В 2025 году такой можно купить в любом магазине. Или, заглянув в интернет, заказать онлайн. Сейчас, в семьдесят седьмом, такие платки продают в основном цыгане на базарах. Помню, как в юности выбирал подарок матери, ходил меж рядов, приценивался, и увидел несколько цыганок, обвешанных таким вот товаром. Денег у меня тогда хватило только на маленькую ажурную косынку.
— Красивый платок, — сделал я неуклюжий комплимент.
— Сама вязала! — Алевтина зарделась, стесняясь, хотя от мороза ее щеки и без того были уже почти красными.
Насколько знаю, она продолжает встречаться с физруком из школы, где учился Пашка. Но каждый раз, когда Алевтина сталкивалась со мной в Заречье, в ее глазах появлялась тоска — и я невольно чувствовал себя виноватым. Но сердцу не прикажешь. Старался увеличить дистанцию, разговаривал нарочито официально. Я сочувствовал ей, но не ломать же собственную жизнь из-за ее фантазий. Хотя, если бы можно было повернуть время вспять, я бы никогда не поехал с ней в тот лесок. И теперь всем было бы проще.
— Так вы подвезете меня? — повторила вопрос Алевтина, выдергивая меня из размышлений. — Еще и сумки тяжелые…
Как бы там ни было, не могу же я бросить женщину посреди зимней метели да еще и с тяжелыми сумками.
— Конечно, Алевтина, — ответил я, поднимая две большие сумки, что стояли у ее ног. — Ого, что там, кирпичи и гантели носишь что ли?
— Повара много наготовили сегодня. Ожидался приезд детей Леонида Ильича, с ночевкой собирались, но никто не приехал, — пояснила она. — Вот и раздали, чтобы не пропало.
Я прошел к машине, в которой сидели опера из наружного наблюдения и, постучав по стеклу, сказал:
— Мужики, я сейчас девушку подвезу. Но есть у меня подозрения, что здесь что-то не так. Если поднимусь к ней в квартиру, позаботьтесь, чтобы мышь оттуда не выскользнула. И выход на чердак перекройте. Проинструктированы, что Лесков — сильный гипнотизер?
— Проинструктированы, — ответил оперативник, сидевший за рулем. Кроме него в машине находились еще трое — один рядом и двое на заднем сиденье.
Чем было вызвано мое желание принять дополнительные меры предосторожности? Тем, что ход мыслей у Алевтины был сегодня каким-то странным. С одной стороны — все как обычно: про работу, про Пашку, даже про чувства ко мне. Но с другой — все они были каким-то слишком яркими. Вот если смотришь спектакль, а актеры в нем явно переигрывают. Так и здесь — словно бы все это выставлялось напоказ, чтобы отвлечь внимание от чего-то другого, скрытого и более важного. Потому мне это и напомнило кодировки наших недавних «пациентов». Но пока не сработал триггер, то проверить это не получится. Возможно, конечно, что у меня развивается паранойя. Но ничего — береженого бог бережет.
Открыв перед Алевтиной переднюю дверцу, я жестом пригласил ее занять место в салоне. Потом забросил сумки на заднее сиденье и, усевшись на водительское место, спросил:
— Ну что, до дома? — вопрос в общем-то риторический, ответа не требующий.
— А куда ж мне еще ехать? — ее брови юркнули под край шапки, глаза удивленно округлились.
— Кто знает. У тебя теперь жених есть, может, к нему…
— Скажете тоже, — Аля сердито нахмурилась. — Мне домой надо. Пашка уже пришел с продленки, ждет.
— Как он? Больше проблем с драками нет? — спросил я, поворачивая ключ в замке зажигания.
— Пока нормально. Старается…
До Москвы ехали привычным маршрутом. Аля всю дорогу не умолкала, рассказывала о сыне, о покупках, о своей квартире, о том, как она счастлива. Я бы поверил, если бы не читал ее мысли. И уж чего-чего, а счастья там точно не заметил.
— Как у тебя на личном фронте? — не удержался я от вопроса, который, казалось бы, не должен меня интересовать. — Что с тем физруком из школы? Встречаетесь? Или уже другой кавалер?
— Да все нормально. Тот же самый. Встречаемся, — она погрустнела. — Сделал предложение выйти за него замуж.
— А ты что?
— А я обещала подумать, — коротко ответила Алевтина, и мне не хотелось в этот момент копаться в ее мыслях.
Доехали до места. Я помог Алевтине выйти из машины, взял сумки и поднялся на этаж. Она открыла дверь, я прошел в квартиру.
Аля уже обжилась, в комнатах было уютно: фарфоровые балерины на комоде в окружении фарфоровых слоников, подушечки на диване, репродукции на стенах. Мягкий свет люстры из-под матерчатого абажура.
В квартире находился только Пашка, он делала уроки в своей комнате. Услышав звук открывшейся двери, выглянул из комнаты и поздоровался:
— Драсте! Дядь Володь, а я боксом занимаюсь!
— Молодец! — похвалил я. — Главное, чтобы не в ущерб урокам.
Пашка понимающе кивнул, соглашаясь, и сказал:
— Ма, я там картошки нажарил, поешь. Дядь Володь, будете ужинать?
— Нет, Паш, я на минуту. У меня дел еще полно, — отказался я от предложения.
Вышел на площадку. Двое в штатском стояли на пролет ниже, двое — на площадке перед входом на чердак.
— Парни, отбой! Сейчас в Кремлевку, проведать Рябенко, потом в Кретово. И все, до утра свободны, — сказал операм и начал спускаться по лестнице.
Всю дорогу до Крылатского, где находилась Кремлевская больница, думал, что Аля входит в группу риска. Она — самый лучший инструмент для человека со шрамом, чтобы подобраться к Брежневу. Тем более, что девушка не обладает сильным интеллектом, даже, пожалуй, немного глуповата. А вдобавок наивна, доверчива, и наверняка очень легко поддается внушению.
В Кремлевке меня обрадовали: Рябенко перенес операцию хорошо, вышел из наркоза, сейчас спит. Я не стал его беспокоить. Зашел в ординаторскую, поговорил с дежурным врачом. Сегодня дежурил молодой мужчина лет тридцати, видно, недавно из интернов. Но меня не смущал его возраст, в Кремлевскую больницу не попасть благодаря связям. Шелепин брал на работу только самых перспективных, самых талантливых врачей. Слышал, что их для этой работы начинали специально готовить еще с института.
— Генерал Рябенко уже не молод, кость срастаться будет долго. И не исключаю последующую инвалидность. Как минимум, хромота останется.
Не здорово, но хоть жив остался. И надо же было такому случиться. Совершенная нелепость…
Спускаясь по лестнице, я обратил внимание на идущую впереди девушку. Коротенький белый халатик, и длинные, как говорили в мое время — от ушей — ноги. Медсестра шла танцующей походкой, иногда перепрыгивая через ступеньку. Она оглянулась и у меня просто захватило дух! Таких глаз я еще не видел — очень выразительные, яркие, солнечные, почти желтого цвета. Под черными густыми ресницами они казались еще светлее, чем, наверное, были на самом деле. Девушка улыбнулась, продемонстрировав ряд ровных белоснежных зубов и глубокие ямочки на щеках. Кого она мне напоминает? Точно! Похожа на Елизавету Боярскую, цвет глаз поменять — и точная копия! Нет, я всей душой люблю свою жену, но…
Да что ж меня так тянет к медсестрам-то⁈
Перепрыгивая через очередную ступеньку, девушка подвернула ногу и полетела — лицом вперед, не успев выставить руки. Я кинулся к ней, помог встать. Она схватилась за перила, подняла на меня взгляд — в глазах стояли слезы. Под глазом и на лбу ссадины. К утру наверняка расцветут синяки. Было видно, что ей очень больно.
— Помогите добраться до процедурного? — попросила она, умоляюще взглянув на меня своими нереальными глазами.
Отругал себя за нерасторопность — мог бы сам сообразить, что нужна срочная помощь. Подхватил девушку на руки и быстро взбежал по лестнице. Ногой толкнул дверь в ординаторскую, хорошо, дежурный врач был еще там.
— Верочка⁈ — воскликнул он удивленно. — Что случилось? Опять по лестнице через ступеньку прыгала?
— Я нечаянно, — простонала медсестричка.
Я усадил ее на диванчик. Хирург стащил с ноги медсестры носок — ступня распухла. Врач осторожно прощупал каждую косточку и, удовлетворенно кивнув, сообщил, что перелома нет.
— Растяжение, — уверенно сказал врач и начал накладывать тугую повязку. — Сегодня иди домой, завтра посмотрим. Если понадобится, то сделаем рентген. А еще не нравится мне твоя шишка на лбу. Голова не кружится? Нет? Не тошнит? Есть кому позвонить, чтобы до дома проводили?
— Я помогу, — слова вылетели быстрее, чем я успел подумать.
Эх, все-таки рыцарство наказуемо, особенно, если ты женат. И особенно, если строишь из себя рыцаря перед хирургом и медсестрой в больнице, где лежит твой начальник. Я, конечно, не переживаю за свой «облико морале», но наверняка доложат начальству, что ношу на руках кого-то, кроме жены.
— Я же одна живу. Родители уехали к бабушке, в деревню. А с мужем развелась, он на Севере работает, — ответила медсестра.
Усмехнулся про себя: умеют же женщины в одном предложении выложить всю подноготную! В двадцать первом веке такие слова звучали бы как прозрачный намек.
Девушка встала, попыталась наступить на ногу и вскрикнула.
— Так не пойдет, — я вздохнул и снова подхватил ее на руки. Девушка была легкой, килограммов пятьдесят, не больше. — Где вы живете, Вера?
— Тут недалеко, два квартала от больницы, — ответил за Веру врач.
Я донес девушку до сестринской, подождал пока она оденется. Потом вынес на улицу и усадил в копейку. Конечно, мог бы попросить оперов из наружки отвезти пострадавшую домой, но… Признаться, хотелось самому побыть рядом с настолько красивой женщиной.
— Спасибо вам! — Верочка повернулась ко мне и я буквально растаял в ее солнечном взгляде. Попытался прочесть ее мысли и удивился: она думала рваными фразами, какие-то куски словно были «замазаны», как у больных с амнезией. У меня прямо зазвенело в мозгах: Лесков поработал! Или это все-таки от недавнего удара головой? Но ведь врачу не жаловалась… Мысли медсестры были не такими, как у предыдущих «зомби», но я ведь их и не пробовал читать до того, как включалась заложенная гипнотизером программа. Вот же, недавно совсем, я паранойил, что и Алевтину загипнотизировали, а оказалось, что все в порядке.
Подъехав к дому, краем глаза обратил внимание, что ребята из наружки следуют за мной. Отлично! Вряд ли я в квартире медсестры увижу Лескова. Человек со шрамом слишком умен и опытен, чтобы вот так, банально, пытаться «поймать на девочку», но, как уже говорил сегодня: береженого Бог бережет.