Мы помогли переложить Филиппа Денисовича с кушетки на каталку. Я окликнул оперативников с поста. Двое тут же подошли к двери медпункта.
— Глаз с него не спускать! — приказал я. — За все посещения отвечаете только передо мной. Никого не впускать, врачей проверять, чтобы ни одного постороннего в белом халате не проскочило!
— Как⁈ — просипел Бобков прежде, чем опера из охраны собрались везти его в поликлинику.
— А действительно, как⁈ — я был удивлен не меньше Бобкова. Ведь действительно казалось уже, что генерал-лейтенант выпьет яд — и упадет замертво.
— Как это у вас говорится? Ловкость рук и никакого мошенства! — Эскаланте рассмеялся, вытянул руку и раскрыл ладонь, до этого сжатую в кулак.
Маркус тут же положил на нее небольшую пробирку с жидкостью.
— Пока ты, Владимир, был занят вчера разговором с Бобковым, мы обыскали его комнату, — сообщил Маркус. — И, найдя интересное, подменили средство на безобидное. Оригинал, разумеется, на экспертизе. Не стоит благодарности, это наш долг!
— Ребята, я ваш должник! — с уважением произнес я.
— Не понимаю только, почему ему плохо стало? — нахмурился Вольф. — Он выпил обычный физраствор, травиться было нечем.
— Психосоматику никто не отменял, — пожал я плечами. — Что здесь удивительного? Человек приготовился умереть, за какие-то полминуты простился с жизнью… Такой стресс кого угодно с ног свалит.
— Да, он не есть молодой, — покачал головой Вольф. — Играть в такие игры, не имея здоровья, это очень большая глупость и риск.
— Он не играл, — возразил я. — И на риск шел осознанно, был готов умереть. Хоть и оказался врагом, предателем, но уйти хотел благородно и без страха, как и подобает офицеру. Хорошо, что благодаря вам он остался жив.
— С допросом такого «пациента» будет непросто…
— Ничего, думаю, справимся. Отследим его связи и контакты, будем распутывать этот клубок. Еще раз спасибо вам, друзья.
Я пожал руки соратникам, Фабиан и Маркус вернулись в зал. С поста позвонил в комнату отдыха и вызвал трех сотрудников.
— Один остается здесь, не стоит оголять пост. Оставшиеся двое меняют постовых оперов в стационаре. Меняйтесь каждые два часа. Не спускать глаз с Филиппа Денисовича. Вход только врачу, медсестре и только под вашим присмотром, — отдал им распоряжения.
Вернувшись в зал к гостям, подошел к Леониду Ильичу.
— Что там с Филиппом? — в голосе Брежнева звучали тревога и беспокойство.
— Гипертонический криз. Но уже все в порядке, — постарался я успокоить Генсека. — Врачи сделали укол, сейчас доставят в больницу.
— Эх, сдаем позиции… — вздохнул Брежнев печально, — один за другим уходит старая гвардия.
Я бы эту «старую гвардию» сам «ушел», по крайней мере половину из них. Но Леониду Ильичу ничего не сказал. Поискал глазами Удилова. Тот стоял возле второго выхода из зала, и, кажется, тоже искал меня. Заметив, кивнул и поманил рукой, приглашая пойти за ним. Но в этот момент к Удилову приблизился Громыко и завел с ним какой-то разговор. Когда я подошел к ним, Андрей Андреевич говорил о чем-то незначительном, придерживая Вадима Николаевича за руку.
— Андрей Андреевич, мне надо идти! Я прошу прощения, но вынужден вас покинуть, — попытался тактично отвязаться от него Удилов.
— Подождите, Вадим Николаевич, я давно хочу вас спросить, как поставлена контрразведывательная работа вокруг наших представительств?
— Андрей Андреевич, это, во-первых, очень обширная тема — коротко не рассказать. А, во-вторых, я занимаюсь этим только косвенно. Есть ряд заместителей, а также специальный отдел в Первом главном управлении, который тесно контактирует с людьми в вашем министерстве. Вам лучше поговорить с ними. Или давайте проведем совместное заседание, но после праздников. А сейчас, к сожалению, работы очень много.
Я насторожился, «просканировав» мысли Громыко. Но в его голове не нашлось ничего криминального. Ему действительно просто хотелось поболтать. Обычно он не пил, но сегодня был слегка под градусом.
Наконец, Удилову удалось переключить внимание подвыпившего Громыко на Вильму, которая подлетела к нам, цокая каблучками.
— Андрей, нам нужно поговорить. Есть ряд вопросов по нашему взаимодействию. Проводите меня к Раулю?
Она сменила охотничий костюм на вечернее платье и теперь была просто неотразима. Громыко расцвел и галантно предложил ей руку.
Тут же от группы беседующих политиков отделился Рауль Кастро и пошел к ним навстречу. Он взял супругу под другую руку и вся троица направились к отдельным столикам.
— А теперь расскажите по-порядку все, что случилось с Бобковым, и что сделали Вольф с Эскаланте? — выходя в фойе, на ходу спросил меня Удилов. Я шел рядом и кратко обрисовал ему ситуацию.
— Пойдем побеседуем с ним, пока не отошел от потрясения, — предложил Удилов. — А то, пока будем медлить, еще кто-нибудь отравит по-настоящему. Или сам попытается совершить самоубийство — в его стиле такой поступок.
— Я приставил к Филиппу Денисовичу охрану. Надеюсь, не проглядят, если что-то пойдет не так.
— На охрану надейся, но и сам не плошай, — хмыкнул Удилов. — В общем, пойдемте, побеседуем.
Мы вышли из главного здания, спустились с крыльца, и быстрым шагом направились к небольшому двухэтажному зданию больницы. Она находилась тут же, за гостевым домом, в котором жили ученые.
Удилов быстро прошел мимо сестринского поста в палату, возле дверей которой сидели на стульях два оперативника.
И все-таки мы не успели — случилось худшее. Бобков полулежал на полу, прислонившись головой к батарее. Длинная трубка от капельницы плотной петлей сжимала его шею. Другой конец был привязан к батарее.
Я кинулся к нему, принялся освобождать шею от удавки.
— Врача! Быстро! — закричал в коридор Вадим Николаевич.
Я ослабил петлю и аккуратно снял ее через голову Бобкова, второй конец остался болтаться на батарее. Приложил пальцы к шее — пульс не прощупывался.
Влетели врачи, тут же начались реанимационные действия…
— Бесполезно и уже бессмысленно. Даже если откачают, вряд ли он сможет говорить, — недовольно поморщился Удилов. — Останется овощем до конца дней. Если вообще откачают…
— Пока есть надежда, мы обязаны использовать каждый шанс, — расслышав комментарий Удилова, бросил в нашу сторону один из реаниматоров.
— Доложите о результатах мне лично, — распорядился Удилов. — И если будет утечка информации, вы у меня всей больницей даже дворниками не устроитесь, — зловеще пообещал он.
Мы вышли из палаты в коридор.
— Вы двое, — обратился Удилов к двоим проштрафившимся охранникам. Его холодный спокойный тон пугал оперативников, пожалуй, даже больше, чем если бы Удилов орал на них. — Как вам было приказано нести охрану?
— Не спускать с него глаз, — промямлил один из оперативников.
— Так что непонятного в словах «Не спускать глаз»? Что, я спрашиваю, непонятного?
— Мы думали, охранять от внешних воздействий… — попытался оправдаться второй опер, тот, что повыше. — Не пропускать посетителей и все такое…
— Мы ж не думали, что он решит с собой покончить… — добавил тот, что ниже ростом и плотнее.
— Вам разве сказали думать? Вы должны были выполнять приказ! А теперь пошли вон отсюда. Пишите объяснительные.
Вжав головы в плечи, оба оперативника поспешно удалились.
— Вот же дебилы… — я вздохнул, глядя вслед удаляющимся горе-охранникам. Теперь наверняка будут уволены из комитета. Но что поделать, виноват — отвечай.
— И что теперь делать будем? — впервые попросил моего совета Вадим Николаевич, когда мы с ним вышли из здания больницы на улицу.
— Что делать? Цвигуну докладывать. ЧП как-то приглушать, пока здесь зарубежные гости. Я сейчас доложу Рябенко.
— Лучше сообщить сразу всем. Обсудим ситуацию и решим, что дальше делать. Так что я к Цвигуну, а вы пригласите Рябенко и Цинева. Присутствие последнего не обязательно, но желательно — в первую очередь из-за его влияния на Леонида Ильича.
В банкетном зале по-прежнему играла музыка, веселились гости, велись разговоры. Я подошел к Рябенко, между делом отметив, что Солдатов и Григорьев следуют за Генсеком словно тени. Молодцы, парни, не то, что неумехи, недавно получавшие нагоняй.
— Александр Яковлевич, пройдите, пожалуйста, в ваш кабинет, — негромко попросил я.
Бросив на меня обеспокоенный взгляд, генерал Рябенко молча кивнул. Я направился к Циневу. Краем глаза заметил, как Удилов разговаривает с Цвигуном. Цинев это тоже заметил, нахмурился.
— Пойдем, — он кивнул мне и, не дожидаясь приглашения, первым направился к выходу из зала.
В кабинете, который в Завидово обычно занимал Рябенко, как начальник охраны Генерального секретаря, было тихо. Когда мы с Циневым вошли, Удилов обвел присутствующих долгим взглядом и тихо произнес:
— Товарищи, у нас ЧП.
Рябенко после этих слов вспомнил мой давний анекдот про Андропова, но тут же одернул себя, подумав: «Не к ночи помянутый!»…
Кабинетик был не очень большой, но пять человек в нем, конечно, разместились без труда. Правда, было такое ощущение, что мы заняли все свободное пространство. Причем создавалось это ощущение в первую очередь за счет Цвигуна. Большой и грузный председатель КГБ ходил из угла в угол, садился и тут же вставал, будто не мог найти себе места.
— Нет, ну как, как это могло вообще случиться⁈ Мой заместитель, человек, проверенный годами службы! У меня в голове не укладывается! — громко возмущался Цвигун. — Кто за этим стоит? Может быть, его завербовали американцы?
— Тогда враг проник на самый высокий уровень, и если ваше предположение верно, то американский шпион может сейчас находиться даже в этой комнате, — подал голос Удилов. — Но это не так.
— А как? Как, я вас спрашиваю⁈ — вопил Цвигун, потрясая в воздухе кулаками. — Почему вы не даете мне никакой информации? Почему действуете за моей спиной⁈
Он остановился перед Вадимом Николаевичем и в упор посмотрел на него.