Я сосредоточился на мыслях Ванги.
Нет, никакой ментальной защиты там не стояло. Даже наоборот — мозг Ванги работал как губка, впитывая всю нужную и ненужную информацию. Причем действительно получал ее не только нормальными для любого человека способами, но как бы пытался «заглядывать в ноосферу». Даже не знаю, как она выдерживала подобное. Я бы сошел с ума за минуту. Умея чувствовать источники информационных потоков, я фиксировался лишь на конкретных людях. А чтоб «присосаться» к всеобщему информационному пространству — о таком не могло быть и речи. Кстати, для необразованной бабки это действительно могло казаться разговорами с душами умерших.
Кажется, Ванга почувствовала, что я попытался залезть ей в голову. Она показала в мою сторону дрожащим скрюченным пальцем. Потом вдруг захрипела и стала заваливаться на бок.
Глава 4
Женщины из-за занавески тут же подскочили к ней, одна усадила ее ровно, вторая поднесла стакан с водой к губам предсказательницы и пыталась ее напоить.
— Махай се, приемът сверши, — сердито закричала одна из помощниц Ванги.
Это было понятно и без перевода.
Когда мы вышли во двор, Леонид Ильич посмотрел на меня и сказал задумчиво:
— Кажется, рано я тебя отпускаю… Слышал, что сказала? Двое за спиной. От Бога и от черта. Я не думаю, что это было сказано про личную охрану, как подумала Живкова. Ты от Бога, а Солдатов от черта? Глупость же полная!
— Конечно, глупость, — охотно подтвердил я.
— Я думаю, что речь о преемниках. Это они за спиной, не терпится кому-то… Кто хочет стать Генсеком после меня? Не знаю. И вот тут важно не ошибиться, ведь один от Бога, а второй… Не представляю даже, что это за люди. Тем более, что основной кандидат уже сам отправился недавно к Богу. Или черту?
Прозвучало грубовато, в духе черного юмора — я не решился поддерживать подобные шутки о бывшем председателе КГБ.
— А еще про лечение что-то бормотала… — продолжал вспоминать Брежнев. — За спиной стоит и лечит. Что-то такое, да?
Я кивнул неопределенно. Мне-то все понятно, кто стоит за спиной и лечит, но Леониду Ильичу я ведь этого не объясню.
«Чазов и Косарев что ли? Но почему за спиной?» — это Брежнев уже не произнес вслух, а просто подумал.
— Ванга духов видит, — попытался я перевести разговор в шутку. — Вот и увидела вашего ангела-хранителя. Который стоит за плечом и бережет здоровье Генсека.
— Хорошо, если так. А вообще, смазано все как-то получилось, не понравилось мне.
— Ясновидящие любят туману нагнать…
— С другой стороны, чувствую, что сил и вправду будто прибавилось. И сердце сейчас ровнее бьется, больше не покалывает.
— Вот видите, Леонид Ильич, значит не напрасно приехали! — поддержал я Генсека, находившегося в не самом лучшем расположении духа.
— Ладно, Володя, поехали. И без того много времени потратили на все эти сказки, — махнул рукой Брежнев, прогоняя сомнения по поводу пророчеств и переключаясь на обычные дела.
Вернувшись в Софию, Леонид Ильич простился с дочерью Живкова, поблагодарив ее за помощь.
— И все-таки, Люда, скажи. Говорила ли Ванга что-то такое про меня, что ты побоялась переводить? — напоследок задал вопрос Леонид Ильич. — Не стесняйся, скажи мне правду, даже если она неприятная.
— Ничего такого, Леонид Ильич! — уверенно ответила Живкова. — Она сказала, что вы большой человек. И больше ничего не говорила. Только то, что я перевела, никаких секретов и недомолвок.
Брежнев недовольно покачал головой, не удовлетворившись ответом. Но уже через минуту в его мыслях насчет Ванги ничего не мелькало. Простой человек мог бы еще долго париться, а у Генсека имелись дела и поважнее.
В Москву вылетели в тот же день.
Самолет пролетал уже над советской территорией, а я мыслями все еще находился в Болгарии. Красивая, богатая страна. На весь мир знаменитый Слънчев Бряг, другие курорты не хуже, неплохая промышленность, развитое сельское хозяйство. Страна вполне успешна и самостоятельна. А в 2025-м году эта страна будет жить на дотации Евросоюза и собачиться с турецким меньшинством. Промышленность к тому времени давно распилят и продадут, тот же знаменитый Габровский инструментальный завод… Да что говорить, развал Советского Союза очень сильно ударил по всему социалистическому лагерю.
Проводив Леонида Ильича в Заречье, я отчитался перед Рябенко о поездке и хотел ехать домой, но Леонид Ильич остановил меня:
— Ты не забыл, Володя, что тебе к Смиртюкову надо съездить?
— Сделаю, Леонид Ильич! Прямо сейчас займусь этим вопросом.
Смиртюков — управляющий делами Совета министров — человек, начавший карьеру еще при Молотове. Такое ощущение, что он всегда был в управлении делами — заместителем управляющего при Сталине, а потом при Маленкове сам стал управляющим. Спокойно работал и при Хрущеве, а теперь занимает ту же должность при Брежневе. Абсолютно спокойный, невозмутимый, неспешный, Смиртюков совершенно не интересовался политикой. Никогда не ввязывался в интриги и не был замечен (как принято писать в характеристиках) в порочащих его связях. Зато, говорили, что разбуди его ночью — Смиртюков тут же по памяти выдаст полный список кремлевского имущества, за кем это имущество было закреплено и в какие годы и к кому перешло.
Когда я вошел в его кабинет, Смиртюков положил передо мной бланк заявления.
— Пишите прямо при мне: «В связи со служебной необходимостью прошу выделить мне квартиру по адресу Кутузовский проспект, дом тридцать, квартира двадцать восемь».
Я задумался — адрес-то очень знакомый. Заметив мою реакцию, Смиртюков замялся, потом спросил напрямую:
— Вас не смущает, что эта квартира раньше принадлежала Николаю Анисимовичу Щелокову?
— Очень смущает, — често признался я. Радости от скорого новоселья заметно поубавилось.
— Понимаю… Но наше дело исполнять распоряжения, — Смиртюков положил передо мной ордер на квартиру. — Ремонт там уже сделали, мебель частично заменили. Посоветуйтесь со своей женой. В принципе, если будет желание вашей супруги, мебель можем заменить полностью. Тем более, у вас маленькие дети, им обстановка другая нужна. Я уже распорядился, чтобы детские комнаты подготовили, но вы сами посмотрите, может быть не понравится.
Смиртюков положил передо мной связку ключей.
— Здесь от квартиры, от сейфа, от некоторых шкафов. Личные вещи покойных Щелоковых уже передали наследникам. Так что можете вступать во владения. Но вы же знаете, что за мебель и другие вещи придется потом отчитаться?
Я это знал. Дело было в том, что вся мебель, все вещи в квартире — посуда, ложки-вилки, ковры — да все, кроме личных вещей, являлось государственной собственностью. Если житель номенклатурной квартиры терял свою должность, то он должен был сдать все, что получил вместе с квартирой, по описи. Стоимость испорченных или потерянных вещей высчитывалась из зарплаты. С дачами была такая же история. Дачи у работников аппарата были только государственные — даже те шесть соток, которыми владели простые советские граждане, были недоступны для людей, работавших во власти.
В моей прошлой реальности, после развала Союза, был такой некрасивый случай:
Бывший первый секретарь Московского горкома КПСС Гришин Виктор Васильевич после того, как он передал должность Борису Николаевичу Ельцину, был выселен из служебной квартиры в комнату в коммуналке. В центре Москвы, конечно, но все-таки с соседями и общей кухней. Пенсию он получил по тем временам хорошую, триста пятьдесят рублей. Но начавшаяся инфляция в девяносто втором году практически съела все накопления. Он умер в здании районного отдела соцобеспечения, куда пришел переоформлять пенсию. Ходили слухи, что когда к нему пришли домой, в его комнате царила удручающая нищета. Кровать с панцирной сеткой, диванчик — продавленный, старый, древний шкаф, стол и стул. Вещей было немного, в основном строгие костюмы, в одном из которых его и похоронили.
После перестройки много писали о шикарной жизни партийных бонз, о жирующей номенклатуре, но зачастую все было совсем иначе. Особенно для честных людей, не разворовываших государственное имущество. Такой человек в чем приходил во власть, в том он из нее и уходил. Прорабы перестройки, в том числе знаменитый Гавриил Харитонович Попов, шутили по этому поводу: мол, не умели жить, поэтому у них и не было мотивации развивать экономику. И добавляли: а вот если бы у них был процент с каждого внедрения или сделки, то и сами бы стали миллионерами, и страну бы за собой потянули.
И все-таки, квартира Щелокова мне не подходит. Пока слишком яркие воспоминания о его трагедии… Как я приведу туда свою жену, недавно оправившуюся от рака? Как отвечу на неудобные вопросы дочек? Приняв такое решение, я сказал:
— Михаил Сергеевич, и все-таки я хочу попросить что-то другое. Может быть есть поскромнее вариант? Квартира хорошая, но в ней было две смерти. А у меня жена после болезни, дети. Да и не по чину мне такие хоромы. Куда мне пятикомнатную для четырех человек? Да еще с комнатой для домработницы…
Я отодвинул заявление, положил сверху авторучку и вопросительно посмотрел на Смиртюкова:
— Ведь наверняка найдутся и другие кандидаты на эту жилплощадь? И что скажете по поводу вариантов попроще?
— Вы правы, Владимир Тимофеевич. Генерал Цинев вот буквально вчера возмущался. Квартира министерская, он сам на нее нацелился. Пришлось отказать, так как у меня имелись другие распоряжения. А он шумел тут, ногами топал. Я ему предлагал новый ЦКовский дом на улице Щусева, а он меня послал открытым текстом, — Смиртюков обиженно вздохнул и добавил:
— А достаточно хорошие квартиры в новостройке у нас имеются… Но… как же быть с распоряжением Леонида Ильича?
— Думаю, у Леонида Ильича есть более серьезные заботы, чем переживать о том, в каком доме я буду жить?
— Не скажите, не скажите, Владимир Тимофеевич, — возразил Смиртюков. — Он несколько раз уже интересовался, как решается ваш квартирный вопрос. Кстати, у меня есть еще одна идея!