Смиртюков порылся в документах, что-то проверил.
— Имеется еще резервная квартира в том же доме, на Кутузовском. На девятом этаже, в соседнем подъезде. Таким образом получится, что мы и пожелание Леонида Ильича выполним, а заодно и ваше — про квартиру поскромнее и без трагичной истории.
— И даже мечту генерала Цинева осуществим, — облегченно засмеялся я.
— Ну это мы еще посмотрим… — буркнул Смиртюков, обиженный на генерала.
Он открыл папку, достал из нее ордер, заполнил его. Потом снова пододвинул мне заявление:
— Номер квартиры укажите согласно ордеру.
«А что, неплохо получилось, — думал Смиртюков, довольный решением не меньше моего. — И волки сыты и овцы целы».
Передо мной появилась еще одна бумага.
— Это отдадите коменданту дома, с ним же сверьте все по списку и потом распишитесь в акте приема-передачи. Ну, желаю счастья в новой квартире и… успеха на новом месте работы! — Смиртюков пожал мне руку, прощаясь.
Я вышел, раздраженно подумав, что как не старайся, шила в мешке не утаить. О моем предстоящем назначении, кажется, знает уже каждый человек в Кремле. То, как вежливо начали со мной здороваться те, кто раньше в упор не замечал, говорит уже о многом.
В доме на Кутузовском мне, простому полковнику, если уж говорить откровенно, жить было не по чину. И комендант, встретивший меня на вахте, это прекрасно знал. Но он был человеком тертым, иначе не удержался бы на таком месте так долго. Потому вел себя сдержанно. Мы вошли в лифт, поднялись на девятый этаж и, открыв дверь своим ключом, комендант пригласил:
— Прошу вас, Владимир Тимофеевич, проходите. Теперь это ваша квартира.
— Правильно сделали, что поменялись с Циневым, — растягивая гласные, что выдавало в нем южанина, рассказывал комендант. — Та квартира какая-то невезучая. Там жильцы или постоянно болеют, или умирают, или их с работы увольняют. Плохая квартира!
Он передал мне ключи, распахнул двери и по-хозяйски вошел первым.
— А это отличная квартира! Это резервная жилплощадь. Здесь в основном товарищи из братских компартий останавливались. Товарищ Родней Арисменди из Уругвая недавно вот жил. Очень хороший человек, вежливый. Но долго никто не проживал, так и стоит много лет пустая. Но квартира чистенькая, аккуратненькая. Ремонт вот недавно сделали. Обстановка, сами видите, отличная, — он говорил много и быстро, не мешала даже тягучесть гласных. Я усмехнулся — в двадцать пятом году из этого человека получился бы отличный риелтор.
Квартира была действительно отличная. Высокие потолки, большие окна, много света. Две спальни, кабинет, большая гостиная и кухня — тоже просторная, разделенная перегородкой с окном собственно на кухню и столовую.
Обстановка тоже достаточно приличная для этого времени. Массивная мебель, ковры на полу, красная ковровая дорожка в коридоре. На окнах портьеры, тюль — все как полагается. В горке посуда — сервизы, хрусталь. Открыл дверцу шкафа и хмыкнул — стопки полотенец, постельного белья, махровые халаты, несколько спортивных костюмов разных размеров.
— Вот это вот уберите все, — попросил я коменданта. — Супруге вряд ли понравится спать на казенных простынях.
— К сожалению, не могу, — ответил комендант, — здесь, знаете ли, полное казенное обеспечение! Здесь жить и радоваться надо, и голова вашей супруги не должна ни о чем болеть. Только о семье думать и детей воспитывать. И вам не надо будет от работы отвлекаться на бытовые вопросы.
Меня речь коменданта немного развлекла. Видно было, что он не просто любит свою работу, но даже гордится ею. Его следующие слова подтвердили мое предположение.
— Быт должен быть устроенным, легким. И в этот состоит наша задача — обеспечить руководителям все условия для жизни и работы. И мы выполняем свой долг самоотверженно!
Я представил, как комендант «самоотверженно» пересчитывает простыни или ложки с кастрюлями и едва не рассмеялся. Удержался только потому, что не хотел обидеть этого, по сути, хорошего человека.
— И все-таки, извините, но я поговорю со Смиртюковым. И принимать квартиру буду уже вместе с женой, — сообщил я ему без претензий, но твердо. — С ней и будете сверять имущество с описью, а мне даже на это дело отвлекаться не хочется. А сейчас прощаюсь с вами. Дела.
И я, сунув ему в руку ключи, вышел на лестничную площадку. Посмотрев на двери лифта, я начал спускаться по лестнице. Проводить лишние пять минут в компании не умолкающего ни на минуту коменданта во время поездки в лифте мне не хотелось. Неплохой вроде человек, но слишком уж его «много».
Николай курил возле машины. Увидев меня, он затушил сигарету и предусмотрительно открыл заднюю дверцу.
— Коля, не напрягайся, я не жду от тебя такого рвения, — я усмехнулся и сам уселся на место водителя.
— Ну что застыл? Прыгай в салон — и поехали.
— Владимир Тимофеевич, не по инструкции же! — Коля был в замешательстве. — Это я должен вас возить, а не наоборот.
— Знаешь, Коля, половиной тех инструкций можно задницу подтереть — устарели давно. Некоторые еще со времен Дзержинского не изменились. А времена меняются, Николай. Впрочем, основа остается прежней, на первом месте всегда — безопасность.
— Вы правы, товарищ полковник, — ответил Николай.
Я выехал на Кутузовский, после свернул на МКАД. Уже выехав из столицы, заметил возле заправки вывеску. Наверное, внимание привлекло название: «Подсолнух». Ниже было написано: «Семейная столовая Ивановых». Интересно проверить, как идут дела у подобных предприятий. Недавно появившихся в Союзе не без моего скромного участия.
Оставил Волгу на стоянке и кивнув водителю, сказал:
— Давай, Коля, присоединяйся.
В столовой было уютно, обстановка скорее подходила для кафе. Народу было не протолкнуться — водители с заправки, дачники. В этом небольшом заведении, оказывается, продавали еду на вынос. Можно, конечно, поесть и в зале, но у людей, спешащих покинуть душную Москву, новая услуга пользовалась большим спросом.
Мы с Николаем сели за столик, и тут же рядом с нами появилась официантка — милая девушка в синем платье в горошек с белым воротником и короткой, до середины бедра, юбке. Кокетливая кружевная заколка в светлых волосах, собранных на затылке. Белый фартучек обшит кружевом и украшен вышивкой — естественно, подсолнухами. Совсем молоденькая девчонка, наверное и двадцати еще нет.
— Тебе бы учиться, — влез я с непрошеным советом, — а ты тут еду разносишь.
— А я и учусь, — не смутившись, весело ответила официантка. — В институте народного хозяйства, на факультете «Экономика общественного питания». А здесь я родителям помогаю. Что будете заказывать?
Она протянула нам меню и извиняющимся тоном добавила:
— Простите, что так тесно. Когда родители открывали столовую, не думали, что будет такой ажиотаж. Это все из-за еды на вынос. Большой спрос на готовые обеды. И сдобы много печем. Вот только вентиляторы не справляются, жарко очень.
— Так столики на улицу вынести — и вопрос с местом решен будет, — посоветовал я. — И с духотой тоже. На улице всяко прохладнее.
— Хотели, но санэпидемстанция запретила. Там столько согласований надо получить, что просто невозможно это сделать. Возле заправочной станции нельзя по технике безопасности столики выставлять. Триста метров надо, чтобы от заправки было. А у нас двести восемьдесят восемь — приезжали, замеряли рулеткой. Всего из-за двенадцати метров отказали… Ой, заболталась, простите. Что вам принести? — девушка взглянула на Николая и покраснела, вдруг застеснявшись.
Николай, конечно, видный парень — синие глаза, светлые кудри, румяный и курносый. Такому гармонь в руки, фуражку с лаковым козырьком и начищенные юфтевые сапоги — будет первый парень на деревне, как раз такой типаж. Он нравился девушкам, но пока был не женат.
Лейтенант от взгляда девушки тоже смутился, выронил меню, нагнулся подобрать его и зацепил край скатерти, потянув за собой. Я едва успел подхватить графин с водой и стакан с салфетками.
— Вот что, красавица, принеси нам просто бутербродов и чай, — поспешил я разрулить неловкую ситуацию.
— У нас булочки свежие… — пробормотала девушка. — Сами печем.
— И булок неси.
Она убежала, а я посмотрел на своего водителя, сидящего за столом с красными ушами, и усмехнулся. Попал парень!
День подходил к концу. Николай привез меня в Кратово уже к шести часам вечера. Предстоял серьезный разговор с семьей и я не знал, как его начать. Но оказалось, что переживал зря. Новость о переезде вызвала бурный восторг дочек, удивление жены и возмущение тещи. Но с тещей у нас уже был разговор перед поездкой по Сибири.
— Квартира на Кутузовском. Эту придется сдать. Валентина Ивановна, вы прописаны в Серпухове. Ваши деревенские родственники уже освободили жилплощадь? В любом случае, пора уже собирать вещи. С машиной я договорюсь.
— Все, мать не нужна, можно ее на помойку выкинуть на старости лет!
Она демонстративно вышла, хлопнув дверью. Закрылась в зале, включив телевизор погромче. Светлана хотела побежать за ней, но я удержал ее.
— Присядь, разговор действительно серьезный. Я понимаю, ты любишь маму, и девочки ее любят, но ей придется вернуться в Серпухов. Света, завтра пишешь заявление на увольнение. И не возражай. Я иду на повышение и по соображениям безопасности тебе лучше находиться дома и при детях.
— Володя, я бы не хотела бросать работу. И вообще не хотела бы менять что-то. Переезжать тоже не хочу. У нас же все так хорошо. Зачем? — Светлана вздохнула и с сожалением оглядела кухню. — И в Кратово мы давно живем, и друзья у нас тут, и знакомые.
— Кто тебе мешает встречаться с друзьями? Тем более, что машина есть. Сдашь на права — и пожалуйста, езди к друзьям. У меня все равно служебная, а копейка стоит в гараже. Давай, посмотришь завтра квартиру, потом поговорим. Там надо с комендантом сверить мебель по описи. Я пришлю Николая, отвезет тебя. У меня сейчас добавится учеба, заочно, но надо будет ускориться, сдать экстерном. Времени будет очень мало, и все ляжет на тебя. А на Кутузовском, кстати, очень хорошая школа. Там же рядом музыкальная для Тани, и ДЮСШ для Леночки. Свет, ну так складывается…