М о л о д а я. «Педи-атрия». Убей меня, не знаю, с чем ее кушают.
П о б л е к ш а я. Детских врачей называют педиатрами. Если бы моя мать в деревне могла потратиться на педиатра, моя Мими не умерла бы… в четыре года.
Г о л о с д и к т о р а. «…Чтобы взять интервью у Бурштейна, наш корреспондент сумел попасть в автобус, отвозивший делегацию советских педиатров в отель «Континенталь». Но молодого ученого в автобусе не оказалось. Видимо, взволнованный шумными овациями коллег, Бурштейн решил, несмотря на непогоду, пойти в отель пешком. Мы надеемся все-таки взять у него интервью, и завтра в «Столичных известиях»…»
М о л о д а я. Интересно, сколько денег отвалят этому пе… педиатру. Не где-нибудь жрет и спит, а в «Континентале»!
Появляется робкая фигура скверно одетой девушки, в ней можно с трудом узнать Н а т а ш у. Заметив проституток, она испуганно остановилась и побрела в обратном направлении.
Набить ей харю, или пусть Ганс проучит?
П о б л е к ш а я. Не тронь ее.
М о л о д а я. А какого черта она в чужую зону полезла!
П о б л е к ш а я. На прошлой неделе где-то за границей мать схоронила. И бежала с отцом сюда. А вчера отец свалился. Она сегодня в первый раз вышла…
М о л о д а я. Все мы когда-то в первый раз… (Кого-то заметив.) Погоди. (Принимает кокетливую позу.)
П о б л е к ш а я (тоскливо). Конечно, тебя позовет.
Появляется неторопливо идущий М а р к. Заметив медицинскую аппаратуру в витрине, останавливается, с интересом рассматривает.
М о л о д а я (подходит вплотную к нему). Не провести ли нам вместе вечер?
М а р к (очень заинтересовался каким-то прибором в витрине). Оставьте меня в покое.
М о л о д а я. Такому красавцу будет скидка.
Возвращается Н а т а ш а, глаза опущены.
П о б л е к ш а я. Ему нужна женщина солидная. (Марку.) Правда?
М а р к (делая запись в блокноте). Прошу вас, оставьте меня. (Закончив запись, отходит от витрины. Заметил Наташу. Не верит глазам.)
М о л о д а я (заметив, как он смотрит на Наташу). Неужели эта соплячка лучше меня!
Наташа, подняв глаза, увидела мужчину. Робко двинулась навстречу.
Н а т а ш а (узнав Марка). Нет… Нет! (Убегает.)
М а р к. Наташа!.. (Бросается вслед.) Наталочка!
М о л о д а я (смотрит вслед Марку). Не догонит.
П о б л е к ш а я. Все равно найдет ее. Найдет.
ПЕРВОЦВЕТ(ГРУЗ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ)Драма в двух частях
С и м а, ткачиха, 21 год.
Б а д а н и н а А н н а Н и к и ф о р о в н а, учительница, член ревкома, 29 лет.
О л ь г а К о р н е е в а, ткачиха, 32 года.
С а н ь к а, из семьи ткачей, 17 лет.
Л у к ь я н о в н а, ткачиха, 43 года.
К о с т я, 18 лет.
Ч е к и с т.
Ч е к и с т к а.
В а с и л и й Р у ч ь е в, матрос, 25 лет.
Г а в р ю ш о в И п а т В а р ф о л о м е е в и ч, муж Симы, 46 лет.
А р ц е у л о в, около 50 лет.
Действие происходит в ноябре 1918 года в текстильном поселке близ Иваново-Вознесенска.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Ноябрьский вечер. Перрон маленькой железнодорожной станции. Шум медленно и натужно отходящего поезда смешивается с удаляющейся музыкой: маломощный духовой оркестрик играет маршеобразную мелодию песни «Смело, товарищи, в ногу…». Вслед поезду машут платками Б а д а н и н а, О л ь г а, Л у к ь я н о в н а, С а н ь к а. Баданина в стареньком летнем пальто и шерстяной шали, из-под которой выбиваются золотистые кудри. Ольга и Лукьяновна в дешевых полупальто и темных платках. Многолетняя работа на фабрике и житье впроголодь избороздили лица Ольги и Лукьяновны преждевременными морщинами. Санька в потертой кожаной куртке, коротко подстрижена. Она машет вслед поезду красной косынкой.
Неожиданно к ней подбегает спрыгнувший с поезда долговязый К о с т я в полувоенной одежде, с огромным красным бантом на фуражке, через плечо — винтовка. Санька бросается ему навстречу. Но, когда Костя пытается ее поцеловать, Санька отталкивает его.
С а н ь к а. Какие в такой текущий момент поцелуи!
К о с т я (Баданиной, жалобно). Товарищ предревкома…
Б а д а н и н а. От эшелона отстанешь. (Саньке.) Скорей!
О л ь г а. Санька! Целуй, дура!
С а н ь к а. Ну, если ревком не против… (Обнимает и целует Костю.)
К о с т я (с трудом вырвавшись из ее объятий, просиял). Пиши, Санечка!
С а н ь к а (сурово). Постольку, поскольку я теперь…
К о с т я (на бегу). Пиши! (Его уже не видно.) Пиши, Саня!
О л ь г а (подталкивает Саньку). Отвечай, не выламывайся!
С а н ь к а (ее прорвало). Костенька, милый… (С прежней суровостью.) Посмей только не писать!
Женщины напряженно глядят вслед Косте.
О л ь г а (облегченно). Вскочил.
Б а д а н и н а (заметив, как Санька украдкой смахнула слезу). Любит он тебя.
С а н ь к а (нарочно беспечно). Ему Деникина надо бить, а не меня любить.
О л ь г а. А бант, шалопутка, кто ему подарил?
С а н ь к а. Блузка чересчур длинная была. (Вместе с остальными женщинами машет косынкой вслед поезду, пока не стихает перестук вагонных колес и духовой оркестр.)
Л у к ь я н о в н а (слезы в голосе). Проснутся утречком малята мои: где папаня?
С а н ь к а. Разъясните им текущий момент.
Л у к ь я н о в н а. Им, девка, твой текущий момент — что на попке чирей. Им хлебушка подавай. (Плачет.) Отца у них забрали.
О л ь г а (гневно). Забрали?!
Б а д а н и н а (мягко). Ваш муж, Мария Лукьяновна, добровольно записался в полк ткачей.
О л ь г а. Не один твой! Сорок два мужика.
С а н ь к а. И многие тоже непартийные.
Л у к ь я н о в н а. Непартийные, непартийные! Симки Гаврюшовой муженек небось и не почухался.
Б а д а н и н а. Симиного мужа и не взяли бы в рабочий полк.
С а н ь к а (горячо). Хозяйского холуя? Приказчика упраздненного?
Л у к ь я н о в н а. А Симка не внакладе. На холодке помитингует, а домой воротится, в постельке тепленькой к муженьку под бочок привалится. (Зло.) Сознательная, а не пришла наших проводить.
Б а д а н и н а. Сима Гаврюшова ночью выйдет на охрану фабрики. Старшей по караулу. Поспать ей надо.
О л ь г а. Не время, Лукьяновна, свары заводить. И без того не густо у нас мужчинского сословия было, а нынче городок начисто бабьим стал.
С а н ь к а. Хотите, чтобы Анна Никифоровна не хуже товарища Савельева в ревкоме функционировала, твердо стойте, товарищи женщины, на платформе Советской власти.
О л ь г а. Ладно, ты хоть не учи.
Б а д а н и н а. А без вас всех ревком действительно не справится. Фабрику надо готовить к пуску. В конце концов хлопок нам пришлют.
О л ь г а. Бязь наша сейчас на вес золота.
Л у к ь я н о в н а (вздыхает). Ткацким краем слывем, а я Семена без запаски исподнего на Деникина отпустила. Дожили!
О л ь г а. Эх, кабы нам хлопок. Всю бязь на фронт бы послали.
Б а д а н и н а. Ну, товарищи, нам с Саней в ревком пора. (Ольге.) К утру подсчитайте, Ольга Васильевна, запасы муки. Возможно, детям по восьмушке фунта прибавим.
О л ь г а. Какая там мучица! Может, хоть отрубей выкроим.
Б а д а н и н а. А вы, Марья Лукьяновна, домой. Вдруг детишки проснутся.
Л у к ь я н о в н а (вспыхнула). Не по-председательски рассуждаешь, Анна Никифоровна! Шалопутку в ревком, а меня на печку?!
С а н ь к а. Я курьер революционного комитета! А постольку, поскольку мужчины на фронт ушли, буду еще секретную почту хранить. Так что вы…
Л у к ь я н о в н а. Так что я, девка, тоже желаю пользу ревкому приносить.
О л ь г а. Молодцом, Лукьяновна! Записывайся фабрику караулить.
Л у к ь я н о в н а (Баданиной). Согласная на караул.
Б а д а н и н а (Саньке). Сколько у Симы человек в смене?
С а н ь к а. Недостает одной бабы… трудящейся женщины.
Л у к ь я н о в н а. Записывай. Раз такое дело, и к приказчиковои женке под начало пойду. (Баданиной.) Вы столько с Симкой возились, что она теперь в грамоте любого дьячка осилит. В интеллигентные прется.
О л ь г а (заметив, как помрачнела Баданина). Ты, Лукьяновна, с чужого голоса не пой. За-ради чего твой Семен сейчас в военной теплушке трясется? И того за-ради, чтобы твоя дочка, когда в лета войдет, после смены к фортепианам не хуже интеллигентной присела и не хуже хозяйской гувернантки красивую музыку сыграла.
С а н ь к а (наступает на Лукьяновну). Ради нас многие интеллигентные, может, на каторге гнили.
Л у к ь я н о в н а (тихо). Простите меня, дуру, Анна Никифоровна.
Б а д а н и н а. Не за что мне прощать вас. (Кладет руку ей на плечо.) А вот у Симы Гаврюшовой еще придется вам прощения просить…
Неподалеку вспыхнуло зарево. Ольга заметила это.
О л ь г а. Горит! Ой, подожгли!
Б а д а н и н а. Опять фабрику?
О л ь г а. Нет, где-то подле мучного склада!
Л у к ь я н о в н а. Без хлеба малят, гады, оставят!
Б а д а н и н а. Скорее, все туда. (Побежала.)
За ней Ольга и Лукьяновна.
С а н ь к а (на бегу). Говорила я, буржуйских элементов надо чекистам отдать!
Зарево становится более угрожающим.
Тревожная музыка.
З а т е м н е н и е.
Комната в небольшом домике, где живут Гаврюшовы — Ипат Варфоломеевич и его жена Серафима (Сима). Массивный комод, большой буфет, еще более огромный платяной шкаф и неуклюжий диван совершенно задавили комнату и ее обитателей. За пологом — кровать. В углу божница. Теплится лампадка. Посреди стены большая свадебная фотография: важный, надутый Гаврюшов и растерянная, похожая на наказанную девочку Сима. Среди такой обстановки выделяется вырезанный из газеты портрет Ленина на стене в самодельной рамочке, украшенной небольшой красной лентой. Он кажется вызовом этой комнате, где все дышит мещанской затхлостью.