После выступления в парламенте нас ждал прием у премьер-министра Джеймса Каллагэна в загородной резиденции Чекерс, примерно в 65-ти километрах от Лондона.
День выдался, на удивление, солнечным. И картина была просто пасторальной.
Наш кортеж из четырех автомобилей подъехал по длинной подъездной дороге к красивому старинному особняку, сложенному из красного кирпича. Здание окружали идеально подстриженные лужайки. Во дворе на большом круглом газоне, окруженном гравием, возвышалась женская статуя.
Машины пересекли двор, подъехав прямо к крыльцу, где нас встретил лично премьер-министр.
Каллагэн — высокий, крупный мужчина с тяжелыми чертами лица. Взгляд его тоже был тяжелым, особенно, когда он увидел выходящую из «Роллс-Ройса» чету Горбачевых. Но положение обязывает — и он расплылся в любезной улыбке.
Каллагэна за глаза называли «Джентльмен Джим» и своей репутацией галантного кавалера премьер-министр очень дорожил. Он подал руку Раисе Максимовне, помог ей выйти из автомобиля, и тут же поспешил встретить вторую даму — доярку.
Зинаида Фомина застенчиво улыбнулась, чуть не споткнулась — и густо покраснела.
— Да что ж вы, не надо, я как-нибудь уж сама из машины-то выберусь, — почти виновато бормотала она.
Большой Джим, элегантно поддерживая ее, помог выйти женщине из машины и, низко склонившись, поцеловал ее крепкую руку. Доярка смутилась окончательно, еще больше зарделась и уже не могла больше произнести ни слова.
Премьер-министр что-то сказал по английски и находившийся неподалеку Сергеев тут же перевел:
— Я целую руки рабочих, потому что эти руки создают тот мир, в котором мы живем. Извините, может быть это звучит немного высокопарно, но это так.
Взяв под руку Зинаиду Васильевну, он прошел к Раисе Максимовне, которая с высокомерным видом стояла у машины.
— Миссис Горбачефф, пройдемте! — и подал ей правую руку. — В окружении двух таких прекрасных женщин я и сам начинаю чувствовать себя лучше и моложе.
Я на секундочку заглянул в мысли Горбачевой. В данный момент она считала унизительным оказаться наравне с дояркой, а потому такие комплименты английского джентльмена ее отнюдь не радовали. Тем не менее, Раиса Максимовна понимала, что теперь уж точно не время для скандалов, и кое-как взяла себя в руки. Изобразила широкую улыбку и, сменив гнев на милость, принялась громко трещать на своем «идеальном» английском. Она думала, что выглядит сейчас благородной светской дамой. Правда, тон ее был менторским и напоминала Рая сейчас скорее экскурсовода, чем истинную леди.
— Я так понимаю, мы сейчас проследуем в это здание, построенное в шестнадцатом веке, но сильно перестроенное в середине девятнадцатого века? Я знаю о нем немало. В начале нашего века сэр Артур Ли заполучил этот дом благодаря инициативе и даже финансовой поддержке своей жены — это особо интересный нюанс, прошу заметить…
— Да-да, все именно так и было, вы хорошо знаете историю английской архитектуры — попытался перебить ее речь комплиментом премьер-министр. Но это оказалось не так-то просто сделать — Раиса продолжала «умничать»:
— Но в тысяча девятьсот семнадцатом сэр Артур Ли передал дом в собственность государства. С тех пор эта резиденция не перестраивалась, насколько я знаю. А сейчас мы войдем в большой зал приемов…
Гостеприимная улыбка сползла с лица Каллагэна. Даже этого многоопытного политика раздражало назойливое щебетание Горбачевой. Из последних сил он все-таки продолжил изображать вежливое гостеприимство:
— Если бы я знал, как сильно вы интересуетесь нашей историей, то пригласил бы на прием кого-то из оксфордских профессоров. Вы бы наверняка нашли с ним общий язык, а он бы помог углубить ваши и без того познания.
Было заметно, что Раиса восприняла эту саркастическую лесть как заслуженный комплимент. Она даже вздернула повыше подбородок, гордясь собой.
— Впрочем, вот мой дворецкий, — продолжал Каллагэн, — он вам подробнее расскажет историю этого дома и проведет вас по всем его закоулкам.
И премьер спихнул опешившую Раису Максимовну человеку в черном фраке и ослепительно белой рубашке. Тот встал рядом с Горбачевой и галантно подставил ей согнутую в локте руку. Ей не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться предложением и под ручку пойти с дворецким осматривать дом.
Оставшись без супруги, Горбачев тоже растерялся.
— Я бы вот хотел обсудить еще мое последнее выступление в палате общин… — пролепетал он неуверенно.
— Мистер Горбачев, — снова расплылся в улыбке Каллагэн, — вы не перестаете думать о работе! Но для этого существуют официальные встречи, а сейчас вы в гостях в моем загородном доме. Давайте пока отдыхать, а дела подождут. Возможно, вам тоже будет любопытно взглянуть на образец викторианской архитектуры? Тем более, что ваша очаровательная жена большой специалист в этом вопросе.
Горбачев нахмурился озадаченно. Не мог разобрать, над ним потешаются или здесь такие правила гостеприимства. А меня радовало другое — щелчки фотокамер. Несколько получивших допуск журналистов, включая «товарища Мастерса» продолжали делать свою работу. И подобные сцены наверняка могут подарить общественности хорошие кадры с не самыми приятными выражениями лиц горбачевской четы.
Спустя некоторое время всех нас пригласили за стол. Обед проходил в довольно демократической атмосфере. Каллагэн блистал остроумием, рассказывал забавные истории, анекдоты, но всеми силами старался обходить обсуждение политических моментов. А Горбачев, напротив, всеми силами пытался перевести разговор на политику. Кончилось тем, что премьер-министр переключил свое внимание с семьи Горбачевых на парочку наших депутатов из народа. Впрочем, сделал это корректно и дипломатично, в своем духе — Горбачевы даже не заметили подвоха и не обиделись. Ведь и вправду, рабочий и колхозница — официальные члены делегации, а вниманием их обделили, так почему бы вежливому британскому премьеру не пообщаться о пустяках и с ними тоже.
Береговому Каллагэн пообещал устроить экскурсию на станкостроительное предприятие.
— А для вас, любезная Зинаида Васильевна, — переводил Сергеев, — я распоряжусь устроить посещение передовой фермы в Шотландии.
Я усмехнулся про себя — это комическое сочетание заботы и слегка нелепой обыденности напомнили мне письма Сухова к супруге из фильма «Белое солнце пустыни». Скорее всего, тут дело в переводе, но получилось забавно.
Глава 25
Вечером в посольстве Советского Союза члены делегации делились впечатлениями от недавнего визита.
— Каллагэн-то смотри, какой мужик понимающий оказался, — гудел Береговой. — И в станках разбирается, и в экономике. Пообещал такую интересную поездку организовать!
На секунду задумался, хмурясь, потом обратился к посольским:
— Но у нас ведь расписание насыщенное… Как там, влезет ли поездка на завод в распорядок дня?
— Вполне. Завтра у вас посещение могилы Карла Маркса, после нее съездим на завод, а послезавтра состоится поездка в Шотландию.
— Шотландия! — мечтательно произнесла Зинаида Фомина. — Я в книжке читала про нее,
Она смутилась и тут же добавила:
— Вальтером Скоттом зачитывалась в детстве. Или вот еще Роберт Бёрнс… В полях под снегом и дождем мой верный друг, мой бедный друг. Тебя накрою я дождем от зимних вьюг, от зимних вьюг…
— Ого! Деревня читает Бёрнса? Впрочем, сейчас из каждого магнитофона блеет Градский… — Раиса Максимовна даже не сказала это, она будто выплюнула слова, столько в них было презрения.
Фомина умолкла. У нее был такой вид, будто ее неожиданно ударили под дых. Глаза оскорбленной женщины увлажнились, но она сдержала себя.
Я подошел к ней, сел рядом и, успокаивающе взяв за руку, продолжил строки:
— А если мука суждена тебе судьбой, тебе судьбой, готов я скорбь твою до дна делить с тобой, делить с тобой…
Фомина благодарно улыбнулась — было видно, насколько ей сейчас необходима поддержка. А вот Раиса Максимовна посмотрела на меня так, будто хотела испепелить взглядом.
— Так и сейчас там в Шотландии виски в каждом дворе гонят, как у нас самогонку, — не собираясь успокаиваться, продолжала язвить Раиса. — Смотрите, не напробуйтесь этого меда до положения риз, а то опозорите весь Советский Союз перед иностранцами.
Береговой стиснул зубы, его пальцы сами сжались в кулак. Но Горбачева уже встала и, окинув присутствующих взглядом победительницы, покинула помещение. Михаил Сергеевич тоже вскочил и поспешил за женушкой.
— Раечка, ты напрасно так расстраиваешься по пустякам, — донеслись его успокаивающие бормотания. — Контакт с простыми людьми ведь тоже необходим и важен. Опустившись на их интеллектуальный уровень, ты сможешь углубить собственные… — дальше мы уже не слышали.
— Углублятель, чтоб его, — пробурчал Береговой. — Вот вроде и культурно сказал, и на душе полегчало, как будто в цеху выматерился!
Поздним вечером ко мне в комнату зашел Юрий Плеханов.
— Слушай, Владимир Тимофеевич, хотел с тобой поговорить. Мой подопечный не отстает — настойчиво интересуется твоей персоной. Уже несколько раз спрашивал, что ты вообще делаешь в этой поездке. Отправил меня выяснить.
— Ну и что ты собираешься выяснять? И что ему раньше отвечал?
— А я сослался на то, что, мол, это решение высшего руководства, я не владею информацией. Более того, не имею даже права интересоваться. Сказал, что у тебя отдельная от нас командировка — имеешь собственные цели и задачи на эту поездку.
— Спасибо, Юра, ты все правильно сказал. А Горбачевым можешь пока передать, что завтра к Тэтчер я еду вместе с ними.
Спать в эту ночь пришлось урывками. Звонки из Москвы начались с четырех утра. Ведь в Лондоне разница с Москвой в два часа. У наших сейчас шесть — тоже рано, но, судя по всему, рабочий день у некоторых уже начался. По крайней мере, у Удилова точно. Именно он позвонил мне первым. Голос Вадима Николаевича был, как всегда, спокойным, тон вежливый, но проскальзывали в нем и веселые нотки: