Голос в трубке молодой и нахальный. Как-то даже не верится, что говорит врач.
— Что вы гражданин нам лапшу на уши вешаете. В какую Кремлёвку? Сейчас отвезем в районную. Некогда нам разбираться с каждым вызовом. Вы скорую помощь с такси не перепутали?.. У нас этих вызовов знаешь сколько? И вызывают, вызывают…
— Я сейчас приеду, — отвечаю во сне, чувствуя, как меня охватывает сильнейшее беспокойство. — И разберемся куда госпитализировать.
— Приедешь? Ну, приезжай, приезжай. Только у нас десять минут времени, не больше. Не успеешь — увезём в железнодорожную, в районную.
Вылетел из дежурки. Бросился к машине. Крикнул на бегу помощнику:
— Со женой плохо… Я сейчас смотаюсь на часок в Москву и потом вернусь.
Дальше я уже еду в своей «копейке». Пустынное шоссе. Резкий свет встречных фар. Жму на тормоза. Тормозов нет. Руль не слушается…
Удар и темнота…
Сон был настолько реалистичным, что я будто сам был там, присутствовал и ощущал. То, что я видел момент смерти настоящего Медведева, я даже не сомневался. Стало понятно, как его выманили из Заречья в рабочее время. Воспользовались его любовью к жене и беспокойством за ее здоровье. Тормоза испортили заранее — об этом позаботилась Коровякова, я тогда, сразу после аварии, прочел ее мысли. Причина для устранения Медведева — он слышал разговор Бобкова с Гвишиани и с тем третьим. Настоящий Медведев выяснил бы все, но я — не он, и эта беседа почему-то ушла в подсознание, не всплыла в памяти. Может быть из-за того, что состоялась буквально перед самой его смертью?
Этот сон настолько сильно меня встревожил, что я решил разузнать некоторые подробности как можно быстрее. До полудня, до экзамена, пока еще много времени, успею…
Я вызвал Николая, и пока он ехал, надел белую рубашку и галстук. Выбрал неброский, серый в мелкую клетку. Завтракать не стал, тихо оделся и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
— Куда сейчас? — спросил лейтенант и не сдержал зевок. — Прошу прощения, — тут же извинился он, подумав о своей подруге из придорожной столовой. Я попытался вспомнить, как зовут ту девочку. Нина? Зина? Хотя, какая разница…
— Коля, ты, пожалуйста, не забывай, что рабочий день у тебя ненормированный, и понадобиться ты мне можешь в любое время суток. И даже, если я рассчитывал на выходной — это тоже ничего для тебя не значит, ты должен быть, как пионер, всегда готов. Поэтому планируй свою личную жизнь так, чтобы она не мешала выполнению служебных обязанностей, — я произнес это и тут же поймал себя на мысли, что становлюсь занудой. Такой «начальственный» тон раньше мне был не свойственен. Что ж, положение обязывает.
Лейтенант Коля насупился, и до Заречья не произнес больше ни слова. Но мысли его вертелись по-прежнему вокруг подружки: «А может мне и вправду жениться на ней? Действительно, по свиданиям бегать времени нет, а так всегда будет дома, под боком…».
Эх, знал бы он, что даже «дома, под боком» не гарантирует нормальных семейных отношений при нашей-то работе.
В Заречье, как всегда в выходные, было очень тихо. Недавно выпал легкий снежок. На садовой дорожке я заметил следы троих человек. Видимо, Леонид Ильич вышел на пробежку с телохранителями.
— А где Леонид Ильич? — спросил у дежурного прапорщика.
— На пробежке, — подтвердил мою догадку прапорщик. — Сейчас помощники подъехали. Готовятся к работе. Да, Юрий с семьёй в гостях. Там Александр Яковлевич, он вам всё разъяснит.
Я посмотрел на часы — восемь утра.
По сложившейся традиции после парада в честь седьмого ноября Леонид Ильич до десятого ноября отдыхал. Никого практически не принимал, и все это знали. В эти дни Брежнева старались не беспокоить. Даже Рябенко брал выходные в эти дни, оставляя Леонида Ильича на попечении своих заместителей. Но сегодня он пренебрег этим правилом, и я был рад такому обстоятельству. У меня имелись к нему вопросы.
Поднялся в рабочий кабинет Рябенко. Он как раз был там и разговаривал по телефону.
Махнул мне рукой — присаживайся! Когда закончил говорить, положил трубку, спросил удивленно:
— Опять не можешь нормально отдохнуть в свой выходной? Ну и с чем пожаловал на этот раз?
— Хотел тут у вас, Александр Яковлевич, кое-что уточнить. Помните аварию летом 1976-го года? Когда тормоза у меня на копейке отказали.
— Ещё бы не помнить! Расследование тогда курировал лично Бобков. И с практически нулевыми результатами. Теперь этот факт действительно представляется уже в несколько ином свете… Поэтому ты и решил посмотреть, что они там нарыли? С учётом последних событий в Завидово?
— Именно так.
— Значит, смотри, как было дело. Как я это помню… Мне позвонил прапорщик — твой помощник Вася, который сейчас в Вилючинске. Дескать, поступил звонок около четырех утра. После этого ты оставил его за старшего, а сам поехал домой. С женой, мол, что-то случилось. Прапорщик, как полагается, сообщил руководителю. То есть мне. С поста на въезде видели, как ты выехал на поворот на Рублевское шоссе, а потом чуть ли не сразу услышали звуки аварии. Немедленно выехала дежурная группа. Они и нашли тебя возле разбитой машины в бессознательном состоянии. Специалисты потом говорили, что ты в рубашке родился. Тормоза не действуют, скорость под сто. От лобового увернулся, но в кювет слетел и перевернулся два раза. Спасло то, что выбросило из салона. Нашли тебя в десяти метрах от машины. Да что я тебе рассказываю — это уже сам все знаешь.
Рябенко замолчал и смотрел на меня, словно ожидая каких-то объяснений.
— А встречная машина? — проигнорировав вопрос в его глазах, уточнил я. — Ее нашли?
— Нет. Автомобиль скрылся с места происшествия. Хотя гаишники его потом еще долго искали.
— Он ведь по встречке гнал? Следы протектора встречной машины сняли? — спросил я, впрочем, сам понимал, что ответ будет отрицательный.
— Не знаю. Может и не сняли… — сконфуженно скривился Рябенко. — Говорю же, Бобков руководил. Но хорошо хоть, что ты живой остался, и это главное.
— Значит, звонок действительно был… — задумчиво произнес я.
Вот и не верь после этого снам. Немало интересного узнал. Еще и разговор тех троих… Интересно, вещее сновидение — это у меня разовое озарение случилось или скоро еще и такие способности добавятся к телепатии? С одной стороны, может быть полезно. А с другой, как бы окончательно не сойти с ума.
— Звонок действительно был, — прокомментировал мою фразу Рябенко. — Но с ним ещё интереснее. У твоих выясняли — ни жена, ни теща не звонили. И вообще ничего не знают — мирно спали. Света твоя помнишь какая прилетела?
— Ещё бы не помнить! Лица на ней не было.
— Вооот! У нас в Заречье разговоры тогда не прослушивались и не записывались. Такое вот упущение технического управления. Это сейчас всё поменялось, и пишут, и слушают все телефоны. А у Бобкова там один опер дотошным оказался, на МГТС пошел. Он и выяснил, что звонок был сделан с телефона-автомата, на переговорном пункте Московского почтамта. Дежурную допросили, она показала, что звонили двое — мужчина и женщина. О чем говорили не знает. Аппаратуры соответствующей нет. На этом все, цепочка прервалась. Пальчики он с трубки естественно откатал, но там столько людей прошло, что… — Александр Яковлевич махнул рукой. — Сам понимаешь…
— Понимаю. Но я спросить не только про аварию хотел. У меня есть несколько вопросов к Андрею Михайловичу. Он здесь?
— Где бы мне еще быть? — в кабинет зашел Александров-Агентов и как раз услышал мой последний вопрос. — Что вас интересует, Владимир Тимофеевич?
— Андрей Михайлович, вспомните, пожалуйста, поездка в Африку у Леонида Ильича в то же время планировалась? Когда авария произошла?
— Я вам точно могу сказать. Пройдемте в секретарскую, я подниму бумаги.
Он оставил генералу Рябенко какие-то документы, с которыми пришел, и вышел, пригласив меня идти вместе с ним. Я попрощался с Александром Яковлевичем, поблагодарив его за информацию, и вышел следом.
В секретарской стучали по клавишам печатных машинок три секретарши. Андрей Михайлович прошел к своему столу, достал журнал и, быстро пролистав, ткнул пальцем в страницу:
— Так, семьдесят шестой год, конец августа… Да. Должен был лететь урегулировать кризис между Сомали и Эфиопией. Ваша авария произошла как раз во время подготовки этой поездки. Но обстоятельства изменились, и вместо Леонида Ильича полетел Подгорный. Наделал дел… — Александров-Агентов нахмурился, — вместо урегулирования, напротив, разжег конфликт. И через год уже знаете, что началось. Два ключевых союзника в Восточной Африке сцепились в абсолютно ненужной, кровопролитной борьбе. Пришлось потом посылать на помощь восемнадцать тысяч кубинцев и две тысячи бойцов из Южного Йемена. Плюс советская военная техника и авиация. Но почему вас интересуют те давние события?
— Ну почему же давние? Война еще идет, — ответил я, подумав, что война между Сомали и Эфиопией закончится только в марте семьдесят восьмого.
— А вот визиты в тот день… — Андрей Михайлович листал записи. — В десять утра Бобков с небольшой справкой о работе с диссидентами, после него Гвишиани… Тут написано: «Вопросы института системного анализа», но на деле клянчил дополнительные ставки и пытался выбить еще одно здание. После него приехал директор института Африки — как раз по подготовке визита Леонида Ильича. Долго был здесь, полтора часа. Но я точно помню, что разговор с Леонидом Ильичом у него был хоть и обстоятельным, но занял не более сорока минут. Дальше встреча с Андреем Андреевичем Громыко. Я еще удивился, почему Громыко не приехал вместе с сыном. Но Анатолий ждал его здесь, в Заречье, и уехали они вместе.
— Спасибо, Андрей Михайлович, вы очень помогли мне! Не буду задерживать, уверен, у вас и без меня дел много.
— Ну что вы, Владимир Тимофеевич, всегда рад помочь, — вежливо ответил помощник Леонида Ильича.
Поблагодарив Александрова-Агентова, я немедленно отправился в школу КГБ. До экзаменов оставалось не так уж много времени, чтоб их! Вот уж точно: век живи, век учись, а умрешь все равно дураком.