Тем не менее, скандал в кабинете ресторана «Арагви» случился еще раньше. Я влетел в кабинку, услышав звук падения тела, звон бьющейся посуды и крики Галины Леонидовны.
— Мужиков тебе мало, так на моего позарилась, сучка! — вопила «кремлевская принцесса», оседлав распластавшуюся на полу дрессировщицу. — Я тебе покажу, как на чужих мужиков вешаться!
Она вцепилась в шею несчастной Бугримовой, навалившись всем своим немаленьким весом.
Лицо укротительницы тигров побагровело. Она отчаянно пыталась высвободиться, но хватка Галины была мертвой.
Я метнулся к обезумевшей от гнева и спиртного Галине. Сильно нажал на пару болевых точек на ее руках. Она взвыла, разжимая пальцы.
Рывком я стащил Галину на пол. Освобожденная укротительница отползла к стене. Я ей сочувствовал — с тиграми наверняка было легче управиться, чем с пьяной разъяренной Галей! Дрессировщица смотрела на меня и пыталась что-то сказать, но слова благодарности застряли в горле. Однако ее взгляд был очень красноречив.
Галина Брежнева, потеряв связь с реальностью, бесновалась в моих руках. Будь на ее месте любой другой человек, я бы просто вырубил его ударом в челюсть, плюнув на возможный перелом и сотрясение. Но это же дочь Генерального секретаря, чтоб ее! Поэтому просто прижимал дочку Брежнева к полу. Галина хрипела и брыкалась, но адреналин, видимо, схлынул, ее движения слабели и скоро она затихла.
Вбежали, наконец-то, опера Девятки. Передал им Галю с рук на руки и огляделся. Буряцы небыло — будто растворился. В пылу событий, я не заметил, когда он успел смыться. Хотя это неудивительно, учитывая, что предыдущая его встреча со мной закончилась на больничной койке. А вот Джуна, по прежнему трезвая и спокойная, сидела в кресле, и наблюдала за происходящим с видом театрального зрителя. Ее мысли по поводу Галины Брежневой были одновременно и презрительные, и сочувствующие. Но это было не сочувствие к подруге, а корыстная любовь к кошельку, к дойной корове, к спонсору.
Сотрудники увели более-менее успокоившуюся Галину в свою машину, а я из «Волги» снова позвонил Рябенко.
— Везите ее в Кремлевку. Проследи сам, чтобы все было в порядке, — приказал Рябенко, выслушав мой отчет и тут же поправился:
— Приказать я тебе, Володя, не могу, но считай это моей просьбой.
— Все будет в порядке, Александр Яковлевич.
До больницы доехали мигом. Проследив за тем, как устроили Галю, я отпустил оперов и минут пять сидел рядом с ней. Галина открыла глаза, посмотрела мутным взглядом сначала на капельницу, потом на меня. Несколько раз дернулась, но руки были прочно зафиксированы ремнями. Она обессиленно опустила голову на подушку и простонала:
— Опять дурка… сволочи…
— Выздоравливайте, Галина Леонидовна, — я встал со стула и вышел из палаты.
Шел по территории больницы к проходной и думал о дочери Брежнева. Можно было бы попробовать внушение, но пьяному человеку внушать что-либо бесполезно. А трезвой я дочь Леонида Ильича за все время пребывания здесь, в семидесятых годах, не видел ни разу.
Всю дорогу до дома размышлял. К каким сюрпризам мне еще готовиться? В том, что они будут, я не сомневался.
И еще меня беспокоила Джуна. Хищная алчность, с которой она подсчитывала стоимость драгоценностей, меня поразила. И цинизм, с каким она думала о Галине Брежневой, был просто омерзителен. Я не знаю наверняка, какую роль в политической жизни она сыграла в моей реальности, но здесь я ей не дам никакого шанса. По крайней мере, приложу к этому максимальные усилия.
Домой вернулся как раз к ужину. Заглянул в ванную комнату, встал под душ, будто хотел смыть с себя не пыль и пот, а негатив длинного дня.
На кухне Светлана и девочки уже накрыли стол. Белая скатерть, фарфоровые тарелки, серебряные приборы. По центру стола хрустальная ваза с цветами. Кухня, залитая мягким светом люстры, показалась мне островком уюта и спокойствия в этом суровом и совсем не добром мире. Аромат жареной картошки смешивался с запахом свежих овощей и зелени, нарезанных в салат. Света поправляла салфетки, стараясь, чтобы стол выглядел идеально.
Я поинтересовался, как дела в школе. Девочки наперебой начали рассказывать о новых друзьях. Но Леночка вдруг замолчала, тяжко вздохнула и пожаловалась:
— Сережки из параллельного класса не хватает…
— Ты что, влюбилась в него что ли? — фыркнула Таня.
За такое Леночка уже была готова ринуться в драку, но я остановил наметившийся конфликт, поспешно сменив тему. Потом еще много о чем говорили. Например, о жадности.
— Папа, а чем жадность отличается от скупости? — спросила Таня.
— Понимаешь, Танечка, жадный жалеет для других, а скупой — даже для себя.
— А тогда что такое алчность? Я знаю, что это что-то плохое, но хотелось бы точное определение получить.
— Алчность — это когда люди хотят иметь деньги не для чего-то нужного или полезного, а просто ради самих денег, — ответил дочери, подумав, что Танины вопросы как нельзя лучше иллюстрируют обоих неприятных мне людей — Джуну и Буряца.
Разговоры плавно перетекли к обсуждению планов на выходные. Девочки предложили сходить в цирк. Еще им очень хотелось в кино, на детский сеанс. Я попытался вспомнить, когда выйдет фильм «Усатый нянь», и не смог. В семьдесят седьмом году, это точно, но вот в каком месяце? Когда увидим афиши, надо будет сходить с семьей обязательно. Нельзя думать только о работе и жить только идеей.
Но ужин подошел к концу, и я невольно погрузился в мысли о завтрашнем дне. Завтра надо обязательно быть на пленуме.
И встретиться с Яшей Ювелиром. С утра к нему заглянуть или после пленума?
Пленум, пожалуй, будет важнее. Ожидаются перестановки.
Долгих из кандидатов будет переведен в члены Политбюро, так же как Соломенцев и Пономарев. Еще будет рассмотрен вопрос омоложения кадров накануне принятия конституции. Пока три кандидатуры — Лигачев будет переведен из Томска в Москву, секретарем ЦК. Рыжков обязательно будет в Москве. А вот по третьему кандидату пока сомнения: Горбачев или Машеров из Белоруссии.
Опять Горбачев нарисовался, и ведь не сотрешь! Представил себе его елейную физиономию и поймал на желании раздавить гада, как насекомое.
Глава 11
С самого утра я отправился в Заречье. Леонида Ильича застал бодрым и в хорошем настроении.
— Ну что, Володя, скучаешь? — спросил он.
— Конечно, Леонид Ильич! — ответил я, не кривя душой. Действительно не хватало разговоров с Брежневым, совместных просмотров фильмов и его замечаний во время этих просмотров.
— Пока учишься, мог бы здесь и не появляться, — заметил Леонид Ильич. — Солдатов с Григорьевым бдят так, что муха мимо них не проскочит.
— В высшей школе КГБ занятия с двух часов дня, так что я утром могу быть с вами, — просто ответил Леониду Ильичу. Говорить о том, что переживаю из-за пленума, не стал.
Вышли к ЗИЛу. Леонид Ильич сегодня, вопреки привычке сидеть либо за рулем, либо рядом с водителем, расположился на заднем сиденье. Рядом с ним сел Рябенко.
— Ну что, Саша, о чем хотел поговорить? — обратился Леонид Ильич к генералу.
Рябенко немного помолчал, обдумывая, с чего начать разговор. А я подумал, что Брежнев в приватных разговорах называет Рябенко по имени и всегда на «Ты». Они давние хорошие друзья, но я никогда не слышал, чтобы начальник охраны позволил подобное по отношению к Генсеку. Всегда на «Вы» и по имени-отчеству.
— Леонид Ильич, разговор не очень приятный, и мне бы не хотелось вас расстраивать, — дипломатично начал Рябенко.
— Да ладно, чего уж там, — Леонид Ильич вздохнул. — Небось, опять Галя чудит?
— Вы же знаете, что Галина Леонидовна со Светланой Щелоковой были подругами. Боюсь, что Галина плохо пережила смерть Щелоковой. Тем более, что она присутствовала на похоронах министра и все произошло на ее глазах.
— Опять пьет? Снова дебоширит?
— Пока нет, обходится без шумных мероприятий. Но мне доложили, — Рябенко глянул на меня, — что вокруг Галины Леонидовны собирается очень дурная компания.
— В первый раз что ли?
— Понятно, что не в первый. Но я опасаюсь, что на фоне смерти подруги, может быть срыв.
— И что делать? Снова отправлять же ее в «Щеглы»?
— Других вариантов пока не вижу, Леонид Ильич…
«Щеглы» или, согласно официальному названию, санаторий имени Горького принадлежал управлению делами Совета Министров. Де юре там помогали восстановиться после инфарктов, инсультов, болезней кровообращения. Но де факто это было закрытое заведение, где в основном лечили от алкоголизма, наркомании, нервных срывов. Там же проходили реабилитацию перенесшие психические заболевания родственники высокопоставленных чиновников и партийных деятелей. Территория строго охранялась и посетителям туда вход был категорически запрещен.
Что ж, Рябенко прислушался к моему совету. Это хорошо. Я не знаю, как будет развиваться ситуация с Бугримовой в этой уже изменившейся реальности, но в любом случае лучше, чтобы Галина Брежнева находилась подальше от тех событий и той компании. Хватит того, что вчера она чуть не придушила знаменитую дрессировщицу.
— Хорошо, Саша, займись этим. Мне докладывали, что она уже месяц остановиться не может. Как на поминках Светланы Щелоковой начала, так и пьет. И не откладывай.
Остаток дороги до Старой площади Леонид Ильич молчал. Я читал его мысли, и они были очень тяжелыми. Леонид Ильич думал о своих детях…
Прибыв на Старую площадь, мы поднялись сначала в рабочий кабинет Леонида Ильича. Рябенко сразу сделал несколько звонков и отправился выполнять поручение Генсека.
— Вот так, Володя… И даже при моей власти ничего нельзя сделать… — печально покачал головой Леонид Ильич. — Впрочем, надоел я тебе уже с этим. В который раз жалуюсь…
— Жалуетесь? — переспросил я, сделав вид, что не понимаю о чем речь.
— Жалуюсь, ною, ворчу — называй как хочешь. Я про дочку свою непутевую.
— Вряд ли вы виноваты, Леонид Ильич. Вы позволите сказать откровенно?