– Ты сказала, что порой люди жестоко расправляются с мучителями, – продолжил он. – И я подумал, что, возможно, за убийством стояло нечто посерьезнее ревности обманутого мужа. Тот скорее избил бы Аткинса или прикончил в припадке ярости, однако мы столкнулись с хорошо продуманным преступлением, в котором участвовал не один человек. Стало быть, на чаше весов оказалось нечто более весомое. Вероятно, Аткинс кому-то угрожал. Я задумался о шантаже и прикинул, кому было что терять. Хардиманы, всеми силами старавшиеся сохранить свой бизнес и образ жизни, хорошо вписывались в эту картину.
– Привязанность, – с задумчивым видом проговорила Элисон, опускаясь на стул.
– О чем ты?
– О старой доброй проблеме привязанности к материальным благам, играющей важную роль во всех мировых религиях. Несчастные супруги настолько привыкли к дому и сложившейся жизни, что ради их сохранения решились даже на убийство.
– Но ведь все мы дорожим своим имуществом, верно?
– О да. Многие считают, что в случае необходимости легко смогут отказаться от привычных вещей, однако глупо так думать. Не мы контролируем их, а они – нас. Евангелия часто об этом предупреждают.
– Значит, не стоит судить Хардиманов?
– Как и прочих людей, на самом деле. Мы ведь никогда не знаем всех обстоятельств. Очень легко скатиться к ханжеству. Постоянно нужно помнить, что на все милость Божья.
– Хочешь сказать, каждый из нас способен на убийство?
– Думаю, да – при определенных условиях. Люди могут наброситься на других и причинить боль, хотя для большинства должны сложиться совсем уж чрезвычайные обстоятельства. Кто-то заходит чуть дальше, и пока одни только размышляют о возможности, другие начинают действовать; разница здесь лишь в степени вовлеченности. Убийцы – вовсе не особые существа и не злобные монстры, несмотря на все, что пишут в газетах.
– Я понял это в случае с Хардиманами. Они казались обычными супругами, просто доведенными до отчаяния. А одно повлекло за собой другое.
– Именно это Ханна Арендт[16] назвала «банальностью зла». Она говорила об Адольфе Эйхмане, обыкновенном бюрократе, день за днем бездумно выполняющем свою работу, состоявшую в организации транспортировки евреев из Будапешта в Освенцим. Зло совершенно заурядно, оно все время рядом с нами, как и добро. Опасно тешить себя иллюзиями о чувстве превосходства над теми, кто совершает ужасные преступления.
– Хардиманы чем-то похожи на Макбетов, вместе вступивших на путь зла и любивших друг друга до самого конца, – проговорил Олдройд. – Они сильно страдали из-за совершенного преступления и во многих отношениях остались обычными людьми. Ведь в чем суть пьесы? Шекспир постоянно напоминает, что Макбет – человек, несмотря на совершенное им зло. Ему сочувствуешь до самого конца книги, ведь он связан с нами, мы его узнае´м.
– Именно. Никогда не стоит забывать, что все мы связаны.
При этих словах Олдройд мысленно представил себе тянущиеся под долиной взаимосвязанные туннели и переходы – и ненавистного Аткинса, оказавшегося замурованным глубоко внизу во тьме.
На следующий день старший инспектор появился в участке в подавленном настроении. Теперь, когда все детали связали воедино, в Гартвейт-холле отыскали орудие убийства, а в фургоне – следы крови Аткинса, он испытывал душевный спад, как и всегда после окончания дела.
Стоило ему войти в кабинет, и почти сразу зазвонил телефон.
– Просто хотел сказать – хорошая работа, Джим, – раздался в трубке голос Тома Уокера. – Я слышал, все дело в шантаже?
– Верно.
– В этих маленьких деревушках порой происходят чертовски любопытные события. И кто-то еще смеет утверждать, что неприятности случаются лишь в Гиптоне и Чаплтауне…
– Точно, – отозвался Олдройд, не имея сил выслушивать очередную тираду Уокера.
– Ладно, ты проделал чертовски хорошую работу. Хотя главный констебль Уоткинс так не думает.
– Почему? В чем дело?
– Пресса на разные лады смакует историю о преступнике, бросившемся в Алюм-Пот.
– Картер сделал все возможное, чтобы его остановить.
– Да знаю я, но Уоткинс мне уже плешь проел. Ныл, что, когда сбежавший преступник совершает самоубийство, полицейские выглядят глупо.
– Нечестно, Том.
– Знаю, Джим, не нужно мне объяснять. Этот человек – полный кретин, ничего не смыслящий в настоящей полицейской работе. – Когда дело касалось Уоткинса, старший суперинтендант Уокер не беспокоился ни о лояльности, ни о профессиональной этике. – Порой мне кажется, что он никогда не работал в полиции, а сразу чертовски быстро взобрался на вершину. – Он рассмеялся. – Ну ничего, кто-нибудь еще пустит этого гада под откос… Ладно, передай всем, кто участвовал в деле, что они проделали отличную работу. Да уж, нелегко пришлось… Слышал, вы даже спускались в те пещеры.
– И неплохо развлеклись. Приятно для разнообразия заняться чем-то еще, кроме посиделок в чужих гостиных.
Уокер скептически хмыкнул.
– Эти чертовы выбоины создают кучу проблем. Помню, как в семьдесят шестом году пятеро спелеологов утонули в пещерах возле Блэкфелла; спасатели не смогли до них добраться. Я в то время был еще молодым парнишкой. Так вот, газетчики интересовались, почему полицейские не помешали людям спуститься вниз. Вроде как нашли виноватых… Да вздумай мы их остановить, те же самые газетчики раздули бы скандал, что полицейские ущемляют людские права и лезут во все дела… – Уокер ненадолго замолчал, переводя дух. Олдройд ничего не сказал, не желая поощрять начальника на дальнейший разговор. – Ладно, не буду больше отвлекать. Думаю, у тебя есть чем заняться. Не волнуйся, я прочитаю твой отчет и все улажу с Уоткинсом. Вечерняя встреча в баре еще в силе?
У Олдройда сжалось сердце.
– Э-э… да, конечно. Жду с нетерпением, – солгал он.
Положив трубку, старший инспектор некоторое время просто сидел, глядя в одну точку, потом снова взял в руки телефон. Набрал номер и долго слушал в трубке гудки, затем, почти сдавшись, решил сбросить вызов.
– Алло? – раздался вдруг знакомый голос.
– Джулия, это я.
– О, Джим…
– Да, я… ну, не думал, что застану тебя дома…
– Я сегодня не пойду на работу, плохо себя чувствую.
– Что случилось?
– Ничего, просто немного болит голова. Занятия начнутся только на следующей неделе. Как дела?
– Хорошо. Ну, слегка подавлен… ты же знаешь, какой я в конце дела. Сперва прилив адреналина, потом большой спад.
– Да, я помню. – Она немного помолчала. – Ты по-прежнему блестящий детектив. Я видела местные новости. Наверное, случившееся сильно потрясло твоего сержанта… Это тот новичок?
– Да, Энди Картер. Очень сообразительный юноша, из него выйдет толк. Слушай… не хочешь сходить в театр? В Западном Йоркширском ставят «Гедду Габлер».
В трубке снова повисла пауза.
– Э-э… спасибо, но я ее уже видела. На прошлой неделе мы ходили с друзьями по колледжу.
– О-о… ладно.
– Может, в другой раз?
– Хорошо.
И вновь мучительное молчание.
– Э-э… мне пора. Нужно заняться домашними делами, потом хочу ненадолго прилечь.
– Ладно. Надеюсь, тебе станет лучше.
– Спасибо, пока.
Олдройд вздохнул и во второй раз положил трубку. Итак, он последовал совету сестры, но попытка вернуть жену не увенчалась успехом. Судя по всему, борьба будет нелегкой.
Эпилог
Свежим и ясным осенним днем, несколько недель спустя, по тропинке, неуклонно взбиравшейся по склону холма к северу от Бернтуэйта, двигались две фигуры. Олдройд шел немного впереди. Картер, по совету шефа купивший себе прогулочные ботинки, прихрамывал сзади: жесткая обувь натирала кожу, на которой, судя по ощущениям, появлялись волдыри.
– Уже недалеко, вон за тем отрогом, – успокоил обернувшийся Олдройд.
Бросив взгляд вниз, сержант удивился – дно долины отсюда казалось совсем далеким. Поддавшись на уговоры, он отправился с боссом на прогулку, хотя прежде никогда не взбирался по таким тропинкам. Теперь, оставив позади спокойный сельский пейзаж, они попали в мир диких вересковых пустошей. Посмотрев на ноги, Картер улыбнулся. Кто бы мог сказать, что он променяет стильные туфли на пару прогулочных ботинок? Видел бы его сейчас Джейсон… Картер представлял, что услышал бы в свой адрес. Хотя его это не заботило. Ему здесь нравилось, и нравился новый босс. Он огляделся по сторонам. Полицейская работа в долине сильно отличалась от той, что была в Лондоне, казалась более интересной, и этот пейзаж являлся ее неотъемлемой частью.
В кармане вдруг зазвонил телефон.
– Привет, дружище Энди! – донесся из трубки голос Джейсона, сопровождаемый шумом на заднем плане.
– Джейсон! Легок на помине… Где ты? Похоже, пьешь. Почему? В середине-то дня!
– Просто долгий обеденный перерыв. Ну, знаешь, как бывает… С утра ударно потрудились, пристроили немного денег, потом пошли с коллегами отпраздновать. Если захочется, попозже вернемся. – Он рассмеялся в своей обычной хрипловатой манере. – Я все равно на этой неделе отпахал больше семидесяти часов, так что пусть отвалят. А ты где?
Картер огляделся и внезапно ощутил резкий контраст между окружающим миром и тем, который пробивался к нему через телефонную трубку. Хотел бы он оказаться сейчас рядом с Джейсоном? Скучал ли по пьянкам, приятелям и городской суете? Сержант окинул взглядом лежащие внизу зеленые поля и известняковые стены, вспомнил о Стеф и самому себе честно признался: нет.
– Взбираюсь по склону в прогулочных ботинках.
– Что за хрень! – Джейсон снова рассмеялся. – Куда ты взбираешься?
– На холм.
– Для чего? Наверху бесплатный стриптиз-клуб? Эй, Алекс, слышишь? Энди Картер лезет по холму в Йоркшире, да еще в прогулочных ботинках…
На заднем плане раздались взрывы смеха, потом кто-то выкрикнул:
– О-о, в прогулочных ботинках? Неужели в Йоркшире так принято? – В ответ послышались непристойные смешки.