязательно, – кивнула Джина, затворяя за собою дверь каюты.
Гридень по закрытому каналу разговаривал с оппозиционером.
– После того, как обстановка прояснится… вы понимаете, что я имею в виду.
Конечно же, понимал: когда Земля либо уцелеет, либо нет.
– После этого я хочу высадиться где-то на Западном побережье – хотя бы в Сан-Франциско…
– Хочу предупредить, есть неблагоприятные сведения. Поскольку я вашими молитвами вновь причислен к правящему лагерю, до меня доходит информация такого рода.
– Так и должно было быть. В чем дело?
– Некто очень обижен на вас. На вашего спутника, кстати, тоже. Очень…
– Что в этом нового?