— И тенью Генсека, — добавил Рябенко. — Недавно, кстати, слышал от Кунаева.
— Все трое будут под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Распорядитесь, — приказал Андропов, а Рябенко взял под козырек. — Семьи взять под охрану, но незаметно. Проследить все бытовые контакты, но этим наша наружка займется. Скоро состоится поездка Леонида Ильича по Сибири. А до нее будет официальный визит во Францию. Думаю, что Лесков проявится во время одного из мероприятий. И, Владимир Тимофеевич, пожалуйста, будьте предельно осторожны!
Андропов изобразил заботу, но в мыслях его я прочитал, что она была не слишком искренняя. Но он все-таки председатель КГБ, а работа есть работа.
Из кабинета Андропова мы с Рябенко выходили молча. Удилов остался для личной беседы с Юрием Владимировичем, и я подозревал, что темой этой беседы будет в том числе и моя персона.
В приемной было пусто, Иванов куда-то отлучился. Прикрепленные Андропова — два подполковника в штатском — сидели в дальнем углу приемной и, казалось, не обращали на нас внимания.
Рябенко придержал меня за локоть.
— Володя, я понимаю, что твои способности предполагают более серьезную должность, — генерал не стал заходить издалека, сразу начав с волнующей его темы. — И понимаю это не только я. Как я уже говорил, Удилов пытался добиться твоего перевода в свой центр. Но он опоздал — я успел раньше него поговорить с Леонидом Ильичом. Однако я не хочу тормозить твою карьеру, поэтому спрошу прямо: сам-то ты чего хочешь?
Я посмотрел Рябенко прямо в глаза.
— Александр Яковлевич, я отвечу так: сейчас главное — не допустить, чтобы что-то случилось с Леонидом Ильичом. И потому мое место рядом с ним.
— Спасибо, Володя! — Рябенко искренне обрадовался и пожал мне руку. — Спасибо, родной!
Александр Яковлевич хотел еще что-то сказать, но не успел. Дверь распахнулась и в приемную влетел незнакомый мне генерал при полном параде — с иконостасом орденов на груди, в папахе, в распахнутой шинели и сапогах. Он пронесся мимо нас и пинком открыл дверь в кабинет Андропова. Точнее — попытался открыть, не сообразив, что дверь надо тянуть на себя. Зло зыркнув на нас с Рябенко, он рванул ручку и влетел в кабинет. Дверь со стуком захлопнулась за ним.
Из-за двери послышался крик, похожий на рев раненого вепря.
Мы с генералом Рябенко переглянулись.
— Федорчук, начальник КГБ УССР, собственной персоной пожаловал, — пояснил мне генерал. Кажется, он не был так же, как я, ошарашен бесцеремонным поведением гостя. — Быстро же он из Киева добрался. Но зря он так, с пинка, двери к Юрию Владимировичу открывает. Тем более, учитывая последнюю информацию. Я как-то помню, присутствовал на коллегии КГБ УССР. Федорчук там показал себя во всей красе. Орал, топал ногами, людей за людей не считал, унижал каждым словом. Бросил на пол папку с отчетами, которые ему принесли и приказал полковнику Щербаку поднять их. Фактически, поклониться.
— А Щербак что?
— А Щербак сказал: вы, мол, раскидали — вы и поднимайте. После этого его уволили из органов. Впрочем, Федорчук всегда был самодуром, но чтобы опуститься до заговора, тут я даже не знаю. С одной стороны дурак дураком, но с другой… У него есть удивительная способность: мгновенно выхватывает суть любого документа или события. Вряд ли им кто-то манипулирует. Если он ввязался в заговор Яковлева, то только по собственному желанию и доброй воле. Скорее всего, сыграли какие-то старые обиды и. возможно, жажда власти.
— Кажется, обстановка накаляется, — я кивнул на приоткрытую дверь.
Шум в кабинете Андропова усилился.
— Александр Яковлевич, понимаю, мне не по рангу, но может давайте вернемся? Не кончится это добром.
Рябенко кивнул, соглашаясь. Подозвал прикрепленного к Андропову телохранителя. Тот подошел, встал у двери.
— Юрий Владимирович не разрешает входить, когда идут серьезные разговоры, — сообщил он.
— Какой-то там очень уж серьезный разговор. Думаю, мы войдем, но ты будь начеку, — сказал Рябенко.
Телохранитель кивнул и замер, прислонившись к дверному косяку.
Когда мы вошли, Федорчук уже скинул шинель на стул, бросил на стол папаху и теперь стоял, упираясь ладонями в столешницу. Высокий и грузный, он нависал над Андроповым и Удиловым этакой глыбой. Андропов и сам был не маленького роста — почти на голову выше всего Политбюро, но рядом с Федорчуком он выглядел волкодавом рядом с рассвирепевшим кабаном килограммов под триста.
— Что вы себе позволяете? Что это такое⁈ — орал председатель КГБ Украины, забыв, что находится в кабинете своего непосредственного руководителя. Голос его гремел так, что казалось, сейчас не выдержат и со звоном осыпятся на пол оконные стекла.
Удилов смотрел на происходящее, как зритель в театре. Лицо, как всегда, спокойное, даже отрешенное, взгляд холодный, изучающий. Он сидел, откинувшись на спинку стула, на лице его играла улыбка. Казалось еще чуть-чуть и он начнет аплодировать: «Браво! Бис!». Прочитав его мысли, я понял, почему Вадим Николаевич выглядит как кот, поймавший мышь. «Попался, красавчик, так и знал, что клюнешь и тут же примчишься», — думал Удилов.
А вот Андропов впервые проявил какое-то подобие искренних эмоций. Он зло смотрел на разбушевавшегося генерала, слегка приподняв брови. Его губы сжались в тонкую нитку, а лицо побелело от еле сдерживаемого гнева.
«Ненавижу!» — носилась в голове Федорчука главная мысль, почти эмоция, подчинившая себе все остальные.
— Ты, московская крыса, — орал Федорчук на Удилова, — обманом проник в мой кабинет и взял со стола важные документы! Да как ты смел, москаль…
— Виталий Васильевич, хотел бы напомнить вам азы чекистской работы, — спокойно перебил его Вадим Николаевич. — Никогда не оставляйте документы, с которыми работаете, на столе. И никогда не оставляйте посетителя одного в кабинете. Даже если посетитель — сотрудник центрального аппарата.
— Да как ты смеешь так разговаривать с генералом КГБ⁈ Я всю войну прошел! Я в СМЕРШе служил!!! Да я таких как ты, тыловых крыс, лично расстреливал!
Дальше все случилось одновременно. Федорчук выхватил пистолет, направил его на Удилова. Я кинулся на Федорчука — сработали рефлексы телохранителя. Успел перехватить его руку в тот самый момент, как прогремел выстрел. Но, слава богу, сбил направление. Проведя захват, завернул руку Федорчука за спину — боров громко заорал от боли. Наградной пистолет упал на пол. Федорчук рванулся, но безрезультатно. Я поддал ногой пистолет, оттолкнув его под стол. В следующую секунду на помощь пришел телохранитель Андропова. Помог надеть наручники на разбушевавшегося генерала.
— В мою комнату отдыха его, пусть охладится, — распорядился Андропов. Телохранитель втолкнул Федорчука в комнату, где мы недавно пили чай, а Андропов выглядел гостеприимным хозяином. — Потом, когда шум утихнет, переведем его во внутреннюю тюрьму.
Я глянул на Удилова — тот продолжал сидеть на стуле с совершенно невозмутимым видом.
Повернулся к Рябенко — и только сейчас увидел, что генерал держится за бедро. Лицо его было бледное, по брюкам расплывалось кровавое пятно.
— Кажется, попал, — сказал Рябенко и стал медленно оседать на пол.
Я стащил с него ремень и перетянул ногу выше ранения, чтобы остановить кровотечение. Тут же вбежал дежурный врач. Мельком глянул на ранение Рябенко, попросил подождать буквально минуту и юркнул в комнату отдыха. Вскоре доносившийся оттуда рев Федорчука прекратился — наверняка что-то вкололи.
Вскоре весь кабинет Андропова наполнился людьми. Рябенко оказали первую помощь и унесли на носилках. Через пару минут с улицы донеслись звуки удаляющейся сирены.
— Спокойно, товарищи, все живы. Товарищу Рябенко оказали помощь, он уже на пути в больницу, — успокаивал Андропов собравшихся. — Продолжаем работать в обычном режиме. Это был случайный выстрел, по неосторожности. Патрон в патроннике остался. Так что генерал Рябенко ранил себя случайно.
Кабинет опустел тут же. Приказы Андропова выполнялись беспрекословно. С председателем КГБ остались только мы с Удиловым. Юрий Владимирович задумчиво произнес:
— Может, его тоже гипнотизер обработал?
— Там обрабатывать нечего, — пошутил Вадим Николаевич, постучав себя кулаком по лбу, — мозгов у Федорчука нет, одна кость. Но Лесков сейчас будет действовать быстро. Давайте пока пустим слух, что у Федорчука сердечный приступ. Это спровоцирует агента. А вы, Владимир Тимофеевич, будьте готовы к любым провокациям.
— И, все-таки, пусть специалисты из Института Сербского проверят Федорчука. Лучше пригласить профессора Ухтомского сюда… — Андропов вернулся к столу, устало опустился в кресло и сказал: — Второе покушение на меня за два года. И готовится четвертое покушение на Генсека. Хотя и к лучшему — маски сброшены…
И он тут же переключился на текущие вопросы:
— Вам, Вадим Николаевич, придется еще раз съездить в Киев. И не одному, а с целой бригадой следователей и специалистов. А вы, Владимир Тимофеевич, пока замените Рябенко. Приказ о вашем назначении исполняющим обязанности начальника охраны Генерального секретаря сейчас подготовят.
— Служу Советскому Союзу! Разрешите приступить к исполнению?
— Разрешаю. И… — уже сделав шаг к дверям, я остановился. — учтите, что у начальника охраны будет много бумажной работы. Бюрократические моменты не запускайте.
Я кивнул и покинул кабинет.
Сразу же позвонил в Заречье. Там мне сообщили, что Леонид Ильич в Кремле.
Вышел из приемной, быстро спустился по лестнице и, выскочив во внутренний дворик, прыгнул в копейку. Минуты через три я был уже на Старой площади. Вошел в третий подъезд здания ЦК, поднялся на второй этаж. В приемной толпился народ. Все говорили одновременно, часто звучала фамилия «Федорчук». Открыв дверь, вошел в кабинет. Леонид Ильич стоял с секретарями возле стола.
— А вот и Володя, — он кивнул, приветствуя меня. — Все, товарищи, работайте, работайте.
Секретари разошлись, покинув кабинет.