нских поэтов…
О с т р о н о с а я (пытается оттащить его от микрофона). Не потакайте коммунистической пропаганде! Впрочем, что можно ожидать от вашей газетенки. (Председателю.) Я выражаю протест.
П о ж и л о й. Но мы действительно не знаем…
П р е д с е д а т е л ь. Прекращаю бесполезную дискуссию. Хотя у мисс Арнетт имеются принципиальные основания для протеста.
Остроносая и Пожилой уходят на свои места.
Больше вопросов к мисс Гаевой нет?.. Господа, предполагалось еще сообщение мисс Кэтрин Марвелл из Миннесотского университета. Но она запаздывает. Будем дожидаться?
О с т р о н о с а я. О чем, собственно, сообщение?
С т и в е н (входит). Сэр, мисс Марвелл уехала.
Л ю д м и л а (не воспринимает всерьез). Не предупредив меня?
С т и в е н (выразительно). Забеспокоилась о сынишке. (Вздыхает.) Сердце матери!
Людмила вспыхнула, но молчит.
П р е д с е д а т е л ь. И поручила вам сообщить о своем отъезде?
С т и в е н. Нет, сэр. Только просила заказать билет на ближайший миннеаполисский рейс. (Закашлялся.)
О с т р о н о с а я. Не кашляйте на меня! (Загораживается руками.)
С т и в е н. Простите. (Чихает.)
Загораживается Пожилой.
Понимаю, мисс Гаевая весьма огорчена тем, что Кэтрин Марвелл не выступит. Но… (Разводит руками.)
Л ю д м и л а (сдерживая себя). Нисколько. (Председателю.) Сэр, Кэтрин Марвелл очень помогает мне в архивных изысканиях. Но ничего нового сообщить прессе не может.
П р е д с е д а т е л ь. Загадка. Зачем же она прислала мне записку. Весьма настойчивую… Вот… (Хочет огласить.)
О с т р о н о с а я (вскакивает). Никакой загадки! (В микрофон.) Сообщение мисс Марвелл весьма нежелательно госпоже Гаевой. Ясно: американская ученая собиралась сообщить «тем, кто хочет знать» что-то не устраивающее советскую «американистку». (Людмиле.) Вы, конечно, не скажете — что?
С т и в е н (в микрофон). Господа… (Кашляет, надевает марлевую маску.) Наша гостья устала. Негуманно ее задерживать.
П р е д с е д а т е л ь. Принципиально согласен. Леди и джентльмены, от вашего имени выражаю мисс Гаевой горячую…
Быстро входит озабоченный А д м и н и с т р а т о р отеля в куртке с галунами. Стивен настороженно наблюдает за ним. Администратор подбегает к Людмиле и взволнованно что-то шепчет ей.
Л ю д м и л а (со стоном). Кэтти.
П р е д с е д а т е л ь (Администратору). Вы мешаете нам!
Л ю д м и л а (сдерживая рыдания). Кэтрин погибла…
П р е д с е д а т е л ь (Администратору). Откуда вы взяли?
А д м и н и с т р а т о р. Автомобильная авария, сэр.
С т и в е н (патетически). Какой ужас! (Остроносой.) Подозрительное совпадение.
А д м и н и с т р а т о р. Такси для мисс Марвелл заказывали мы — и полицейский инспектор сразу приехал в отель. (Людмиле.) Ожидает вас в холле на этаже.
С т и в е н. Элементарная человечность обязывает его повременить. Мисс Гаевая должна прийти в себя… Она потеряла… (Закашлялся.) …самого близкого ей в Штатах человека. И сейчас не в силах… логично и обоснованно…
Л ю д м и л а (тихо). В силах. И в доказательство хочу задать вам, мистер Стивен Элликот, вопрос. Логичный и обоснованный.
С т и в е н. Сэр, наша гостья на грани нервного потрясения. Конечно, понятно, почему она не владеет собой.
Л ю д м и л а. Владею. Настолько владею, что отчетливо понимаю, почему вам нежелателен мой вопрос.
С т и в е н. Господа… Сэр, я…
П о ж и л о й. Не затыкайте рот! (Отставляет от него микрофон.)
Л ю д м и л а. Так вот, господа журналисты. Тот самый вирусный грипп, бациллами которого вас сейчас без умысла щедро одаряет ваш коллега, он умышленно предназначен мне. Мне!
М о л о д о й. Вот так поворот.
О с т р о н о с а я. Эх вы, умилительная юность! Тут налицо провокация московской пробы!
П о ж и л о й. Сэр, мисс Гаевую недопустимо прерывают.
П р е д с е д а т е л ь. В принципе верное замечание. Хотя мисс Гаевая в определенной степени вышла за пределы темы.
Л ю д м и л а. Я прошу только две минуты.
П о ж и л о й. Просим!
М о л о д о й. Даже пять!
Из рядов журналистов слышен гул одобрения.
Л ю д м и л а. Господа! Уверенный в том, что с помощью таблетки заразил меня гриппом, ваш коллега заблаговременно заказал для меня изолированный бокс в клинике…
О с т р о н о с а я. Ей срочно нужен психиатр!
Л ю д м и л а. Но не обычный. Вот почему Стивен Элликот избрал для моего лечения клинику Содерста в Рединге!
Шум среди журналистов.
М о л о д о й. Содерст! Выплыл уже в Рединге!
П о ж и л о й (Остроносой). Оказывается, и умилительная юность помнит о давних зверствах Содерста.
О с т р о н о с а я. Я протестую против ссылок на антиамериканские источники! Видно, госпожа из Москвы основательно проштудировала клеветническую книжонку изменника.
Л ю д м и л а. Жду ответа журналиста Стивена Элликота.
С т и в е н. Я не в обиде на мисс Гаевую. У нее огромная потеря… Понимаю ее состояние. Но такая черная неблагодарность. Особенно больно за отца. Он принял ее на ферме не как дочь случайно встретившегося русского сержанта, а как родную дочь. (Людмиле.) Если бы отец узнал, как вы повели себя, он бы… (Безнадежно машет рукой.)
Л ю д м и л а. Шесть чудесных дней на канзасской ферме… Никогда не забуду. Дядя Юджин… простите мистер Юджин Элликот и его дочь Барбара навсегда остались в моем сердце…
С т и в е н. Трудно поверить вам!
Л ю д м и л а. Сердечные люди, милые…
О с т р о н о с а я (язвительно). Конечно, сторонники мира?
Л ю д м и л а. Как и всем, с кем они меня познакомили, им ненавистна война. И насилие.
Аплодисменты журналистов.
Тем чудовищней замысел их сына и брата… (Стивену.) Зачем вам понадобилось бросать меня в руки врача-преступника?
С т и в е н. Люда, Люда… Я наивно думал, ваша версия — плод воспаленного горем мозга. Теперь вижу: гибель Кэтрин Марвелл вас совсем не тронула. Коллега с бостонского радио, увы, права! (Срывает маску.) Налицо продуманная провокация чистейшей московской пробы… (Закашлялся.)
О с т р о н о с а я. Безусловно! Смерть нашей несчастной соотечественницы только на руку ей! Я целиком согласна…
З а т е м н е н и е.
Ферма. Гостиная. Ю д ж и н Э л л и к о т (по-прежнему полулежит в кресле) и Барбара слушают по радио пресс-конференцию из Филадельфии.
Г о л о с О с т р о н о с о й. …со Стивеном Элликотом!
Г о л о с С т и в е н а. Да, коллеги. Мисс Гаевая решила грубо поспекулировать на трагической гибели Кэтрин Марвелл. Рассчитывала создать у вас впечатление, что покойная американская ученая… столь безвременно ушедшая от нас… якобы подтвердит ее антиамериканские инсинуации. Но кто же действительно может их подтвердить? Я спрашиваю, кто?
Э л л и к о т. Я. (Пытается подняться из кресла.)
Б а р б а р а. Папа! (Удерживает его в кресле.)
Э л л и к о т. Звони в аэропорт… Билет… в Филадельфию.
Б а р б а р а. Ты погубишь себя… И Люде не поможешь. Она уже будет в Нью-Йорке.
Э л л и к о т. Если твой брат… не сорвет ее визит. Звони… Скорее…
Б а р б а р а. Куда же ты полетишь?!
Э л л и к о т. В Нью-Йорк… Вашингтон…
Б а р б а р а. Папа! Но ты…
Э л л и к о т. Учитель Гаевой полетел бы… Если бы его дочка посмела… как мой сын… (Решительно.) Звони! Я должен…
Б а р б а р а (в отчаянии). Папа!.. Твое сердце…
Э л л и к о т. Пусть лучше разорвется… честное сердце, чем… чем бьется… бесчестное.
Барбара снимает телефонную трубку и набирает номер.
ПЕЛЕНАДрама-быль в двух частях с прологом и эпилогом
Н а т а ш а — студентка медицинского института.
Г у р в и ч Г р и г о р и й И с а а к о в и ч — ее отец.
Р о з а Е ф и м о в н а — ее мать.
М а р к Б у р ш т е й н — аспирант.
Л а р и с а Ж у р а в ч е н к о — однокурсница Наташи.
К о с т я — студент.
Б р а и л о в с к и й — человек неопределенных занятий.
Д е б о р а Г р о й с — коммерсантка в Тель-Авиве.
М а р с е л ь — ее второй муж, намного моложе жены.
Э л ь з а Г р и л ь — певица из бара «Глория».
Ш е ф — владелец бара.
Ч и н о в н и к израильского учреждения.
Д и н а — израильская комсомолка.
П е р в ы й с т а р и к — бывший одессит.
В т о р о й с т а р и к — бывший лодзинец.
М о л о д ч и к из экстремистской организации сионистов.
Д е в и ц а — его спутница.
П о б л е к ш а я }
М о л о д а я } проститутки.
О ф и ц и а н т к а, с к р и п а ч, п и а н и с т, у д а р н и к, к у т и л ы.
В этой пьесе — впервые за многие годы драматургической работы — я не придумал ни одной судьбы, ни одной ситуации. В «Пелене» воспроизведены судьбы только тех бежавших из подвластного сионизму Израиля бывших советских граждан, с которыми я встречался за рубежом. И только те ситуации из их жизни о которых они мне рассказали. Эти трагические исповеди подтверждены документами, а также вынужденными признаниями израильской прессы и сионистских функционеров.
Приступая к работе, я заранее не планировал такого строгого документального отбора материала. Только прочитав написанное, я установил полную документальность «Пелены». Это дало мне право определить жанровую особенность пьесы несколько необычно, но вполне обоснованно: драма-быль.