(Уходит.)
Г а в р ю ш о в (яростно). Кабы не Симочка, я бы не учительку, а тебя, ваше высокоблагородие… (Соответствующий жест. Достает из кармана яблоко, вытирает его платком, ест.)
Проходят Б а д а н и н а и С а н ь к а.
С а н ь к а. Газету вечером верну. (Заметила Гаврюшова.) Гляди, Симе яблочков-то не покупал!
Г а в р ю ш о в (поперхнулся). Дура! Сам недоем, а жене лучший кусок оставлю. (Встает.) Здравствуйте, товарищ предревкома!
Б а д а н и н а (подходит к скамейке). Здравствуйте. Хорошо, что встретила. Намеревалась в ревком вас… пригласить.
Г а в р ю ш о в. Ежели насчет трудовой повинности, так я добровольно завтра иду на станцию дровишки разгружать.
С а н ь к а. На других покрикивать будет, а сам, увидите, полешка не понесет!
Б а д а н и н а (укоризненно). Помолчи, Саня. (Гаврюшову.) Нет, я не насчет дров.
Г а в р ю ш о в. Неужели фабрику собираетесь пустить?
Б а д а н и н а. Пустим. Но сейчас разговор другой.
Г а в р ю ш о в (любезно). Женскому полу не положено стоять.
Б а д а н и н а (садится). Присядем.
Г а в р ю ш о в (садится). Об чем же говорить желаете?
Б а д а н и н а. О бязи.
Г а в р ю ш о в. Какой именно?
Б а д а н и н а. Бельевой.
Г а в р ю ш о в. Которую фабрика выпускала?
Б а д а н и н а. Которую где-то запрятали.
Г а в р ю ш о в. Кто запрятал?
Б а д а н и н а. Об этом я вас спрашиваю.
Г а в р ю ш о в. Где запрятали?
Б а д а н и н а. И об этом я вас спрашиваю.
Г а в р ю ш о в. Могу ответить, Анна Никифоровна. Последнюю партию бязи как раз после… вашего переворота в Москву отправили. Аршин, кажись, тысяч шестьдесят с лишком. Накладные в бухгалтерии сыщете.
Б а д а н и н а. Нам накладные не нужны, нам бязь нужна.
Г а в р ю ш о в (разводит руками). Вполне понимаю, Анна Никифоровна, но ту бязь, верно, давно уже в Москве по ордерочкам среди трудового населения распределили.
Б а д а н и н а. Значит, не прятали?
Г а в р ю ш о в. Я не прятал.
Б а д а н и н а. А кто?
Г а в р ю ш о в. Кабы знал, давно бы донес… доложил ревкому. (Выразительно.) Как муж делегатки московского съезда.
Б а д а н и н а. Что ж, разговор окончен.
Г а в р ю ш о в. Что знал, то сказал.
Б а д а н и н а. А я полагаю, что вы еще что-нибудь вспомните, когда придется говорить, например, с… кем-либо из уезда.
Г а в р ю ш о в. По мне, пусть сами губернские комиссары приедут, другого ничего сказать не могу. Напраслины придумывать не буду… А ежели фабрику надумаете пускать, я с полным удовольствием…
Б а д а н и н а. До свиданья, гражданин Гаврюшов…
Г а в р ю ш о в. Слушаюсь. (Встает.)
С а н ь к а (взволнованно). Как так до свиданья? (Гаврюшову.) Сиди, контра.
Гаврюшов садится.
У него тут дружки! Подаст им весточку — перепрячут бязь! А то и пожгут! Чтоб ни им, ни людям!
Г а в р ю ш о в (умоляюще). Анна Никифоровна…
Б а д а н и н а. Погодите… Спокойно, Саня. Гражданин Гаврюшов отдает себе отчет в своих поступках…
Г а в р ю ш о в. Не мальчонка, слава богу.
Б а д а н и н а. А если обманул нас, то революционный трибунал…
Г а в р ю ш о в. Понял. К стенке?
Б а д а н и н а. Правильно поняли. Можете идти.
Г а в р ю ш о в. Благодарствую. (Идет, оглянулся.) Ох, Санька, Санька, сколько лютого зла к людям в твоем сердце девичьем… (Уходит.)
С а н ь к а (вдогонку). Не к людям, а к контрикам, к врагам революции! (Баданиной.) Можете сердиться, Анна Никифоровна, только зря вы отпустили его. Даст сигналы дружкам, а они, гады, на все пойдут, чтобы бязь в наши руки не попала.
Б а д а н и н а. Чекисты помешают.
С а н ь к а (восхищенно). Ну да? И как они только таких контриков к стене припирают?
Б а д а н и н а. Не потому, что семи пядей во лбу. И не кудесники. Люди им помогают. Все, кому революция дорога.
С а н ь к а. Когда чекисты приедут?
Б а д а н и н а. Завтра про бязь в уезд протелеграфирую. Поймут, что откладывать нельзя.
С а н ь к а. Так Гаврюшов, пока суд да дело, все следы заметет!
Б а д а н и н а (задумчиво). Конечно, неплохо было бы до приезда чекистов знать каждый шаг Гаврюшова. Каждый! С этой самой минуты… И в точности рассказать чекистам, с кем Гаврюшов встречался. К кому ходил. Будет ясно, кто же именно здесь «контрики»… Только вот кому, по-твоему, можно это доверить?
С а н ь к а (вспыхнула). Откуда мне знать? «Санька — девчонка, Санька — шалопутка!» Ее ума дело — только пакеты и повестки разносить! (Отвернулась.)
Б а д а н и н а. А я думаю, когда большевикам потребуется, девчонка никогда и ничего не побоится. Недоспит, недоест, задание ревкома выполнит.
С а н ь к а (бурно целует Баданину). Под воду, гад, полезет — и я за ним! (Спохватилась.) А как же вы в ревкоме без курьера?
Б а д а н и н а. Перебьемся. Это дело важнее. Ты понимаешь, Санечка, шестьдесят тысяч аршин! Засядут наши женщины за шитье — две дивизии одеты будут…
С а н ь к а. Эх, разыскать бы бязь эту, покамест Сима еще в Москве. Отбили бы ей телеграмму: доложи, Серафима, товарищу Ленину, что трудящиеся женщины нашего поселка сошьют белье для двух дивизий непобедимой Красной Армии! Груз особого назначения. Красиво, а?
Б а д а н и н а (тихо). Груз особого назначения… Все мы сейчас носим такой груз. (Обнимает Саньку.) И ты, на хрупких своих плечиках.
З а т е м н е н и е.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Две недели спустя. Комната Гаврюшовых. На столе стопка брошюр. С и м а только что вернулась из Москвы. Б а д а н и н а, О л ь г а и С а н ь к а внимательно слушают ее.
С и м а. …И только стали обсуждать про семью и государство да еще про борьбу с детским трудом, вошел Ленин… Мы все, кто где сидел, встали и давай хлопать… «Интернационал» петь…
С а н ь к а. Аплодировать.
С и м а. А он взял стул, бросил пальто на спинку, присел у краешка стола и говорит: «Продолжайте, товарищи, работу». Прищурился так и глядит, глядит на нас — в зипунах, в кожухах, в сермягах. А потом вынул, из кармана книжечку. Слушает, что делегатки говорят, и записывает. Слушает и записывает… Кто про голод, кто про босых и голых детей, кто про кулаков, что в деревнях активисток убивают. А он слушает. Видать, каждое слово услышать хочет. Записывает, а глаза невеселые такие… Потом, правда, заливисто рассмеялся, аж спиной назад откинулся…
О л ь г а. А с чего?
С и м а. Питерская делегатка рассказала, как поначалу боялась сесть в вагон императрицы Александры Федоровны…
О л ь г а (недоверчиво). В царицы и поезд?
С а н ь к а. А что такого! Велика пташка — бывшая императрица Сашка!
Б а д а н и н а. Не перебивайте. (Симе.) Чего вдруг она в царский салон-вагон?
С и м а. В Питере с харчами еще горше, чем в Москве. И питерское начальство сказало делегаткам: раз сытным пайком обеспечить не может, то хоть в императрицыном вагоне в Москву отправят… Ну, а потом Ленин поднял руку и попросил слова…
С а н ь к а. Речь мы в газете читали!
О л ь г а. Сравнила! То газета, а тут живой человек… Загляни в свою тетрадочку, Сима.
С и м а (взволнованно). Ленинову речь я как раз и не записала.
Ольга взметнулась и порывается что-то сказать.
Скажу вам, как поняла… Не может, сказал Владимир Ильич, полный социалистический переворот произойти, коли громадная часть трудящихся женщин — слышишь, громадная! — не примет в нем значительного участия. (Серьезно и уверенно.) Примут женщины участие в революции — будет ей успех, не примут — не будет. И еще отдельно сказал про женщину, задавленную… вот всем этим. (Взглядом и руками обводит комнату.)
О л ь г а. Так и сказал — задавленную?
С и м а. Задавленную. Спасти женщину, сказал, может только социализм. Один социализм!.. Сижу я, милые, слушаю его, и почудилось мне — ни холода нет, ни голода, ни тревоги, все скверное прочь сгинуло, одна только вера в сердце осталась… Кончил Ленин говорить — кто хлопает, кто плачет от радости. А батрачка одна в зипуне — она тайком от мужа и родителей на съезд приехала! — как закричит: «Пусть попробуют нас тронуть, мы теперь знаем, как жить!»
Б а д а н и н а (тихо). А ты, Сима, знаешь, как жить?
С и м а, Знаю. (Впервые мы видим ее такой одухотворенной.) Знаю, Анна Никифоровна. Как же я могу не знать, когда со мной… он говорил.
О л ь г а (тихо). С тобой?
Пауза.
С а н ь к а (непривычно тихо). Садись, Серафима, и расскажи. Только не торопись.
Б а д а н и н а. Не надо.
О л ь г а (вспыхнула). Как так не надо?
Б а д а н и н а. Про это все должны от нее услышать. Все, кто посылал ее в Москву.
С а н ь к а. Так она им потом расскажет!
О л ь г а. Помалкивай, Санька! Анна Никифоровна дело говорит. (Симе.) Выплеснешь все нам, душу откроешь, а потом, как все соберутся, первоцвета в тебе и не почуют.
С а н ь к а. Ладно уж, потерпим до собрания. (Баданиной.) А посторонний вопросик можно?
Б а д а н и н а (улыбается). Посторонний — можно.
С а н ь к а (Симе). Картошка сгодилась?
С и м а. Тебя вспомнила. Угостили матросов на диво!
О л ь г а. На женском съезде — матросы?
С и м а. Не на съезде. (Баданиной.) Вы про День красного офицера читали уже?
Б а д а н и н а. Нет.
С и м а. Как раз после съезда был в Москве такой день. И всех делегаток на Красную площадь позвали. На военный парад. Ленин речь сказал. Разъяснил, что только при красных офицерах станет наша армия непобедимо