– Я могу сказать много или мало – в зависимости от вашего ответа на один предварительный вопрос.
– Интересно: я полагал, что вы привезли ответы, а не вопросы.
– И все же – вряд ли является секретным, как относитесь вы к перспективе ядерно-ракетного зеро?
Помолчав несколько секунд, видимо, серьезно обдумывая не только ответ, но и причины, побудившие московского гостя искать его, Столбовиц произнес:
– Надеюсь, вы спросили не из праздного любопытства?
– У меня есть очень серьезные основания.
– Хорошо. Наша точка зрения на эту тему такова: мы против этого процесса. Вы, конечно, понимаете: это не потому, что мы хотели воевать. Как раз наоборот. При полном отказе от ядерного оружия и средств его доставки количество войн вырастет. Сравните число погибших за… ну пусть за последнее столетие – от ядерного оружия и от обычного; в чью пользу будет счет? Зато число жертв такого разоружения может оказаться воистину страшным; я имею в виду компании, фирмы – и, безусловно, занятых в них людей и инвестированные капиталы.
– Ваш ответ меня радует.
– Ваши вопросы исчерпаны, сэр.
– Прекрасно. Перехожу к проблеме. Вероятно, для ваших астрономов уже не является секретом, что…
Столбовиц действительно слушал очень внимательно, не перебивая.
– …Итак, прежде всего, коллега: я приехал для того, чтобы повстречаться с некоторыми видными сторонниками Конференции и Соглашения о ядерном нулевом разоружении. Во всяком случае, так это должно выглядеть и для вашей, и для российской аудитории.
– Но, насколько я понимаю, это не является главной целью вашего визита?
– Было бы глупо скрывать это от вас: я очень рассчитываю на вашу серьезную помощь.
– Вы понимаете, конечно: это зависит от характера ваших планов. Я ведь не враг своей стране.
– Как и я – моей. Теперь слушайте.
Политик умел излагать суть дела кратко, и ему понадобилось лишь четверть часа, чтобы ввести собеседника в курс событий и дать свою их оценку – включая уровень опасности, какой для Америки явилась бы гонка разоружения. Столбовиц слушал внимательно, не перебивая; если и возникали у него какие-то вопросы, он, вероятно, фиксировал их в памяти – во всяком случае, никаких пометок не делал. Хотя москвич и был уверен, что запись их разговора ведется с самого начала. Если бы они встретились в его доме в Москве, то запись была бы сделана непременно.
Когда он умолк, Столбовиц сказал:
– Вы правы, здесь не один вектор развития и, может быть, даже больше, чем два. Какой из них вы предпочли бы исследовать в первую очередь?
– Значит, вы не вполне оценили ситуацию. С моей точки зрения, главная по срокам решения проблема – политическая. Сохранение вооружений, мораторий, если угодно, на их сокращение – до более спокойных времен. Но инструментом для решения политической проблемы является, как вы уже поняли, мотив приближающегося тела. Первое – цель, второе – инструмент. Но перед тем, как начать работу, мастер всегда готовит инструмент для нее.
– Разве судьба планеты вас не волнует?
– Мне представляется, что она зависит именно от политического решения.
– Ну, с этой глыбой вряд ли можно вступить в переговоры.
– Когда дипломатия пасует, берутся за оружие.
– Интересная мысль – в этом контексте. Вы полагаете, что, если на Земле разразится война, глыба испугается – и отвернет, чтобы обойти нас стороной? На это я не очень рассчитывал бы.
– Я вижу, вы сегодня настроены легкомысленно.
– Это только кажется. Объясните вашу позицию.
– Она очевидна. Глыба или пролетит мимо, или пойдет, скажем так, на таран. Вероятность пока еще трудно оценить, но у варианта «Промах», видимо, куда больше шансов: Земля в пространстве – это такая малость – меньше, чем ничего.
– Человек на фоне земного шара – не крупнее, но пуля его находит.
– Если хорошо прицелиться. А я не вижу стрелка.
– Эм-м… возможно. Но для диспута сейчас неподходящее время. Хорошо, пусть промах более вероятен. Но и попадание вовсе не исключено.
– На этом и основан политический расчет.
– Ну-ну?
– Если угроза столкновения с небесным телом станет достоянием широких масс, это неизбежно приведет к панике; но такая ситуация всегда используется определенными кругами в их интересах: демонстрации, погромы, государственные перевороты – ну, вряд ли нужно перечислять все подряд.
– Не нужно.
– Я тоже так думаю. Но при возникновении такой обстановки – каким способом можно будет сохранять или восстанавливать порядок, предотвратить нежелательные последствия?
– Каким? Ага!..
– Порядок можно будет спасти лишь одним способом: применением силы. А нарушителями его наверняка станут не только отдельные лица и группы, но и целый ряд хорошо известных нам государств. И они-то уж не станут ограничивать себя в применении средств борьбы – вплоть до, – поэтому та сила, которую придется применить защитникам законного порядка вещей, должна не уступать, но превосходить противника. И есть единственный способ сохранения порядка: сохранение угрозы ракетно-ядерного ответа, а может быть, даже и превентивного удара. Он лежит на поверхности, но глубже, поверьте, нет вообще ничего. Можно ли в такой ситуации обсуждать вопросы разоружения, даже просто думать о них? Как по-вашему? У вас имеется другое решение?
– Другого я не вижу, – сказал Столбовиц, подумав.
– В этом свете как выглядит желание уничтожить – поспешно, прямо на месте – ядерный арсенал? Разве можно с этим спешить? Для вашей экономики, кстати, полезно – как я уже сказал, да вы и сами знаете, – обратное. Но если так, к чему торопиться с подписанием Соглашения, с Конференцией – со всем этим пакетом? К тому же нет уверенности, что удалось действительно ликвидировать базы и арсеналы «третьих» – это надо проверять и перепроверять. Потребуются годы!..
– Это понятно. Наши арсеналы необходимо сохранить – во всяком случае, отложить любое решение до возникновения полной ясности. И такую политику предложить всем остальным эвентуальным подписантам… Ни Америка, ни Россия в одиночку могут не справиться, не говоря уже о прочих. Весь официальный ядерный пул – против тех, кто ухитрился сохранить свои заряды и до сих пор в этом не разоблачен. Торопить сокращение слишком рискованно – тогда «третьи» вдруг оказались бы хозяевами положения… Я верно изложил ваши тезисы?
– Да. Вот это я и называю политической проблемой. Потому что до открытия Конференции остались считанные дни; если она пройдет с успехом – а сомневаться в этом трудно, – то после нее всякий разговор об использовании ядерных зарядов в какой угодно цели способен взорвать общество. А все мы, я думаю, заинтересованы в том, чтобы жизнь оставалась спокойной, законы выполнялись, выборы происходили – и так далее. Если же информация о космической опасности возникнет в массах до начала Конференции, немедленно появится и требование отложить ее до выяснения всех обстоятельств. А вы не хуже моего знаете: отложить – значит, как правило, похоронить, поскольку будут находиться все новые возражения. Вы согласны со мной?
– В этом есть здравый смысл. Но почему вы решили везти ее, эту проблему, сюда? Разве нельзя было заговорить об этом в Москве?
– Можно. Однако не нужно. Зачем, найдя клад, отдавать его другому? Я в этом не заинтересован. А вы?
– Пожалуй, это можно понять. Хорошо. Какие же шаги вы намерены предпринять – сейчас и здесь?
– Помимо встреч с противниками Соглашения везде, где это удастся – я готов даже давать показания сенатской комиссии, при сохранении секретности, конечно, – мне необходимо попасть на прием к президенту. Я обладаю информацией, которая, полагаю, его чрезвычайно заинтересует и склонит на нашу сторону.
– Вы не хотите позволить мне сделать свой вывод об интересе этой информации для президента?
– Не обижайтесь, но все же вы – не он. Вот когда в Белый дом въедете вы…
– Надеюсь, Бог убережет меня от такой судьбы. Хорошо, а что у вас второе?
– Переговорить еще с некоторыми людьми, которым придется сыграть определенную роль в предстоящих событиях.
– Кто это, по-вашему?
– Оптимально – Председатель Объединенного Комитета начальников штабов…
– Ну, отловить его для конфиденции – задача не из простых. Он всегда занят – вы же знаете военных! Ладно, кто второй?
– Кто-нибудь из телевизионных обозревателей первой величины. Дело надо начинать, не откладывая.
– Предоставляете выбор мне?
– Думаю, вы сделаете его куда обоснованней.
– Благодарю. Что еще?
– Мне все-таки хотелось бы иметь моих людей под рукой.
– Вы понимаете, что они не имеют здесь права носить оружие – не говоря уже о его применении?
– Я не собираюсь нарушать законы. И они тоже.
– Лично я не стал бы тащить их сюда – если вы хотите сохранить должный уровень секретности. Но в конце концов…
– Заранее благодарю.
– В таком случае сейчас у вас есть возможность отдохнуть; не уверен, что она будет представляться часто. А я займусь вашими делами.
– Нашими.
– Вы правы: нашими.
Когда Столбовиц снова оставил гостя в одиночестве, глава оппозиции вместо рекомендованного расслабления поступил как раз наоборот: сосредоточился, обдумывая и анализируя только что состоявшийся разговор.
Казалось, все было логично. Однако не возникало уверенности в том, что все прошло как надо.
Он попытался сформулировать то, что его смущало.
Ага, вот: уровень удивления. Нет, оно, конечно, было проявлено. Но, похоже, не было естественной реакцией на неожиданную, притом очень серьезную новость. Оно было… чрезмерным, именно так. Профессионал такого уровня обязательно скрыл бы это чувство, будь оно подлинным. В уровне Столбовица москвич давно уже не сомневался. Да, удивление скорее всего было сыграно. Сыграно неплохо. Однако, как говорил Станиславский: «Не верю!»
А раз настоящего удивления не было, причина могла быть лишь одной: Столбовиц заранее был в курсе всего.