Тем, кто хочет знать — страница 30 из 56

й… А потом мы в гости поехали. Кто на курсы краскомов, кто в кремлевские части, а нашу губернию моряки к себе пригласили…

С а н ь к а (насмешливо). Откуда же в Москве корабль?

С и м а. Не корабль, а бронепоезд. На станции под Москвой его сейчас ремонтируют и тяжелой броней обшивают. И вся команда — балтийские матросы. Ну, сначала, известно, митинг… А после митинга подходит ко мне матрос. Аскольд…

С а н ь к а. Чудное имя какое!

С и м а. У него на бескозырке так напечатано.

Б а д а н и н а (смеется). Это же корабль так называется.

О л ь г а. А самого как звать?

С и м а. Не спросила, постеснялась.

О л ь г а. А он, голубчик, не постеснялся заговорить с тобой?

С и м а (смущенно). Он ко мне подошел как… к делегатке. А из себя он видный, статный… Речь здорово сказал. И первым после митинга «Интернационал» запел. На бронепоезде он вроде комиссаром. А так — стеснительный.

С а н ь к а (смеется). Храбрый, видать, комиссар — перед Симкой оробел!

С и м а. Да я, дуреха, возьми да перво-наперво спроси: а как у вас на бронепоезде с харчами?

О л ь г а. Ты б еще спросила, часто ли в баню их водят да исподнее меняют?


Санька и Баданина смеются.


С и м а. Матрос тоже, как вы вот, рассмеялся: только ангелы с неба не просят хлеба. А я ему: хлебом не богаты, а картошкой попотчевать рады! И тут же…

Б а д а н и н а. Понятно. (Сане.) Можешь быть спокойна, картошка понравилась. (Нехорошо закашлялась.)

С и м а. Еще как! В мундире испекли. А соль у них своя…

Б а д а н и н а (надевает пальто). Мы с Саней пойдем. Про собрание, женщины, договоримся в ревкоме.

С а н ь к а. Пусть разрешат печи истопить. Такой случай!

Б а д а н и н а (в дверях). Ольга, вы тоже не задерживайтесь. (Снова закашлялась.) Пусть Сима доклад свой обдумает. (Уходит.)

О л ь г а. Не засижусь.

С а н ь к а (в дверях, Симе). А голубое платье надевала?

С и м а. Не пришлось… на съезде.

С а н ь к а (досадливо махнула рукой). Эх, ты… (Уходит.)

С и м а (вдогонку). В зале почти не топили.

О л ь г а (иронически). И лампадки перед иконами не теплились?

С и м а (молча идет в угол, задувает лампадку и снимает икону). Сколько я перед ней слез пролила… Не она великомученица, а я…

О л ь г а. Не потерпит такого Варфоломеич.

С и м а. К тебе приду. Не выгонишь?.. Слушай, говорят, на разгрузке дров он усердно трудится?

О л ь г а. Да ну его к лешему! Я тебя вот что спросить хочу….

С и м а. Погоди. Разве плохо, что он хоть какую ни есть пользу приносит?

О л ь г а. Как бы его польза нам во вред не пошла.

С и м а (грустно). Ты, Ольга, как человека невзлюбишь, так уж навеки.

О л ь г а. А за что мне его любить? За то, что он ткачих в проходной догола раздеваться принуждал — не прихватила ли шматочка пряжи?.. (Пытливо.) Почему, как про матросика разговор зашел, ты глаза прятать стала?

С и м а (вспыхнула). Что ты! У меня муж есть…

О л ь г а. У тебя, бабонька, и сердце есть. И не Варфоломеичу во владение отдано. Так, что ли?


Сима молчит.


Ты к матросам в голубом платье поехала? (Улыбнулась.) На бронепоезде-то не замерзла?

С и м а (смутилась). Сама не знаю, что вдруг напялила.

О л ь г а. Ох, Симка, я хоть из лаптей выросла, а на мякине меня не проведешь. Вижу, запал тебе в сердце статный комиссар Аскольд?..


Сима опустила глаза.


Не от зависти недоброй я, Сима, спрашиваю. Истосковалась ты по ласке, по слову задушевному, по любви бабьей, ненасытной. (Обнимает Симу, которая доверчиво прижимается.) Хочется тебе день и ночь думать про хорошего человека, жалеть его… Засыпать и просыпаться, про него думаючи… Какой же у тебя разговор с Аскольдом вышел?

С и м а (улыбнувшись воспоминаниям). Рассказала я ему сказку…

О л ь г а (досадливо махнула рукой). Хоть про любовь?

С и м а. В сказках всегда про любовь.

О л ь г а. А он?

С и м а. Он сказал, что сказок не уважает…

О л ь г а. Молодец!

С и м а. …но мою запомнит.

О л ь г а. Сказку? А тебя?

С и м а. Молчи, Ольга!

О л ь г а. Почему молчать? У тебя, Сима, никогда от любви сердце не заходилось — вот и заладила «молчи да молчи»! Ты бы со стороны на себя с Варфоломеичем поглядела! (Подходит к стене и показывает на свадебную фотографию Гаврюшовых.) Сытый волк и птица в клетке — какая уж тут любовь? А я голодала, в прядильном недоношенного родила — боялась, оштрафуют, коли смену не дотяну, — но так любила Степу моего… И он ко мне… завсегда с лаской… (Подавив рыдание.) Кабы не удушили его газом в окопе, сейчас у нас первым бы комиссаром был!.. Ой, как он целовал меня, Симка!.. Обнимет, голову на плечо положит… Понимал, без ласки жизни нет. Коли ласка, Сима, от милого, а не от постылого… А вы на съезде про любовь ни словечка, верно, не проронили. Все только про внутреннее и внешнее…

С и м а. И про любовь прения были. Одна деревенская, она так с узелком в руках речь и говорила, прямо Ленину и сказала: «Мне, товарищ Владимир Ильич, бабы наказывали у вас спичек да сольцы для деревни стребовать. А я от вас поболе, чем спички да сольцу, получила, вы мне веру дали и дорогу показали. И я хочу у вас новый закон стребовать, чтоб не дозволяли девушек за немилых выдавать, чтоб советский закон за ихнюю любовь крепостью стоял…»

О л ь г а. Молодец, даром что деревенская!.. Война идет, голод кругом, хороших людей из-за угла кончают, а сердце бабье… оно без любви не может… Правда?.. Молчишь… Что ж, ты мужняя жена…

С и м а. Может, и безмужняя… Ох, нелегко мне, Оля… (Тесней прижавшись к ней, тихо начинает песню.)

Ты расейска вольна пташка,

Воспремилый соловей…

О л ь г а (вторит ей).

Ты везде можешь летати —

Высоко и далеко…

(Поют вместе.)

Сколь высоко, сколь далеко —

В славный город Ярослав.

Разыщи мне там милого

Не в трактире-кабаке.

Сядь пониже, сядь поближе,

Дружку жалобно воспой,

Ты воспой, воспой милому

Про несчастье про мое,

Про такое ли несчастье:

Меня замуж отдают.

Не за милого за друга —

За старого старика,

За старого, за седого,

За седую бороду…


Входит  Г а в р ю ш о в  в рабочей одежде. Песня оборвалась.


Г а в р ю ш о в. Поешь, пташечка моя ненаглядная!.. Еще утречком порадовали меня, что ты вернулась, да работу бросить не посмел. С приездом тебя, женушка!


Сима молчит.


Слава господу, что вернулась невредимой и здо… (Хочет перекреститься, но, заметив, что икона снята, застыл с поднятой ко лбу рукой.)

О л ь г а. Что, Гаврюшов, сейчас бить жену станешь?

Г а в р ю ш о в (после паузы, кротко). Ошибаешься, Корнеева. Господь и без иконы мою молитву примет… А такую жену бить — грех. Желанную мою, единственную…

О л ь г а. Глядеть на тебя, шарлатан, тошно! (Симе.) Правда?.. Иль уж оттаяла?.. (Не получив ответа, уходит, хлопнув дверью.)

Г а в р ю ш о в. Завидущая она, Корнеева. (Вздыхает.) Да бог с ней! (Приближается к Симе.) Здравствуй, голубонька моя… (Хочет обнять ее.)

С и м а (отстраняется). Погоди. Поговорить надо.

Г а в р ю ш о в (вспыхнул). На съезде не наговорилась?

С и м а. Съезда ты не касайся.

Г а в р ю ш о в. Почему это? Ты мне кто — жена аль чужая?

С и м а (после паузы). Не знаю. (Набросив пальто на плечи, хочет уйти.)

Г а в р ю ш о в (примирительно). Не серчай, голубка. Со мной посиди.


После некоторого колебания Сима отдает ему пальто.


Впервой разлучились, я цельные две недели заснуть не мог… Ой, Сима, тосковал! (Достает из буфета закуску.) А ты, поди, забыла, что живу я на свете.

С и м а. Ипат… Горько мне, что ты в старом увяз. Мы с тобой теперь…

Г а в р ю ш о в (испуганно). Молчи, молчи!

С и м а. Нет, уж выслушай. Мне звездочку мою указали, и я все к ней, к ней. А ты…

Г а в р ю ш о в (умоляюще). Серафима, не время об этом…

С и м а. А ты в подполье вместе с одежей праздничной думы свои схоронил — оттого и маешься. А коли б…

Г а в р ю ш о в (буквально перекрикивает ее). Поешь лучше! Небось в Москве несытно. (Ставит на стол две бутылки вина.)

С и м а. Откуда вино?

Г а в р ю ш о в. Для тебя. Такое вино здоровье прибавляет. И снеди тебе порядком припас.

С и м а. Где достал?

Г а в р ю ш о в. Последних два золотых пятерика спустил. (Смеется.) Николашка уж не вернется… Присядь к столу.

С и м а (не садится). Ипат, ты хоть разок об жизни задумывался?

Г а в р ю ш о в. О нашей?

С и м а. Твоей.

Г а в р ю ш о в. У нас, женушка, жизнь одна… Вот пустят фабрику, заработок мне выйдет — хоть в кочегарку, но возьмут. (Прорвалось хвастовство.) Без Гаврюшова не обойдутся.

С и м а. А без хлопка? (Подходит к нему.) Без ремней? (Вот-вот обнимет его, глядит ему в глаза.) Ипат…

Г а в р ю ш о в (задрожал от ее близости). Неужто не веришь, что не ведомо мне ничего?

С и м а. Не знаю. (Отходит от него.)

Г а в р ю ш о в. Тебе-то на фабрику вертаться не придется.

С и м а. Это еще почему?

Г а в р ю ш о в. Тебя теперь обязаны в ревком взять аль какую другую должность предоставить… Ну, женушка, со свиданьицем! (Хочет откупорить бутылку.)

С и м а. Не надо.

Г а в р ю ш о в. Винишко, сказывают, дамское. Крепости небольшой, а целебности — что в лекарстве.