если деньги не заплатят. Но это редко, и там всегда угрожали убить, а не похитить…
— Ри, мне сейчас абсолютно все равно — правильно, неправильно, что там в детективах бывает, — ответил он ей. — Пока есть вероятность, что тебе грозит опасность, я буду делать все, чтобы ты ее избежала.
Но если подумать, она была права. Если бы Рэй не знал всех обстоятельств и если бы эти письма не касались близких ему людей, то, прочитав их, он бы наверняка решил, что это чья-то злая шутка, вроде тех угроз убить президента, которые чуть ли не ежемесячно получает Секретная служба. Уж очень они отдавали театральщиной!
Все так, если бы не третье письмо, которое оказалось в папке документов в кабинете посла…
— А если его… ну, этого человека, который письма посылал, поймают — ты уедешь? — спросила Ри.
— Да, наверное.
— Тогда пусть его лучше подольше не поймают! — улыбнулась она. — А знаешь что? — Улыбка стала еще шире.
— Что? — спросил, как положено, Рэй.
— Пошли пиццу украдем!
И они, как в детстве, прокрались на кухню и съели по куску подогретой в микроволновке пиццы, запивая ее ледяным молоком.
Ри, его сестренка — взбалмошная, изящная, беззаботная, нежная, наивная, упрямая, балованная… Его сестренка…
Только теперь, встретившись с ней после долгой разлуки, он понимал, как ему ее не хватало все эти годы. Да, конечно, они созванивались почти каждые выходные, разговаривали — но это все было не то; не хватало именно ее самой, ее улыбки, веселого блеска широко распахнутых глаз, привычки в разговоре то и дело теребить его за руку.
И при мысли, что завтра с утра они снова увидятся, Рэй чувствовал себя счастливым.
Когда раздался стук в дверь, он подумал с улыбкой: «Интересно, что ей еще загорелось?»
Встал, открыл.
Но за дверью стояла не Ри, а Рамсфорд — чисто выбритый, в синем халате, из-под которого выглядывали пижамные штаны, и в шлепанцах.
— Что случилось? — встревоженно спросил Рэй.
— Ничего, — посол удивленно сдвинул брови. — Я просто хочу тебе одну вещь показать. Это у меня, наверху — пойдем!
Слегка заинтригованный, Рэй последовал за ним на второй этаж.
Войдя в спальню, Рамсфорд сказал:
— Посиди, я сейчас! — Отодвинул тумбочку — на стене, у самого пола, обнаружилась дверца небольшого сейфа.
Рэй послушно присел на кровать. Рамсфорд встал на колени перед сейфом, открыл его и принялся выкладывать на пол содержимое: пухлую кожаную папку, пистолет, коробку патронов, несколько писем…
Взгляд Рэя невольно задержался на пистолете. «Беретта-томкэт» калибра 32 — хорошая штука, компактная, надежная и уютная — если, конечно, так можно сказать об оружии. На рукоятке виднелась маленькая золотая табличка с гравировкой.
Не удержавшись от соблазна, он нагнулся и взял пистолет, сумел прочесть крохотные буквы «Багдад. 1991».
— Это мне в Ираке подарили, я туда с делегацией конгресса ездил, — пояснил Рамсфорд. — С тех пор так ни разу и не собрался из него пострелять — вожу с собой просто как память. Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.
Рэй стал на колени рядом с ним.
— Вот здесь, потрогай, — сказал посол. Взял Рэя за руку, развернул ее ладонью вверх и приложил изнутри к потолку сейфа. Пальцы нащупали неровность — похоже, там было что-то прилеплено липкой лентой.
— Чувствуешь?
— Да.
— Достань это.
Зацепив ногтем за край ленты, Рэй оторвал ее от стенки и вытащил руку из сейфа. На ладони, слипшийся с куском пластиковой клеющейся ленты, лежал небольшой ключ из желтого металла.
Рамсфорд встал и отряхнул колени.
— Это ключ от ячейки в римском отделении швейцарского банка UBS. В ячейке — миллион евро. Наличными.
Рэй тоже вскочил и быстро, как обжегшись, положил ключ на тумбочку.
— Зачем… — Он хотел спросить: «Зачем вы мне это рассказываете?», когда понял, о чем идет речь. — Господи, вы что, действительно собираетесь заплатить этому преступнику?!!
— Я хочу иметь возможность это сделать, если решу, что возникла такая необходимость.
— Но… — начал Рэй и замолк, не зная, как продолжить фразу — вообще не зная, что тут можно сказать. Он всегда считал своего приемного отца исключительно хладнокровным и трезвомыслящим человеком, и то, чему он сейчас был свидетелем, в этот образ совершенно не вписывалось.
— Успокойся, сынок! — Рамсфорд присел на край кровати. — И не мельтеши, сядь. — Махнул рукой на стоявшее у окна кресло.
Рэй подтащил кресло поближе к кровати и сел.
— Осуждаешь?
— Нет, но… я просто не понимаю. Как раз недавно лежал и думал, что письма эти какие-то фальшивые, будто написано одно, а подразумевается другое. Первое письмо… если там замешан работник посольства, так зачем была эта приписка «Никакой полиции!»? Ведь человек, который знает порядок прохождения почты в посольстве, понимает, что письмо неминуемо попадет в службу безопасности. Второе письмо вообще не информативное, будто он о себе просто напомнить решил — чтобы вас в напряжении, в страхе держать. Третье тоже — ничего нового там не сказано, главное в нем не текст, а то, что оно в вашей папке оказалось, словно намек: «Я все ближе…» То есть опять желание напугать на первый план выходит. Именно напугать, а не деньги получить. Да и объявления про гималайскую кошку в газете до сих пор нет. Почему, что их останавливает? И при всем при этом вы действуете так, будто считаете, что похищение почти неминуемо… — По вискам вдруг холодком пробежали мурашки, и Рэй резко подался вперед. — Или вы еще что-то знаете?!
— Успокойся, сынок! — со вздохом повторил Рамсфорд. — Уверяю тебя, я не скрываю от тебя никаких страшных тайн. Просто… Коньяк будешь? — прервался он, вставая.
— Да, — ответил Рэй, больше из вежливости — он бы предпочел что-нибудь вроде «Манхеттена».
Рамсфорд вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся с двумя бокалами, на треть наполненным янтарным содержимым. Поставил их на тумбочку, приглашающе повел рукой и снова сел на кровать.
— Я до сих пор иногда думаю, — сказал он медленно и раздумчиво, — что если бы, когда похитили Мэй-Линн, я выполнил все требования преступников — может быть… а вдруг она осталась бы жива?! Знаю, что на самом деле она погибла в первый же день после похищения и когда они звонили мне и требовали выкуп, ее уже не было в живых — и все равно не могу об этом не думать. Мэрион — это все, что у меня есть. И на этот раз я не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось из-за того, что какой-то чиновник в ФБР решит, что важнее поймать преступников, чем спасти ее.
— Да, но… — начал Рэй. Он хотел сказать, что рано еще об этом думать, а тем более говорить чуть ли как о неизбежном — ведь Ри мирно спит в соседней комнате, ее охраняют, да и он сам теперь не отойдет от нее ни на шаг…
— Я понимаю, — перебил Рамсфорд, — эти письма кажутся тебе несерьезными, и, по-твоему, едва ли кто-то действительно замыслил похитить Мэрион. Но если есть хоть малейшая вероятность, одна миллионная шанса, что это все же случится, я должен быть к этому готов. И на этот раз я хочу действовать сам: не играть с преступниками, не торговаться с ними, не пытаться их вычислить — а просто заплатить выкуп. Миллион евро! Господи, да я все свое состояние ради нее отдам!
Но если это произойдет, я сразу окажусь под наблюдением со всех сторон. Меня будет охранять и служба безопасности госдепа, и Секретная служба наверняка, и ФБР — все они будут следить за мной, требовать, чтобы я выполнял их указания; если и позволят мне отдать выкуп, то наверняка захотят подсунуть туда какие-то свои сюрпризы вроде меченых купюр или радиопередатчика. А я не хочу этого, понимаешь, не хочу! И мне нужен кто-то, кому я могу доверять — кто при необходимости сможет взять из банка деньги и передать их похитителям…
— То есть я?
— Не беспокойся, тебе ничего не грозит, всю ответственность я возьму на себя. Пусть потом говорят, что я препятствовал следствию, что действовал незаконно; захотят привлечь к суду — пусть привлекают. В крайнем случае я уйду в отставку, вообще из политики уйду — это сейчас не важно, важно только одно — Мэрион! — Лицо Рамсфорда раскраснелось, и было видно, как подрагивает поверхность коньяка в его бокале, отбрасывая на стену золотистый непоседливый зайчик.
В первый момент, когда они только встретились, Рэй подумал, что его приемный отец мало изменился и выглядит куда моложе своих лет. Но сейчас, поздно ночью, никто не дал бы ему меньше шестидесяти и было видно, как он устал от постоянного, скрываемого от всех напряжения и как ему хочется наконец выговориться, выплеснуть наружу все мучающие его страхи.
— Я очень надеюсь, что все обойдется, — усилием воли взяв себя в руки, сказал Рамсфорд уже спокойнее, — мне очень хочется в это верить. Но, Рэй, пообещай мне, что если дело примет дурной оборот и я решу, что нужно заплатить — ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.
— Вы же знаете, что я сделаю для нее все, что смогу!
— Пообещай!
— Обещаю…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Ты что, с ума сошла? Розовое с зеленым совершенно не сочетается, это даже я знаю!
— А цвет давленой брусники со светло-оливковым прекрасно сочетается! — безаппеляционно отрезала Ри.
Уже битых два часа они предавались увлекательнейшему, по ее мнению, занятию — шопингу. Рэй это мнение, правда, не разделял, ну так его никто и не спрашивал.
Разбудила Ри его ни свет ни заря — в начале седьмого, то есть по вирджинскому времени во втором часу ночи. Бесцеремонно забарабанила в дверь, и когда полусонный Рэй, протирая глаза, открыл — влетела в спальню, в зеленой шелковой пижаме похожая на лохматую дриаду.
— Рэйки, а знаешь что?
— Что? — он вернулся в постель и залез под одеяло — она тут же пристроилась сбоку, поджав ноги и облокотившись на его живот.
— Я об этом полночи думала! Нужно всем знакомым говорить, что ты мне не брат, а дальний родственник, какой-нибудь кузен или что-то вроде. И не просто родственник, а что ты за мной, — она хихикнула, — ухаживаешь. Потому что если ты брат, то… ну день, два, три я тебе Рим показываю, а потом непонятно станет, чего ты за мной всюду таскаешься, и в университет даже. А вот если ты за мной ухаживаешь, тогда понятно, что тебе хочется как можно больше времени проводить со своим — хи-хи — «предметом страсти»! Я уже папе об этом сказала («Я уже и папе поспать не дала!» — «перевел» Рэй), и он ответил, что это, в общем-то, звучит логично и чтобы ты сам решил, что кому говорить.