– Посмотри на него! – сказал Китайгородцеву Михаил. – Это был Стас. Светлая голова, нам с тобой пример. С нуля свой бизнес развернул. С нуля! Потому что и заслуги папы-генерала, и все, что было нажито, – все обнулилось, когда стране кирдык пришел. А он сумел! Добился! Заработал! Сам! А с ним вот так – за что?!
Тряхнул Стаса за плечо, голова несчастного мотнулась из стороны в сторону, будто она держалась на пружине, но Стас не возмутился, и не удивился, и даже, кажется, не заметил, что с ним только что проделали.
– Это сделал Глеб? – спросил Китайгородцев.
– Да!
– На рыбалке?
– Да!
– По неосторожности? Или…
– Он убивал его! Убивал! – в ярости выкрикнул Михаил. – Но не получилось! Сначала бил по голове! Вот сюда и сюда! – Он тыкал пальцем в голову безвольному Стасу. – А потом бросил в воду, чтобы наверняка! Он утопил его! Понимаешь?! Брата своего! Ты понимаешь?! Несчастный случай! Какая жалость, гадство! Бедный Стас!
Лицо Михаила исказилось. Ненависть его была беспредельной.
– И он бы умер! Но Господь уберег! – сказал Михаил. – Воистину Господь уберег! Там оказался священник. Случайно! Он ехал по дороге, а это вдоль реки, и батюшке вздумалось рекой полюбоваться. Конечно, это божий промысел! Так было ему угодно! Батюшка вышел из машины, смотрел на реку, и увидел странное. Снизу, от воды, не видно, а сверху, где батюшка стоял, там видно. Батюшка туда пошел и Стаса вытащил. Он уже утоп, он в воде какое-то время пролежал, а батюшка стал его реанимировать. Из легких воду прочь, дыхание и сердце попробовал запустить – и получилось. Только он был уже не человек! – сказал Михаил и посмотрел на Стаса скорбно. – В воде пролежал без кислорода, мозг местами атрофировался. Батюшка свез его к врачам, те не помогли, потому что ничего уже не сделаешь. И только на следующий день он позвонил нам.
– Вы были с ним знакомы? – спросил Китайгородцев.
– Нет.
– Откуда же он знал, куда звонить?
– Он подобрал на берегу мобильник Стаса. Стас обронил, а Глеб не заметил. В мобильнике был список номеров. И там был номер под словом «Мама». Батюшка набрал. Мы сразу же туда помчались. Я, когда увидел Стаса, понял, что его пытались убить. Били по голове. И так совпало, что, когда мы были со Стасом, Наталье Андреевне позвонил Глеб. Безобразно пьяный. Плакал и что-то плел про несчастный случай. Рассказывал, что накануне Стас буквально на его глазах упал в воду, а он ничем не смог ему помочь. Он же не знал, что Стас с нами. И что мы видим, в каком он состоянии.
– И он не догадался даже? – усомнился Китайгородцев.
– Он был пьян, – повторил Михаил. – Ему Наталья Андреевна сказала, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей – это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи Андреевны телефон.
– Вы сразу поняли, что к чему?
– Я понял. А она – нет.
– Почему она не поняла?
– В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал говорить с нею. И в этот день. И на следующий день тоже. Она не верила мне. Глеб не мог – и точка! И это продолжалось, пока не приехал Глеб.
– В больницу приехал?
– Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И все нам повторил – про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья Андреевна уже видела, что он врет.
– И что она ему сказала?
– Ничего. Сделала вид, что поверила.
– Почему? – изумился Китайгородцев.
– Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чем не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат – брата! Матери в такое поверить невозможно.
– А ты?
– Я все понял, – сказал Михаил. – Этот подонок спьяну о чем стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его управляться. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.
– Значит, открытым текстом?
– Вот-вот! – зло сощурился Михаил. В нем клокотала ненависть. – И тогда она предложила…
– Мать предложила? – уточнил Китайгородцев.
– Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом все в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же – голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексей пообещал молчать. Ну, с Константином Федоровичем пришлось решать проблемы…
– Кто такой?
– Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, все делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас, сам видишь, в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.
– А риск для него?
– Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему еще накинули. Договорились, в общем.
– Теперь боишься Глеба? – спросил Китайгородцев.
– Он что-то почувствовал, – скривился Михаил. – Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, падла. Хочет, наверное, на все добро лапу наложить. Уже Стасом Георгиевичем себя зовет. В роль вошел, во вкус.
Их взгляды – Китайгородцева и Михаила – встретились.
– Зачем же ты выбрал именно меня? – вырвалось у Китайгородцева.
Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?
Михаил понял, о чем речь.
– Ты убивал уже! – сказал он, и на Китайгородцева дохнуло холодом.
– Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь дело!
– Ты ничего не сможешь изменить! – покачал головой Михаил.
– Я тебя прошу!
Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший все Потемкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:
– Не надо! Прошу, не надо!
Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.
«Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьешь».
– Я донесу на тебя! – пробормотал Китайгородцев.
– Давай-давай! – хрипел и кашлял Михаил.
«Все бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить».
Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повел его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит все, сам примет смерть, если будет угодно богу, но врагам Стаса по земле не ходить.
Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева еще сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.
«Ты ничего не сможешь изменить».
Китайгородцев вел машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой – весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потемкин сидел рядом с ним.
– Я уже как робот, – пробормотал Китайгородцев.
Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.
– Я могу довезти вас до какой-либо станции, – предложил Китайгородцев.
– А вы? – спросил Потемкин.
Китайгородцев пожал плечами.
– Не знаю, возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят. – Он с тоской смотрел куда-то вдаль. – Как думаете, что можно сделать? – спросил он внезапно.
Потемкин понял, что это про завтрашний проклятый день.
– Возможно, что наши страхи преувеличены, – сказал он неуверенно.
Китайгородцев посмотрел на него тяжелым взглядом, и Потемкин смешался, устыдившись собственного лукавства.
– Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, – сказал Китайгородцев. – Остается ждать, чем все закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…
– Я никуда не поеду! – запаниковал Потемкин.
– Почему? – спросил бесцветным голосом Китайгородцев.
– Останусь с вами.
– Со мной опасно. Мне сейчас лучше быть одному. Я ни с кем не выхожу на связь. У меня в багажнике лежит мобильник – я не то что им не пользуюсь, я даже батарею от него отсоединил.
– Зачем?
– Чтобы меня не вычислили. Не хочу, чтобы кто-то еще был причастен. Или я сам разберусь с этой бедой, или в конце концов один буду отвечать за все, что случится.
Хамза дал Китайгородцеву уйти, хотя уже понимал, что тот способен натворить бед и его надо было бы закрыть – для собственного спокойствия. Он дал Китайгородцеву шанс. Эти несколько дней, за которые еще можно было разыскать Михаила и попытаться что-либо исправить. Откуда же Хамзе было знать, что исправить уже ничего нельзя. И теперь Китайгородцев не хотел никого в это дело впутывать.
– Я останусь, – сказал Потемкин. – Рядом с вами страшно, это правда. Но одному еще страшнее.
Не каждый готов пережить страх в одиночестве. Потемкин вот не смог.
Издалека завидев кресты над куполами, Глеб остановил машину. Нина Петровна, которая сидела рядом, посмотрела вопросительно.
– Сейчас изучим обстановку, – сказал Глеб. – Я в последнее время очень осторожный.
Он невесело улыбнулся, таким образом напоминая, скольким опасностям подвергался в последние месяцы.
Вышел из машины, подошел к «Жигулям», велел охранникам ехать в монастырь, дал четкие инструкции, о чем именно там спрашивать. Он не хотел, чтобы Нина Петровна все это слышала.
Охранники уехали, прихватив с собой Шварца. Глеб и Нина Петровна остались наедине.
– Мне до сих пор не верится, что Стас хотел убить тебя, – сказала женщина.
– Я тоже был бы рад не верить в это, – поддакнул Глеб.
– Кто бы мог подумать!
– Ну, он всегда был странный, – осторожно напомнил Глеб. – Ты наверняка это помнишь.
– Да, выходки у него были… разные, – не сразу подобрала определение Нина Петровна.