На С и м е темная грубошерстная юбка, ситцевая кофточка и красная косынка. И п а т В а р ф о л о м е е в и ч Г а в р ю ш о в одет скромно, но часы на цепочке в жилетном кармане и добротные для той поры сапоги говорят о достатке.
Тускло светит керосиновая лампа. Ссора Симы и Гаврюшова достигла высокого накала.
С и м а (ее красивое лицо искажено гневом). Отдай обутки! Гляди, комод взломаю! (В одних чулках подбегает к комоду и пытается открыть ящик.)
Г а в р ю ш о в (насмешливо). Такой замок всем твоим красным подружкам не под силу.
С и м а. Отомкни!
Г а в р ю ш о в. Не шебаршись — без тебя на бабском собрании есть кому посулы выкрикивать. А на посуле, что на стуле, далеко не уедешь.
С и м а. Я должна была проводить наших на фронт!
Г а в р ю ш о в. Должна? Кому? Лучше уж бельишко мужу полатай.
С и м а (безуспешно возится с замком). Слесаря кликну.
Г а в р ю ш о в. А я милицию, рабочую и крестьянскую, вызову. Взлом трудового имущества среди бела дня!
С и м а. Ладно. Босая пойду. (Набрасывает на плечи пальто и идет к двери.)
Г а в р ю ш о в (преграждает ей путь). Очумела, Симка? Ноябрь на дворе, слякоть, снег с дождем. Горячку схватить хочешь?
С и м а. Пусти!
Г а в р ю ш о в. Не пущу! Хотя Советская власть не торгует сапогами и штиблетами, а народ все едино приспособился: кто в заплатанных сапожках на митинге шествует, кто веревочные подошвы пристроил, чтобы плакаты на манифестациях носить. А ты в одних чулочках пойдешь? Срам!
С и м а (отходит от двери к столику с зеркалом, садится). Попомнишь, Ипат Варфоломеевич, издевку свою… (В бессилии опускает голову в руки.)
Г а в р ю ш о в (кричит). Не грозись! (После паузы подходит к ней.) Сима… Я ведь любя… Боязно мне за тебя. Нам с тобой брать по декрету, а жить по секрету. А ты у всех на виду и на слуху. Вдруг повернется все назад… Сима, никого нет у меня дороже… (Пытается обнять ее, она отбрасывает его руки.) Не лежит у тебя сердце ко мне, а ничего с собой поделать не могу — присох к тебе… Серафима, голубонька… Выслушай без злобы на меня. Ты мне богом данная жена…
С и м а (глухо). Не богом данная, а мачехой проданная. Ее-то не обидел. Сколько ее дочерям обнов справил?
Г а в р ю ш о в. Запамятовал, что бога отменили. Но власть-то может вернуться? Законная. От веков стоявшая. И ежели произойдет ее восстановление и хозяева фабрику пустят, кому придется ответ за тебя держать? Мне, супругу, с коим обвенчана ты в церкви божьей.
С и м а. Пьяный поп нас за десятку окрутил. А ведь знал, ирод, что силком меня в церковь приволокли.
Г а в р ю ш о в. Признаёшь ли ты святую церковь аль не признаёшь, а с тебя все едино спросят: почему вы, Серафима Григорьевна Гаврюшова, написали слезами вашими окропленное письмо сочувствия и преданности председателю богопротивной Советской власти Ульянову-Ленину, когда пуля поразила его на рабочем митинге?
С и м а. А ты перед старым режимом чист: первое мое письмо в клочья изорвал. Второе тайком послала.
Г а в р ю ш о в (оглянувшись на окно). Симочка! Коли жандармы проклятые снова хоть на день заявятся, сразу же тебя, ироды, схватят! В городке каждая собака знает, что ты самая грамотная из баб… (Сокрушенно.) На свою голову дозволил я тебе обучаться у Анны Никифоровны. Погордиться перед людьми захотелось: глядите, черви, жена моя не только самая красивая, но и самая образованная! А господь бог меня за гордыню и припечатал: оказалась Баданина расподлюгой из подлюг!
С и м а. Не можешь так про нее! Не смеешь!
Г а в р ю ш о в. Подлюга и есть! Ежели ты учительница, обучай народ письму и счету, а она… (Саркастически.) Она-то с красными первая деру даст, а тебя спросят, почему в закутке своем водрузила портрет из противозаконной газетки «Правда»? Найдутся добрые люди, донесут, что якшалась ты со всякими, не к ночи будь сказано, ревкомовцами, краскомами и стрижеными чекистками. И вместе с ними тебя спросят: а ну, ответствуй, почему фабрика стоит, почему ткачи-горемыки ходят безработными?
С и м а. Про фабрику-то уж молчал бы! Кто снял приводные ремни со станков? Кто тайком хлопок вывез со складов?
Г а в р ю ш о в (яростно). А ты видела кто?
Сима молчит.
Кто видел?
С и м а. Кабы видел кто, заставили бы вернуть. Но люди понимают, кому выгодно, что фабрика стоит.
Г а в р ю ш о в. Никого не поймали комиссары за руку. (Понизив голос.) А коли я… такому делу и помог бы по воле хозяйской… то ежели прикончат комиссародержавие и возвернутся законные владельцы фабрики, то мне только большая благодарность вышла бы. И тебе заодно уж прощение за дружбу с комиссарами.
С и м а (насмешливо). Надеждой тешишься, что вернутся хозяева?
Г а в р ю ш о в. Эх, Сима… Кабы моя воля, пропади они пропадом. Я человек от корня трудящий, мастеровой, мне Советская власть ближе. Да нету прочности в ней. Пролетарии, говорят, скоро пролетят!
С и м а. Кто говорит?
Г а в р ю ш о в. Люди. Потому и за тебя боюсь, голубонька. Нерадиво, видать, ты газетку читаешь. Только и печатает: Антанта прет со всех концов! «Пролетарии всех стран», а все страны против нас. В Мурманске американцы да англичане хозяйствуют! Германцы начхали на Брестский мир, и Украина да Белоруссия, да еще Придонье — тю-тю!
С и м а (искренне поражена). Радуешься, что война кругом?
Г а в р ю ш о в. От моей радости или печали ничего произойти не может. А вот Ленин самолично напечатал, что наша страна теперича военный лагерь. А население-не способно долго в военном лагере пребывать, ему при законной гражданской власти проживать положено.
С и м а. А что Красная Армия все крепче врагов лупит — этого ты в «Правде» не читал?
Г а в р ю ш о в. Агитация.
С и м а (взволнованно). А что беляков из Симбирска до Самары взашей погнали — тоже агитация?
Г а в р ю ш о в. Нынче город у красных, завтра, бывает, у белых.
С и м а. С красными народу все боле и боле! Из Иванова и Шуи одних только ткачей Фрунзе Михаил Васильевич вторую дивизию отправил. Наш городок даром что крохотный, а сегодня вторую колонну на фронт отправляет. А первая прямо с манифестации пошла. Когда справляли, помнишь, первую годовщину Советов.
Г а в р ю ш о в. А вдруг она и последней будет? С красным бантом на манифестации вышагивать каждый мастер. И «Варшавянку» горланить. А имеются у ваших батальонов офицеры? Или твои комиссарши командуют? Грош цена таким батальонам!
С и м а (решительно). Будет! Меня ждут. Мой черед в караул идти.
Г а в р ю ш о в. Мертвую фабрику сторожить? Кому она такая сдалась!
С и м а. Нам. Больше ни одного винтика вынести не дадим… А пустить фабрику — пустят!
Г а в р ю ш о в (насмешливо). Ты?
С и м а. Мы. (Услыхав бой настенных часов.) Да что я тут разговорилась с тобой! По твоей прихоти в караул опоздать? Нет! (Встает со стула.) В последний раз спрашиваю: отдашь обутки?
Г а в р ю ш о в (издевательски). А коли нет? Пойдешь в Чеку на мужа доносить?
С и м а (твердо). Пойду защиты искать.
Г а в р ю ш о в. Вот как запела! (Загородил дорогу Симе.) Симочка, не надо… (Двинулся к ней.) Да я тебя, змея подколодная, своими руками…
С и м а (тихо). Прочь. (Идет к двери.) И в чулках добегу.
Он загораживает ей дорогу, она отталкивает его.
Стук в окно.
Г а в р ю ш о в (испуганно). Не шуми!
С и м а (обрадованно). За мной пришли! (Хочет подбежать к окну.)
Г а в р ю ш о в (преграждает ей путь). Стой! Сам с учителькой поговорю. Чего она тебя за собой в петлю тянет?
Стук повторяется.
Ишь какая нахальная!
С и м а. Санька, должно.
Г а в р ю ш о в. Тоже подружку выискала: малолетка сопливая, да еще дочь государственного каторжанина…
С и м а. Совсем стыд потерял. С отцом Саньки, люди помнят, на сходки да на маевки ходил, а как его забрали, так и…
Стук повторяется более настойчиво.
Г а в р ю ш о в (угрожающе). Вот я сейчас маевки ей, гниде, покажу! (Подходит к окну, кричит.) Ты чего там на ночь глядя расстучалась? Клуб тебе здесь, что ли!
М у ж с к о й г о л о с. Заснул уже с молодой женой, что ли? Открывай!
С и м а. Дружок твой новый, Арцеулов. Зачастил что-то.
Г а в р ю ш о в. Помалкивай. (В окно.) Сей момент, Павел Игнатьевич! (Симе.) Ежели ты хоть словечко…
С и м а. Ладно, не из пужливых! (Оживилась.) Вовремя черт принес его… (Садится так, что сразу в глаза бросаются необутые ноги.)
Входит А р ц е у л о в. Его сгорбленность, медленная походка и палка совсем не вяжутся со свежим лицом и острым взглядом. Вслед за ним возвращается Г а в р ю ш о в, сразу утративший свою заносчивость.
А р ц е у л о в. Вечер добрый, Серафима Григорьевна!
С и м а (сухо). Здравствуйте.
А р ц е у л о в (заметив ее необутые ноги). Уже ко сну готовились?
С и м а. Мне нужно уйти… по делу, а Ипат Варфоломеевич…
Г а в р ю ш о в. Молчи уж! Мало ли что меж законными супругами…
С и м а. А законный супруг мой обутки — под замок, господин Арцеулов.
А р ц е у л о в. Сейчас, драгоценная, господа в Черном море рыбам на корм идут. (Гаврюшову.) Вы что ж это, милейший, не признаете свободы слова и убеждений? Как можно так?
Г а в р ю ш о в (не ожидал такого поворота). Мало ли что баба наговорит!
А р ц е у л о в. Не смею вам указывать, милейший, но на вашем месте я на колени встал бы перед женой и собственноручно надел бы туфельки на ее прекрасные ножки. Как Сандрильоне…
С и м а (рассеянно). Чего-чего? (Ее внимание поглощено мужем, вынимающим из кармана ключи.)