— Говорите, Владимир Тимофеевич, — Андропов усмехнулся и добавил:
— За анекдоты сейчас в тюрьму не сажают.
— Вот первый именно на эту тему, — я проигнорировал мысленный вопль Рябенко: «Заткнись, дурак!» и почти без пауз рассказал анекдот, который вряд ли был в ходу в семьдесят шестом году:
— Американский журналист спрашивает Брежнева, мол, какое у вас хобби? Что вы собираете? Марки там, монеты, картины? А Леонид Ильич отвечает: «Анекдоты я собираю. О себе». «И много собрали?», — Интересуется журналист. «Да уже два с половиной лагеря на Колыме», — отвечает Брежнев.
— Да что за ерунда! — возмутился Рябенко.
— Вы попробуйте объяснить это на деревенских посиделках или людям, собравшимся выпить после заводского субботника, — возразил я. — Уверен, что не получится. Любая информация ложится на подсознание со смехом, во время еды и под выпивку. Вот еще пример. На этот раз частушка: «Брови черные, густые. Речи длинные, пустые. Нет ни мяса, ни конфет. На хрен нужен такой дед?».
Рябенко, в этот момент поднесший ко рту стакан с водой, поперхнулся, закашлялся. Я похлопал его по спине и извинился:
— Прошу прощения, но это то, что поют наши люди. Юрий Владимирович, вот еще один пример, который я считаю упущением наших идеологических отделов. Позволите?
— Я вас очень внимательно слушаю, Владимир Тимофеевич, — Андропов был сосредоточен, не пропускал ни одного моего слова, отмечал каждую интонацию. Что ж, пан или пропал, дальше я уже говорил, не останавливаясь:
— Анекдот из самых свежих: «Леонид Ильич уснул летаргическим сном. Проспал сто лет. Проснулся. В комнате полка с книгами. Взял энциклопедию и стал искать свою фамилию. Интересно, каким он остался в памяти потомков? Нашел. Читает: 'Брежнев Леонид Ильич — мелкий политический деятель, живший в эпоху Аллы Пугачевой».
— Той молодой певицы, что в прошлом году победила на конкурсе в Болгарии? — не понял юмора Андропов.
— Ну да, — подтвердил я, засомневавшись, а не сломал ли я только что карьеру Пугачевой. — Молодая, но очень популярная со своим «Арлекино». Вот народ и шутит… А вот еще, товарищи! Так сказать, вишенка на торте. До Олимпиады еще четыре года, а народ уже «приготовил» анекдоты.
— Даже про Олимпиаду? — удивился Андропов. — Ну-ка, расскажите!
— Брежнев выступает на открытии Олимпийских игр. Читает речь: «О! О! О! О! О!», а референт ему шепчет: «Леонид Ильич, это не „О“, это олимпийские кольца, текст ниже».
Разумеется, никто не засмеялся. Андропов поморщился, Рябенко нахмурился. Но я ведь и не пытался их насмешить.
— Видите? Образ Генсека подается так, что смех совсем не добрый! Леонид Ильич выглядит в анекдотах едва ли не маразматиком. Это что, отражение реальных народных настроений? Или чья-то диверсия, направленная на работу с общественным мнением?
— Я соглашусь с вами, Владимир Тимофеевич. Вы буквально с языка тему сняли, — Андропов внимательно смотрел на меня и думал: «Нужно подумать, куда определить Медведева. Явно перерос свою должность». А вслух сказал:
— У меня вот здесь тоже собрано несколько свежих примеров, так сказать, народного творчества. С некоторой аналитикой и определенными выводами специалистов. И, знаете, меня совсем не радует то, что я прочел. Высока вероятность, что анекдотами о нашем Генсеке и Политбюро занимается целый коллектив специалистов. Знать бы еще, в какой стране этот коллектив работает?
— В нашей, — ответил я.
— Поясните, — потребовал Андропов.
— Чтобы создавать популярные анекдоты, нужно находиться внутри общества, тонко чувствовать и понимать культуру, менталитет, настроения. Мигрантам, а тем более иностранцам, такое не под силу. По крайней мере, без поддержки изнутри страны. Лучше проверьте, какие советские институты работают с иностранными партнерами. Я бы обратил особое внимание на фонд «Квантум» и Джорджа Сороса — очень опасного врага.
Глава 4
— Откуда у вас такие сведения? — обманчиво мягко спросил Андропов. — Снова во сне увидели?
Я забеспокоился, что сам навлек на себя ненужные подозрения. Но выручила память настоящего Медведева. Вспомнилась прошлогодняя охота и посиделки после нее. Тогда Бовин сильно набрался. Журналист-международник и по совместительству спичрайтер Генсека вообще любил выпить. Обычно он мог, не пьянея, влить в себя большое количество спиртного, но потом наступал момент — и его развозило вхлам. Болтал он тогда много. Язык у него и так без костей, а уж после коньяка мел им, как помелом.
— Я обычно много не говорю, Юрий Владимирович, не та у меня должность, — осторожно сказал я. — Но слушаю всегда внимательно. В прошлом году на охоте Бовин напился и очень много наговорил. Александр Евгеньевич, боюсь, сам не понимает, какой он ценный источник информации. О Соросе он произнес целый панегирик. Восхищался его деловой хваткой, энциклопедическими познаниями, широтой мысли — и в том же ключе еще на полчаса речи. Все это в привязке к будущим инвестициям, совместной разработке полезных ископаемых и так далее. Что самое интересное: Бовин особо восхищался образовательными проектами Сороса, которыми тот занимается в развивающихся странах. Я тогда не придал значения его словам. Но после проектов и речей Гвишиани на заседании в Пицунде и в Завидово просто сложил два плюс два.
— Это очень интересно, — Андропов сделал еще одну пометку в блокноте. — Подведем итоги нашей беседы.
Он повернулся к генералу Рябенко:
— Александр Яковлевич, все ваши просьбы будут удовлетворены. Полностью. И людей, и технику вы получите сегодня же. Вопрос радиосвязи решим в ближайшие несколько дней. Теперь вы, Владимир Тимофеевич… — он бросил на меня оценивающий взгляд. — Право, не знаю, как с вами поступить. С одной стороны вы принесли бы большую пользу в идеологическом отделе…
— Даже не думайте! — генерал Рябенко замахал руками. — Не отдам, Юрий Владимирович! Где я еще найду такого уникального специалиста?
Андропов посмотрел на меня, прищурившись, и подумал: «Как бы этот „уникальный специалист“ вскоре не начал мешать. А то слишком уж нагло вперед попер, как бульдозер».
— Пока его у вас никто не забирает. Подумаем еще над этим вопросом. Всё. На сегодня свободны, — Андропов встал из-за стола, проводил нас до дверей кабинета.
Рябенко молчал. Но как только мы вышли из здания КГБ и дошли до машины, его прорвало:
— Ты совсем охренел, Медведев⁈ Что ты себе позволяешь⁈ Не хватает тебе статьи за анекдоты? А семидесятая? А сто девяносто прим? Перепутал деревенскую пьянку с кабинетом председателя КГБ⁈ Ты меня в гроб загонишь…
Я молчал, стараясь выглядеть невозмутимым. Генералу сейчас требовалось выпустить пар. Анекдоты — не самый плохой повод немножко поругаться на меня. Хоть я посвятил их обсуждению много времени, они сейчас не главная проблема. В первую очередь мне предстояло обдумать, что делать с Горбачевым. Как повлиять на ситуацию, чтобы вместо него был кто угодно, любой другой член Политбюро. И разобраться, какую роль в интригах вокруг Брежнева играет Андропов.
Из размышлений выдернула очередная гневная фраза Рябенко в мой адрес:
— В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов…
— Простите, Александр Яковлевич, прослушал, — я посмотрел на генерала честными невинными глазами. Тот скрипнул зубами от возмущения:
— Прослушал⁈ Вот-вот, совсем башка не варит! Значит, немедленно в отпуск поедешь. На две недели. Сгоняй к родителям, в деревню. Чтобы у меня не было искушения вызвать тебя на работу — с одной стороны. А с другой — тебя легко можно будет доставить на службу в случае острой необходимости.
— Так точно, товарищ генерал! — я широко улыбнулся в ответ на его сердитые речи.
— Садись в машину, умник. Довезу тебя до дома, — уже без гнева проворчал, успокаиваясь, генерал.
Мы устроились рядом друг с другом на заднем сиденье. Машина тронулась. Я смотрел в окно, и думал, что действительно устал. И пару недель отпуска не повредят. Надеюсь, за это время здесь не произойдет ничего ужасного. Да и в общем, не могу же я все контролировать лично…
— Ты не сильно рассчитывай на Андропова, — продолжал ворчать Рябенко. — Полковничьи погоны — это отлично, но вряд ли ты пойдешь дальше…
Рябенко говорил без страха за свою должность, так как считал меня не конкурентом, а скорее преемником. Кроме того, он был не только начальником охраны Генсека, но и давним близким другом Леонида Ильича.
— Я знаю, Александр Яковлевич. У Андропова своя команда. Проще попасть на Марс, чем в ближнее окружение Юрия Владимировича. А если, не дай бог, с Леонидом Ильичом что-то случится, то вас отправят на пенсию по выслуге лет, заведовать госдачами и прочим хозяйством, — я в качестве предположения выложил то, что реально случилось в восемьдесят третьем году, когда Андропов стал Генеральным секретарем ЦК.
— А меня может и оставят в девятом управлении, но дальше организации мер безопасности членов ЦК во время зарубежных визитов я не прыгну, — и это тоже было правдой, в будущем так и произойдет, если ничего не изменится сейчас.
— Я не рвусь к званиям и чинам, зря вы так про меня думаете. Я за страну болею, — уже произнеся последние слова, я почувствовал, что получилось излишне пафосно. Вспомнился Верещагин из фильма «Белое солнце пустыни»: «Я мзду не беру, мне за державу обидно».
— Я переживаю за тебя, — Рябенко устало потер лоб, тяжело вздохнул. — Ты молод, умен, перспективен. И если действительно хочешь идти дальше, то придется учиться.
— Не возражаю. Но пока вроде бы не горит…
Въехали в Кретово и я с облегчением простился с генералом. Его депрессивный настрой и сильное беспокойство напрягали. Снова подумалось, что правильно говорят — психические состояния все-таки очень заразны.
Из генеральской «Волги» выскочил слишком поспешно, но не стал расшаркиваться, просто направился к подъезду. Поднялся на второй этаж и, пока искал в кармане ключи, прислонился головой к двери. Дерматин, которым Медведев оббил двери своей квартиры буквально полгода назад, был холодным, остужал голову. Столько всего произошло, что казалось, закипят мозги. Действительно, надо в спокойной обстановке обдумать и последние события, и мое участие в них.