Р а т о я н (смеется). Пан — не в смысле барин. Вежливость. Мне когда-то Нина объясняла: заменяет русское «вы».
Ю з е ф (обрадован). Так то и есть, прошу пана.
Д е д у н о в. Видать, еще продержат Травку в госпитале.
Г о л о с Д а л и е в а. Федот Иванович! Лавренко!
Д а л и е в появляется.
Разрешите, товарищ майор?
Р а т о я н. Продолжайте, Далиев. Срочно?
Д а л и е в. Сверх, товарищ майор! Из корпуса кто-то приехал (Дедунову.) Нас требуют. И тебя, Юзеф!
Ю з е ф. Корпус — то добже. Прошу пана, ночью пойдем?
Д а л и е в. Уважаемый Юзеф, у нас, в Узбекистане, говорят: сказал слово другу, а мою тайну узнал враг.
Ю з е ф. У нас, в Польше, почти так же мовлять, прошу пана.
Д е д у н о в (собрался). Эх, не успели мы пограничный столб закончить.
Д а л и е в. Закончат. Напишут красным «СССР». И поставят. Нам весла делать нужно. Я такой челночок обнаружил! Легкий, как шаль из кисеи!
Р а т о я н. Ну идите. (Юзефу.) Счастья вам на родине.
Ю з е ф. Счастье — то бардзо добже, пан майор.
Дедунов, Далиев, Лавренко и Юзеф уходят. Помахав им вслед рукой, Ратоян направляется в другую сторону. Навстречу ему — похудевшая Н и н а. В руке вещмешок.
Р а т о я н. Нина…
Н и н а. Вы?.. (Обнимает его.)
Ратоян ее целует.
Ой, товарищ майор!
Р а т о я н. Так быстро выписали?
Н и н а (смутилась). И вовсе не быстро.
Р а т о я н (подозрительно). Документ из госпиталя?
Н и н а (опустив глаза). Пришлют. Хотите хлеб с вареньем?
Р а т о я н. Удрала?
Н и н а. Белая черешня. Хотите?
Р а т о я н. Вернем в госпиталь.
Н и н а. Завтра бы выписали, ей-богу!
Р а т о я н. Зачем же удрала?
Н и н а. В чужую часть могли направить.
Р а т о я н. Могли.
Н и н а. Видите. (Достает бутерброды.) В госпитале мировой харч, а все равно осточертело.
Р а т о я н (ест, ворчливо). Ох, достойная ученица Лозового!
Н и н а (вспыхнула). При чем тут Лозовой?
Р а т о я н. Тоже удрал из госпиталя. «По самодиагнозу» — так мне в письме написал, нарушитель! А еще Герой Советского Союза!
Н и н а (обреченно). Герой Советского Союза…
Р а т о я н. Это еще он за Сталинград. Тогда, помнишь, Солодухин именно в Сталинград увез несколько человек. И Напорко. Ты ведь Напорко знаешь?
Нина поглощена своими мыслями и не отвечает.
Он тебе не очень по душе?..
Н и н а (безучастно). А кому он по душе? Сухарь.
Р а т о я н. В первые же дни войны сухарь грудью прикрыл Солодухина. Полтора месяца в госпитале провалялся. Не знала? А он не трезвонит.
Н и н а (постепенно овладевает собой). Все равно, он… он с недостатками.
Р а т о я н. Ниночка, храбрец даже с недостатками — храбрец, а трус есть трус, даже если это его единственный недостаток.
Н и н а (собралась с силами, подчеркнуто безразлично). Кстати, а где сейчас Лозовой?
Р а т о я н. Больше писем не было. А возможно, письмо меня догоняет — уж больно быстро наступаем, Нина.
Н и н а (словно про себя). Герой Советского Союза…
Ратоян пристально смотрит на нее. Прибегает К о р е ш к о в.
К о р е ш к о в. Товарищ майор, вас… (Остолбенел.) Травка! (Спохватился, Ратояну.) Передано из полка: вам немедля связаться с КП. Кто-то приехал.
Р а т о я н (Нине). Не прощаюсь. (Быстро уходит.)
К о р е ш к о в. Нина!.. Не рада мне, что ли? Или поскучнела в госпитале.
Н и н а. Степан Петрович! Милый… (Подает ему руку.)
К о р е ш к о в. Меня и поцеловать не грех — ты с моей младшенькой, сама знаешь, погодки. (Целует Нину.) А теперь, Травка, докладываю: книжку писателя Тютчева сберег. Буржуазного происхождения, а правильно сочинял. (С чувством.) «Так пусть же бешеным напором теснят вас немцы и прижмут к ее бойницам и затворам, — посмотрим, что они возьмут!» (Показывает кукиш воображаемому немцу.) Вот что возьмут! (Спохватился, убегает.)
Н и н а (о своем). Герой Советского Союза… (Задумалась. Вынимает из кармана гимнастерки фотокарточку. Всматривается.)
Приходит М а к с и м о в.
М а к с и м о в. Нина!
Н и н а. Здравствуйте.
М а к с и м о в. Ратоян сказал, вас выписали…
Н и н а. Спасибо за Тютчева.
М а к с и м о в (увидев фото в ее руке). Лозовой?.. Моя работа.
Н и н а. Возьмите. (Протягивает карточку.) Хранить надо карточки только самых близких… (Отвернулась.)
М а к с и м о в (после паузы). Я вам прочитаю письмо девушки. Если когда-нибудь сумею написать пьесу… обо всем, что мы с вами видели… и еще увидим… я включу в пьесу это письмо… Слушайте.
Н и н а. Я не вижу письма.
М а к с и м о в. Запомнил. Всю жизнь буду помнить… «Хороший мой, сегодня тоже нет от тебя письма. Пятьдесят третий день. А может быть, наша почта уже не работает. Снаряды все слышней. Правда, нас уже не бомбят — наш городок для них незначительный объект. Знаешь, я не эвакуировалась. Если в такие дни я, твоя невеста, не могу быть рядом с тобой, самым дорогим мне человеком, то помогу твоим родителям, разделю их судьбу. Славные они у тебя, и мне с каждым днем понятней, отчего ты такой, каким я тебя знаю… Это письмо дойдет до тебя, должно дойти! Ты не можешь не знать, кем ты для меня стал. После встречи с тобой я становилась лучше с каждым днем, поверь, чище душой… Боюсь только одного: во всех оккупированных городах немцы берут на специальный учет девушек и подростков, а потом угоняют в Германию. Если так случится со мной, я не выживу. Любимый мой… Ты для меня больше чем любимый, ты мой друг. Друг! Если я погибну, женись, обязательно женись. Это большой грех, чтобы у такого человека, как ты, не было детей. Прибавь к характеру жены свой, и она будет чудесным человеком. Только прошу тебя, не женись на девушке, которую тоже зовут Оксаной. И еще: никогда, слышишь, никогда не ходи с ней на Шестую симфонию Чайковского. Это только мое. И пусть останется моим. На Шестой, помнишь, в Харькове, весной я поняла, что без тебя моя жизнь потеряет всякий смысл…» (Пауза.) И больше писем Лозовой не получал.
Н и н а (тихо). Лозовой?
М а к с и м о в. Помните, мы из батальона уехали вместе. Ночью шофер менял скат. В лесу темень. И при синем свете фар Лозовой прочитал мне письмо Оксаны. Наутро я записал его… Да, он и фото ее показал. Он сам снимал. На берегу Десны. (Словно впервые разглядев Нину.) А вы… похожи на Оксану!.. Отдаленно, но похожи… Ну как, вернете мне фото Лозового?
Нина, услышав чьи-то голоса, уходит. Появляются С о л о д у х и н, сменивший его на посту комдива генерал-майор Т а ш и л о в, Р а т о я н и Н а п о р к о.
Т а ш и л о в (с картой в руках докладывает Солодухину). Если разведка подтвердит, прошу разрешить мне форсировать Буг левее километра на полтора.
С о л о д у х и н. Даже на два. И сомкнетесь с Первой армией Войска Польского. А вашим соседям справа я сейчас тоже дам запасной вариант форсирования. Я от вас прямо к ним.
Н а п о р к о (подходит). Разрешите отлучиться? Я мигом.
С о л о д у х и н (хмуро). Опять хозяйственные проблемы?
Н а п о р к о. Так точно, товарищ генерал.
С о л о д у х и н (укоризненно). Ох, Напорко. Ладно, в последний раз.
Н а п о р к о. Слушаюсь, в последний раз. (Уходит.)
М а к с и м о в (подходит). Товарищ генерал-лейтенант, разрешите присутствовать?
С о л о д у х и н. Твои коллеги сначала присутствуют, а потом спрашивают. Здравствуй, корреспондент. Не зазнался? Ты же теперь центральная пресса!
Неподалеку раздается сильный взрыв.
Т а ш и л о в (Ратояну). Майор, это в расположении вашего полка. Проверьте.
Р а т о я н. Слушаюсь. (Быстро уходит.)
С о л о д у х и н (Максимову). Да вот еще. Что ты все пишешь: «немцы отступили», «немцы оголтело сопротивляются», «немцы зверски расправились с населением». Я бы написал «оккупанты», «захватчики», «фашисты».
М а к с и м о в. Сейчас понятие «немец» как-то неотделимо от понятия «фашист».
С о л о д у х и н. Отдели. Кончится война — узнаем, думаю, про дела немецких коммунистов — подпольщиков в гитлеровском тылу! Сейчас вернется Напорко, возьми у него записку — саперы нашли в неразорвавшейся мине… Как это там?..
Т а ш и л о в (подсказывает). «Тельмановцы и на подземных заводах помогают советским братьям, несущим свободу Германии».
С о л о д у х и н (Максимову). Понятно, писатель?
Приходит Д а л и е в. Рапортует Солодухину.
Д а л и е в. Товарищ генерал-лейтенант! Вы выразили желание увидеть наших и польских разведчиков, которые совместно…
С о л о д у х и н. Выразил. И не увидеть, а потолковать. Где они у тебя, москвич? Пойдем.
Все следуют за ним, не замечая Н и н ы, которая стоит в отдалении. Прибегает взволнованный Р а т о я н.
Р а т о я н. Товарищ генерал! Погиб лейтенант Напорко.
Солодухин замер.
Он решил проверить дорогу — вы по ней собираетесь к соседям справа. Дорога заминирована.
С о л о д у х и н (глухо). Саша… где?
Р а т о я н. Отнесли в санбат.
Солодухин стремительно уходит. Ташилов за ним.
Вот, сухарь, оказывается, стихи сочинял. И, как ни странно, о тебе… (Уходит.)
Нина задумалась. Вечереет. Проходят Д е д у н о в, Д а л и е в, Л а в р е н к о и Ю з е ф. Они вооружены, в маскировочных халатах, несут весла.
Д е д у н о в (Нине). Доброго пути пожелай нам, дочка.
Н и н а. Присели бы на дорогу.
Ю з е ф (удивлен). Прошу, пани, зачем?